. При этом Х. Стродс пытается прикрыть столь уютный монополизм латышской историографии цитатой из выдающегося прусского историографа Л. Ранке, который на самом деле достиг вершин в своих изысканиях, не ограничиваясь прусской проблематикой.
Ну и совсем неприличной, выпадающей за рамки даже самой «горячей» научной дискуссии, выглядит «разоблачительная» тирада рецензента: «В 1920–1930-е гг. латвийский филиал ВКП(б) в Москве не только прямо призывал уничтожить в Латвии “буржуазный строй”, но и присылал для этого в страну сотни агентов. Однако в последнее десятилетие ту же самую работу ведут историки-пропагандисты неоимпериалистской России». На фоне этих огульных выпадов Х. Стродса в адрес российских историков как-то блекнут позитивные финальные фразы рецензии, призывающие к отказу от образов врага и плодотворным совместным поискам истины.
В отличие от книги Л. М. Воробьевой, написанной в научно-популярной манере, прибалтийские авторы не спешат дискутировать с новой монографией М. И. Мельтюхова «Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря» (М., 2014), подготовленной на основе огромного массива архивных документов, впервые широко вводимых в научный оборот. И это притом что данное исследование посвящено самому важному для историографий стран Прибалтики сюжету, связанному с событиями начала Второй мировой войны.
В своей работе российский историк предпринял комплексное исследование военно-политических проблем данного периода, многие из которых впервые стали объектом исследования. Так, никогда ранее в мировой историографии на основе соответствующих документов не изучались проблемы ввода в Прибалтику советских гарнизонов, изменение их численности и обустройство в местах дислокации, проблема советско-прибалтийских переговоров о поставках вооружений для армий Эстонии, Латвии и Литвы. Впервые на основе соответствующих документов анализируется советское военное планирование в отношении Прибалтики, сосредоточение войск Красной армии для проведения военной операции летом 1940 г., ход ввода дополнительных контингентов советских войск в страны Прибалтики. Ценными источниками, впервые вводимыми в научный оборот, являются материалы, отражающие общественные настроения в Прибалтике летом 1940 г., что позволяет проследить не только их направленность, но и определенную динамику. Во всяком случае, теперь есть возможность предметно обсуждать вопрос о том, какие именно настроения преобладали в прибалтийских обществах в этот важный для их истории период. Автор тщательно рассмотрел вопрос об «оккупации» и «аннексии» Советским Союзом республик Прибалтики и подтвердил выводы тех исследователей, которые полностью отрицают адекватность подобных тезисов, построенных на полном игнорировании международно-правовых оснований и элементарной лжи. В целом вводимые в работе М. И. Мельтюхова в научный оборот документы позволяют дать более объемное и целостное описание советско-прибалтийских отношений в начале Второй мировой войны. Несмотря на более чем значительный повод, латвийские официальные историки пока «отделались» несколькими комментариями в газетах. Так, заместитель директора по науке Военного музея Латвии Юрис Цыгановс посетовал на то, что М. И. Мельтюхов отказывается следовать в фарватере «оккупационной риторики» в адрес Москвы, и выразил готовность признать ценность его книги для прибалтов лишь в том, что в ней «детально описаны дислокация подразделений Красной армии и подготовка к военной операции по занятию стран Балтии».[273]
Преодолению узкого национально-цехового монополизма латышских историков, без которого невозможно не только разностороннее изучение истории Латвии и Балтии, но и полноценное включение местных русских ученых в академическую среду Латвии, препятствуют как негласные установки государственной кадровой политики, так и вполне громогласные «оккупационно-легионерские» декларации, отталкивающие своей избыточностью, неумеренностью и неприкрытой оскорбительностью уважающих себя русских историков. Зацикленность официальной историографии на жалобной негативистской риторике, непрекращающиеся «геноцидарные» спекуляции по болезненным вопросам истории Латвии советского периода и преимущественное обслуживание «титульными» историками электоральных интересов правонационалистических партий также не способствуют привлечению русских «рекрутов» в историческую науку на профессиональной основе.
В этих условиях в вузовско-академической среде выживают, как правило, лишь реликтовые специалисты, сохранившиеся в далеких от острых проблем ХХ века исследовательских нишах (например, профессор Латвийского университета Александр Гаврилин,[274] специалист по церковной истории, прежде всего – православной и старообрядческой), либо пошедшие на «компромиссы» в пропагандистских интересах официозной латвийской истории (например, профессор Александр Иванов[275] из Даугавпилсского университета, которого пытались активно задействовать в латвийской части двусторонней комиссии историков с Россией), либо использующие исторический нарратив в смежных дисциплинах (например, этносоциолог Владислав Волков, занимающийся социологическими и историческими исследованиями «политической и культурной идентичности русского этнического меньшинства в Латвии»[276]). При этом собственно в средоточии академической науки – Институте истории Латвии Латвийского университета нет ни одного штатного работника русского происхождения.
В научно-преподавательском корпусе русские историки встречаются (как правило, за пределами «главного» историко-философского факультета Латвийского университета), однако если они как-то «покушаются» в своих исследованиях на «тотемные» темы, то могут сталкиваться, мягко говоря, со сложностями (например, доктор истории из Даугавпилсского университета Татьяна Кузнецова, автор монографии «Латышский крестьянский союз (1917–1934) – знакомый незнакомец»;[277] успешный исследователь мемориально-коммуникативного пространства Латвии, профессор Университета им. Страдыня Сергей Крук, подвергшийся в мае 2010 г. преследованию со стороны Полиции безопасности Латвии за высказывания о современной специфике «защиты» латышского языка и культуры, или докторант Латвийского университета (ныне доктор) Ольга Процевская, столкнувшаяся с проблемами после публичного высказывания своих позиций, отличных от латышского националистического мейнстрима).
В так называемой «неакадемической» сфере русские историки Латвии доказали свою способность проводить научно-исследовательскую и просветительскую работу, презентовать читателю и зрителю значимые результаты своей работы (сборники документов и статей, научно-популярные издания, журналы и документальные фильмы). Так, очень успешным проектом, на мой взгляд, является ежеквартальный выпуск Балтийского военно-исторического журнала «Baltfort» (главный редактор Юрий Мелконов), дискуссионно-просветительским – издание многие годы Балтийского культурно-публицистического вестника «Клио» (главный редактор Игорь Гусев, режиссер документальных фильмов и краеведческих телепрограмм, автор и редактор-составитель многих книг по истории Риги и латвийских русских). Можно выделить публикации историка-любителя и коллекционера старинных открыток Ильи Дименштейна,[278] историка Олега Пухляка (из новых изданий этого автора – брошюра «Действия русского и английского флотов под Ригой в 1812 г.»[279]), кандидата исторических наук, общественного деятеля Виктора Гущина (автор публикаций по историческим истокам современного политико-правового положения русского населения Латвии, истории Елгавы, новейшей истории Латвии),[280] кандидата исторических наук, журналиста Александра Гурина (например, цикл статей в периодических изданиях и научных сборниках по истории рижского градостроительства в XVIII–XIX веках). Отмечается и склонность русских историков к некоторой самоорганизации, созданию общественных структур «по интересам» (можно отметить Рижское краеведческое общество «Riga CV»).
Наиболее масштабные историко-культурные изыскания русских «неакадемических» исследователей проводятся при поддержке российских государственных, общественных и частных благотворителей. Так, проект Института европейских исследований (президент – доктор экономики Александр Гапоненко) «Памятники русской культуры в странах Балтии», поддержанный фондом «Русский мир» и Правительством Москвы, позволил собрать, описать и кодифицировать наследие предков,[281] а также издать сборник статей и тезисов по итогам международной конференции «Материальные памятники русской культуры в странах Балтии 1710–2010».[282] При поддержке фонда «Историческая память» в 2011 г. в Риге было подготовлено и выпущено в свет издание «Приговоренные нацизмом. Сборник документальных свидетельств о злодеяниях немецких нацистов и их пособников в годы германской оккупации Латвии в 1941–1945 гг.» (составитель Влад Богов), на страницах которого впервые введены в научный оборот важные текстовые и фотоматериалы.
При этом латвийские власти к исследовательской, публикаторской и просветительской деятельности «неправильных» русских историков относятся враждебно, тогда как академические официальные историки – еще и с нескрываемым цеховым снобизмом. В этой связи имеются значительные резервы для интеграции русских и русскоязычных «неакадемических» историков в академическую и научно-преподавательскую среду России, расширения целевой аудитории за счет доступа к издательским ресурсам Москвы и Санкт-Петербурга. Думается, что показное радушие московских и петербургских академических ученых к латвийским коллегам из числа официальных историков, принятое ранее в рамках двусторонней комиссии, как и прочий «политес», не должно этому помешать.