— Поздно уже, — сказала она. — Ты не проводишь меня до такси?
— Я и до дома могу, — храбро сказал он.
Ирина рассмеялась.
— Ну, пошли.
Оказалось, что, пока они сидели в клубе, улицу засыпало снегом, и он продолжал валить громадными хлопьями. Машину брать не стали. Идти было всего ничего. Ирина молчала, да и Дима, сунувший руки в карманы, не пытался поддержать разговор, пока они не свернули в арку к калитке, закрытую на кодовый замок.
— Мы ведь виделись недавно, верно? — сказал он. — Помните? В троллейбусе. Я тогда, правда, в хлам пьяный был. Десять утра, холодно, мы накануне выступали, а потом пили полночи. Утро было поганенькое, голова болела, все вокруг серое. И контролерша, дура набитая, верещала над ухом, а тут вы: длинное пальто, красный шарф… Я не видел, как вы вошли. Просто открыл глаза. Помните?
Она хотела помотать головой, но неожиданно для самой себя произнесла:
— Да, Дима, я помню.
Он внезапно улыбнулся, радостно, как ребенок.
— Я думал, не помните.
Ирина тоже улыбнулась уголком рта, потопталась на месте, приминая погребенные под снегом листья, и протянула руку к кодовому замку.
— Ну, я пойду, пожалуй.
Парень беспомощно кивнул, а потом сказал с неким нахальством:
— Холодно. Я бы кофейку выпил.
Обалдев от собственного целомудрия, она чмокнула его в щеку и строго сказала:
— До свидания, Дима.
Калитка лязгнула за ее спиной. Быстро, как на крыльях, Ирина нырнула в подъезд, поднялась на свой второй этаж, ни на миг не вспомнив, что в вязком полумраке ее может поджидать убийца, открыла дверь и ввалилась в квартиру. Не зажигая света, она встала у окна, глядя на удалявшуюся прочь мужскую фигуру, окруженную роем снежинок.
Лежа без сна на толстой пуховой перине, Ольга решила: пора действовать, ни к чему эти последние китайские предупреждения. И сама беззвучно рассмеялась. Очень забавляло ее слово «китайские», как будто у предупреждений есть градация по национальному признаку.
Сережа вернулся из магазина с разбитым носом и содранными костяшками на пальцах. Она ахнула и бросилась с вопросами и все тянула его в ванную, промыть боевые раны. Сын грубо оттолкнул мать и бросился в свою комнату звонить, плотно закрыв дверь. Не вынося неизвестности, женщина бросилась подслушивать.
— Слушай, ты, — шипел Сергей, — в последний раз предупреждаю… Да, в первый и последний: от…сь от меня! И гоблину своему скажи, что я его в два счета упеку.
Помолчав немного, добавил еще тише, еще страшнее:
— Я тебя предупредил.
И брякнул трубкой так, что телефон жалобно дзынькнул. Ольга отскочила от дверей — как раз вовремя, чтобы пропустить мимо себя это полное, стремительное, как торпеда, тело, пронесшееся на кухню. Там Сергей жадно напился прямо из под крана, а потом стал раздраженно копаться в пакете, выуживая мятые продукты.
— Ну, хоть бутылку не кокнул, — зло сказал он, налил себе в чайную чашку и выпил, не морщась. И только глаза, белые от злости, бешено вращались по сторонам.
— Сереня, что случилось? — воскликнула Ольга, не владея голосом. Не отвечая, тот понесся обратно. Ольга пыталась удержать его, хватала за руки, но он вырвался и захлопнул двери прямо перед ее носом. Не обратив внимания на попытку остаться в одиночестве, она ввалилась в комнату, где сын валялся на кровати, с остервенением переключая телевизионные каналы. Батарейки в пульте подсели, и Сергей яростно вскидывал руку, как ковбой — свой верный кольт.
— Тебя что, побили? — жалостливым голосом спросила мать, готовясь заплакать на всякий случай.
— Мамо, отстаньте от меня срочно, — буркнул тот.
— Что значит — отстаньте? — возмутилась она, готовая ринуться в атаку. — Я сейчас в полицию позвоню, и его сразу найдут. Или лучше прокурору, Игорю Санычу…
— Никуда не надо звонить, я сам разберусь.
— Как разберешься? Что ты там разберешь? — воскликнула она. — Пока ты будешь разбираться, все уже быльем порастет. Надо сейчас звонить, чтобы дело раскрыли… того… по горячим следам!
— Мамо, вы у меня такая умная, когда не надо, — язвительно сказал Сергей. — Опять НТВ насмотрелась? Что там у нас в программе на эту неделю? Очередные «Менты»?
— Это из-за нее, да? — выпалила Ольга и сама испугалась, увидев, как брови сына свело к переносице. Сергей налился кровью и набрал воздуха в грудь, приготовившись орать, что за ним водилось крайне редко. Она отступила к дверям, собираясь спрятаться за ними, словно напуганная черепаха.
— Что ты лезешь? Что ты лезешь, куда не просят? — заорал сын. — Мало ли что у меня в жизни бывает! Я тебе сказал — не суйся!
Ольга выбежала прочь и скрылась на кухне, всплакнув от отчаяния с хорошо рассчитанной амплитудой звука, но сын не вышел извиняться. Надеясь, что он одумается и придет поговорить, пожарила даже вожделенной им картошки, надеясь, что голодный зверь выползет на запах и подобреет.
Сергей к ужину не вышел. Через час телевизор в его комнате замолчал, а еще через полчаса до Ольги долетели звуки молодецкого храпа.
Хорошо ему! Спит себе и в ус не дует, а она — мучайся неизвестностью!
Ворочаясь в своей постели, мать и так, и эдак крутила произошедшее, убеждаясь, что вечерняя схватка, скорее всего, дело рук этой бесстыжей Наташки. А ведь она ее предупреждала, и вроде бы до этой драной кошки дошло.
Оказалось, не совсем.
Ольга не слишком любила сноху и уж тем более сватью Аллу, но сейчас выбирать не приходилось. В войне против блондинистой захватчицы хороши были все средства. Провозившись до утра, она решила, что союзники крайне необходимы. Звонить Ирине все-таки не решилась, потому устроила обходной маневр, набрав номер Аллы. Дома никто не снял трубку, мобильный был выключен. Недолго думая, она позвонила на работу, в Дом культуры, где та по старой памяти вела пару кружков, ставя танцы для детей.
— Ой, Алла Сергеевна в больнице, — заполошно ответила секретарша.
— В больнице? — испугалась Ольга. — А что с ней? Вроде бы недавно была здорова. Давление, наверное? Я сама так мучаюсь, что не обсказать…
— Да мы сами не в курсе. Дочка звонила, сказала — мама в травматологии. Не то упала, не то еще что. Телефон выключен, но, кажется, ничего серьезного…
Поблагодарив секретаршу, Ольга положила трубку и задумалась. Выведенная из строя Алла на роль Аники-воина никак не годилась. Выходит, биться против Натальи придется в одиночку.
Леля долго шаталась по квартире, словно медведица, прикидывая план действий, и уже под вечер, за пару часов до возвращения сына с работы, выпила для храбрости рюмочку клюквенной настойки и сняла трубку.
— Здравствуйте, девочки, — сказала она, как только на другом конце провода донеслось резкое «Да?». — А это Ольга Петровна. Как вы там? Не скучаете?
Выслушав восторженное кудахтанье, она произнесла сладким голосом:
— А я так соскучилась, так соскучилась. Пожалуй, завтра к вам зайду. Да и вопросик у меня один есть!
Сны после коньяка были тяжелыми, обволакивающими, как пыльные облака. В детстве, вытряхивая мусорный мешок старого пылесоса, Наталья наблюдала это явление. Рваные, смазанные хлопья пыли в окружении серых облаков, тяжело осыпающихся к низу. Сколько ни старайся, ни уворачивайся — будешь запорошена вся, и потом придется смахивать пыль с одежды. После каждого хлопка по платью вокруг появлялось серое марево, тяжелое и приставучее.
Алкогольные сны были такими же, потому Наталья крепких спиртных напитков не любила, предпочитая шампанское. И в голову бьет, и весело, и — что немаловажно — утром как огурец. Недаром гусары и мушкетеры его предпочитали и напивались в хлам. Это ж сколько надо было выжрать, чтобы упиться в мясо? Вот только Леха, приходивший уже третью ночь подряд, о благородном напитке постоянно забывал. Приходилось обеспечивать себя самой, но в тот злосчастный вечер она о «снарядах» забыла и, слушая Лехин рассказ, как он лупцевал несчастного Сережу, повизгивала от восторга, жмурилась и пила то, что было.
Потом она, как водится, «благодарила героя», и ей, отдававшейся грубоватому и непритязательному Лехе, было приятно и радостно осознавать, что нашелся герой, готовый встать на ее защиту. Снова и снова представляя, как мощный кулак валит Сергея с ног прямо в грязь, она ничего не могла с собой поделать, прыская и глупо хихикая. Леша, на котором она сидела верхом, шипел: «Тише! Тише!», но потом сам ржал в голос, будя спящую в соседней комнате Аленку.
Остатки коньяка под шоколадку допили прямо в постели, после чего Наталья заснула тяжелым беспокойным сном.
Будильник не то не прозвонил, не то она его не услышала, а проснулась лишь от резкого звонка в дверь. Леха почмокал губами, но так и не поднялся, только брови наморщил. Наталья посмотрела на часы и простонала. Ну вот, детский сад они безнадежно проспали. Аленка, голенькая, в одних трусиках, играла пустыми бутылками, выстраивая их в ряд. Пальцы, губы и бока дочки, а также голые коленки были извозюканы в шоколаде. Нашла, видать, остатки у кровати и быстро запихала в рот, засранка! В телевизоре скакали друг за другом серый кот и рыжий мышонок, лупили по мохнатым задницам, сбрасывали на головы наковальни и как ни в чем не бывало бежали дальше.
— Алена, — позвала Наталья шепотом. Ответа не было. Дочь расставляла бутылки и косилась в телевизор, не слыша мать. — Алена!..
Она обернулась, вытаращив глазенки, и снова уставилась в экран. Снова зазвенел звонок, а потом в дверь застучали, громко, требовательно.
— Тьфу, зараза, — выругалась Наталья, потянула валявшийся под Лешкой халат и, накинув его на голое тело, пошла к дверям. — Да иду я, кого там черти принесли!
Черти принесли участкового.
Она отшатнулась от неожиданности, заморгала испуганно и даже рот открыла, чтобы осведомиться о причине визита, но горло подвело в самый ответственный момент. Она вдохнула, закашлялась и беззвучно пошевелила губами, как выброшенная на берег рыбина. Участковый смотрел безучастно, холодными профессиональными глазами.