Он медленно подошёл к дымящейся чёрной латной перчатке, с презрением посмотрел на неё, ткнув её кончиком ботинка.
Сила перчатки исчезла вместе с очагом, теперь это был просто кусок металла. Но глядя на неё я вновь будто бы слышал шепот в своей голове. Тихий. Навязчивый.
Я моргнул, отогнав наваждение.
— Кто бы мог подумать, что самый обычный третьесортный очаг самого низкого ранга будет содержать в себе такую… — он на миг задумался. Вздохнул и приложил к уху коммуникатор, — Очаг ликвидирован. Есть раненые. Нужна команда медиков во внутренний контур, — доложил Кожедуб по внутренней связи, — И команду артефакторов.
Не прошло и минуты, как сверху вновь загудели двигатели саламандр. Скрипнули тормоза. И команды санитаров, отмеченные белыми нарукавными повязками, рассыпались по внутреннему контуру очага. Большая часть спрыгнула вниз, в кратер.
Я видел, как перевязывают раны Архипову. Как отмахивается от них Полозов. Медики огнеборцы быстро нашли и погрузили на носилки находящихся без сознания кадетов 1-го учебного отряда, больше всех пострадавших.
Двое же санитаров, несущие в руках тяжёлую медицинскую установку, подбежали к находящемуся без чувств Баранову, которого тут же оплели проводами и катетерами. Потянуло знакомым, успокаивающим запахом медикаментов. Медики поместили его на носилки и унесли прочь.
Отдельная команда огнеборцев в тяжелой защите, как у саперов, поднесли к перчатке тяжелый металлический ящик. Его матовая чёрная поверхность была покрыта пылающими рунами, тонкие цепочки которых складывались в причудливый, но не лишенный логики замысловатый узор.
— Ну что же… — обратился ко мне Кожедуб, — Мне надо будет доложить полковнику, что очаг ликвидирован. Мы тут закончили. Жду отчет о событиях в очаге.
Мы не сговариваясь вымученно вздохнули.
— Это завтра, — усмехнулся Кожедуб, — Сегодня у меня для вас будет сюрприз. В честь вашего первого очага.
Мы удивленно переглянулись. Кожедуб лишь усмехнулся.
— И, святое пламя, Пожарский, найди уже где-нибудь одежду…
***
Колонна машин, увозила последних участников ликвидации в наш учебный центр. Стоило нам миновать наш, ставший уже родным наблюдательный пост. Как две последние саламандры в колонне остановились рядом с поскрипывающим белым шлагбаумом.
— Пятый учебный отряд, слушай мою команду! — донёсся по рации стальной голос Кожедуба. — На выход!
Спорить с ним, конечно, никто не стал, и вскоре пятёрка потрёпанных, но живых кадетов-огнеборцев, стояла перед машиной, вытянувшись в струнку.
— Вольно! — скомандовал Кожедуб, стоявший перед нами. — Слушай мой приказ: приказываю отдохнуть как следует. Вы заслужили.
Он улыбнулся своей кривой ухмылкой, хлопнул по борту стоявшей впереди Саламандры — её аппарель откинулась.
— Ну что, встали? Или думаете праздновать на сухую?
— Никак нет! — дружно ответили мы.
Архипов опомнился раньше всех и, отсалютовав, рванул к раскрытой машине. Тут же вынырнув из её чрева, он, широко улыбаясь, нёс две крупные кеги.
— Ну что, огнеборцы? — улыбнулся в ответ Кожедуб, дождавшись, пока мы разгрузим заслуженную награду, — Наслаждайтесь.
— А как же вы? Думаете пропустить все веселье? — спросил я Кожедуба.
Он улыбнулся.
— Я тронут, Пожарский, твоей заботой. Но есть ещё дела, — покачал он головой, — Бывайте. Заберу вас завтра
Он запрыгнул в машину и, высунувшись из верхнего люка, добавил:
— Огнеборцы — лучшие из защитников человечества. Они привыкли побеждать. Но это не значит, что они не умеют ценить победу. Так что живите как в последний раз. Жизнь не всегда будет такой.
***
Перед нами стояли две кеги с ледяным пивом, а на углях шкворчали как минимум четыре утки и солидный отряд заряженных шампуров… Ночь выдалась не из лёгких, и она всё ещё не закончилась.
В Очаге время текло совершенно не так, как в реальном мире, так что, по местному времени, на ликвидацию мы потратили всего несколько часов. А по нашему времени — мы не спали как минимум сутки…
В общем, несмотря на всё это, Пятый отряд молча сидел вокруг костра. Аппетита не было ни у кого.
Иронично подумал я, что среди всех нечего скрывать было только Полозову. Его самая страшная тайна была раскрыта, я надеюсь, на экзамене.
Хотя был ещё Архипов, но тут я бы совсем не удивился, если бы он сейчас сказал, что является бастардом нынешнего императора — как минимум.
Но во всей этой ситуации был один неприятный, но жизненный момент.
Если мы не будем друг другу доверять, мы как команда далеко не уедем. И эта наша первая победа будет последней.
— Если хотите что-то сказать — говорите, — обратился я ко всем собравшимся. — А то пиво скоро нагреется, и от этого вечера не останется ничего хорошего.
— Может, сам начнёшь? — заметил Полозов. — Что-то мне кажется, у тебя побольше есть того, что нам рассказать.
Он перевёл взгляд на Лену, затем на Ленского.
— Не говоря уже про нашу портальщицу и «мистера я-шучу-дурацкие-шутки-чтобы-никто-не-понял-что-я-чертов-психопат-с-излишней-привязанностью-к-чаю».
— Ну хожу через Бездну, и что? — скрестила руки на груди Лена. — Не мы выбираем, кем родиться. Выживаю как могу. Не нравится — держись подальше.
Полозов фыркнул:
— С удовольствием, — проворчал он.
— Ах ты…
Лена вскочила с места, готовая выцарапать Полозову глаза, но я мягко, но настойчиво взял её за руку.
Лена обернулась. В её глазах полыхал пожар. Оставь его так — и он сейчас нас всех тут сожжёт.
— Все мы знаем, что без твоих способностей многих из нас сегодня здесь бы не было. — спокойно сказал я Лене и перевел взгляд на Полозова, — Что бы Гриша ни говорил, он просто… Как человек кровей благородных, не привык получать помощь, а потому не знает, как за неё благодарить.
Ленский хмыкнул. В целом моё высказывание оказалось гораздо точнее, чем я мог подумать изначально. Правда…
— Ещё чего! — возмутился Полозов. — Да я…
— Что ты? Летать бы научился? — прервал его я, — Как дети малые, ей-богу… Неужели это так трудно.
Мы с Полозовым смотрели друг на друга. Казалось этот высокомерный, как и все дворяне парень ни за что не признает, что один бы не справился…
— Благодарю за помощь, — тихо сказал он и, насупившись, отвернулся, — Но и без меня бы вы не справились!
Лена вздохнула и опустила плечи.
— Ладно, — буркнула она, и села на место, — Спасибо и тебе.
У нас как-никак прогресс.
— Ну, раз с этим разобрались. — вздохнул я, — Тогда мой черёд рассказывать.
Ох, и не просто это… Могу ли я им доверять? Они уже доказали, что в бою не отступят и пойдут до конца. Доверие — штука такая: оно либо есть, либо его нет. Либо мы тут полагаемся друг на друга, либо каждый день запирается сам с собой и своими демонами — и ведёт этот бой один.
Одинокие волки не выживают. Только если сами не создадут себе свою стаю. И эта стая сейчас передо мной.
— Это долгая история, — начал я. — Только давайте хотя бы пиво нальём, пока холодное…
— Да, если что, у нас холодильник-то с собой! — рассмеялся Архипов, хлопнув по плечу Ленского.
Тот был не в восторге от такого лестного сравнения и, бросив на Архипова холодный взгляд, всё же раскупорил кегу. Каждый из нас обзавёлся бокалом ледяного пива и жареным на углях мясом.
— И началась эта история с того, — продолжил я свой рассказ, когда все уселись, — что на моей голове оказался мешок…
И я рассказал о событиях, предшествующих этой ночи. Про потерю памяти, про похищение, и то, как я пробудил в себе дар, и как встретился с демоницей, и как отец отправил меня сюда.
Под пиво и еду это было даже не так уж и скучно вспоминать. А вопросы Архипова, который очень бурно реагировал на наши с Ленским приключения в поезде, не позволяли мне упустить детали.
— То есть ты потерял память… — медленно произнесла Лена, водя пальцем по кружке. — И откуда у тебя эта сила, ты не помнишь?
— Да, — ответил я. — Она просто… пробудилась.
Полозов фыркнул:
— В двадцать с лишним? Не поверю. Тебя бы все рода на опыты разобрали по винтику, лишь бы понять, как в своих бездарях дар пробуждать…
Он осекся.
— Поняли наконец? — спросил я. — Кроме того, есть ещё одна сложность. Этой ночью… я слышал голос.
А вот Ленский, который знал эту историю ровно до этой ночи, внезапно встрепенулся.
— Что за голос? — спросил у меня Ленский.
Полозов покрутил пальцем у виска. Я голой рукой взял картофелину из углей и запустил прямо в него.
— Ай, горячо! — запричитал Полозов и перекинул картошку Архипову. Тот поймал её лапищей и со сноровкой разделал.
— Ну так что за голос-то? — напомнил Ленский свой вопрос. — Слышал его раньше?
— Когда мы с тобой сражались на экзамене.
Ленский, казалось, ничуть не удивился.
— И что хотел этот голос? — спросил он.
— Крови, — ответил я.
Лица у всех были стали как каменные маски. Веселье тут же слетело с них, и в каждом из сидящих у костра читалось напряжение. Архипов медленно вытирал руки о штаны и бросил быстрый взгляд на «Люсю».
Лена напряглась, как волчица, заметившая охотника и слегка откинулась назад, уходя из моего вида.
Только Ленский смотрел прямо на меня своим обжигающе-холодным взглядом.
— И ты уверен, что ты не одержим? — просто спросил он меня.
— Уверен, — так же просто ответил я.
— И на чём, позволь поинтересоваться, строится твоя уверенность? — вставил Полозов.
— На том, что я послал этот голос на хер. Я сам хозяин своей силы. И сам хозяин своей судьбы. А если так когда-нибудь быть перестанет… можете убить меня на месте. Даже пальцем не пошевелю, чтобы вам помешать.
Ленский усмехнулся. Он-то без сомнения знал, что эти слова — не пустая бравада. А я знал, что среди нас есть тот, кто может этим предложением воспользоваться. И теперь мне это было очевидно. Сохраним пока этот хрупкий статус-кво.
Ленский поднял кружку.