Наименьшее отражение в научных публикациях до сих пор получил вопрос об участии латышских легионеров СС в «зачистках» прифронтовой полосы, соучастии в угоне мирного населения и сожжении деревень при отступлении немецких войск. Однако существуют архивные свидетельские показания гауптштурмфюрера СС Валерия Кирштейнса (1889–1967), дававшего представление о технологии соучастия латышских легионеров СС в преступлениях против мирных жителей прифронтовой зоны, а также свое видение масштабов злодеяний. Нужно отметить, что в 1944 г. В. Кирштейнс был весьма информированным офицером, занимая должность помощника начальника пехоты 19-й латышской гренадерской дивизии войск СС. А 22 декабря 1945 г. на допросе В. Кирштейнс дал показания: «Мне известно следующее, что при отступлении 19-й дивизии “СС”, по приказу командира дивизии ШТРЕКЕНБАХА, начиная от гор. Опочки вплоть до Курляндии Латв. ССР, в районе действий 19-й дивизии, было приказано всему мирному населению покинуть свое место жительства и двигаться на Либаву[310], и в сторону Риги. Кто не хотел выполнять данного приказа, то полевая жандармерия применяла насильственные меры “эвакуации”. Таким образом только одной 19-й дивизией “СС” было насильственно угнано около 60.000 чел. мирного населения, в большинстве своем женщин и детей, но были и мужчины. Дальнейшая судьба этого населения для меня не известна, но я слыхал, что много попало в Германию путем транспортировки их полицией на пароходах, а часть осталась в Курляндском мешке.[311]При насильственном угоне мирных граждан в Германию, населению выдавалось только самое необходимое на дорогу, а оставшееся имущество, продукты и скот был немцами разграблен и вывозился в Германию или в их склады, а также очень много кормов /сено, клевер, солома и т. п./ немцами было сожжено».
Далее Кирштейнс детализировал свои показания: «Юго-восточнее гор. Остров на дуге реки Великой 19-й дивизией “СС” при занятии позиции в радиусе по фронту 12 километров были сожжены все постройки и деревни мирного населения со всем их имуществом, а население перед этим было угнано в тыл Латвии. Всего таким образом было сожжено 19-й дивизией “СС” около 2000 домов /две тысячи/ дотла, даже вырубали и сжигали фруктовые сады и деревья. Данные злодеяния производила группа, выделенная из каждой роты дивизии. Приказ издавал ШТРЕКЕНБАХ, а контроль исполнения проводила полевая жандармерия дивизии под руководством капитана, фамилии которого сейчас не помню. Все это относится к периоду марта – апреля 1944 г.»; «Конечно, всех населенных пунктов из количества 2000 домов, которые я назвал, я сказать не могу, но насколько я припоминаю, были сожжены деревни: Воронково[312]и другие».[313]
В исторических источниках встречаются примеры зверского отношения латышских легионеров СС к военнопленным, вопреки утверждениям У. Нейбургса о том, что «до сих пор не известны какие-либо […] случаи, когда подразделения легиона подобным образом вели себя в отношении своего противника».[314] В частности, 6 августа 1944 г. личным составом 43-го полка 19-й латышской дивизии войск СС были замучены 14 только что захваченных советских военнопленных из 65-го Гвардейского стрелкового полка 22-й Гвардейской стрелковой дивизии. В спецсообщении начальника Управления контрразведки СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта от 18 августа 1944 г. «Об издевательствах немцев и их пособников из латышских частей “СС” над советскими военнопленными» отражены следующие свидетельства этой трагедии: «Рядовому Караулову Н. К., младшему сержанту Корсакову Я. П. и гвардии лейтенанту Богданову Е. Р. немцы и предатели из латышских частей СС выкололи глаза и нанесли во многих местах ножевые ранения. Гвардии лейтенантам Кагановичу и Космину они вырезали на лбу звезды, выкрутили ноги и выбили сапогами зубы. Санинструктору Сухановой А. А. и другим трем санитаркам вырезали груди, выкрутили ноги, руки и нанесли множество ножевых ранений. Зверски замучены рядовые Егоров Ф. Е., Сатыбатынов, Антоненко А. Н., Плотников П. и старшина Афанасьев. Никто из раненных, захваченных немцами и фашистами из латышей, не избег пыток и мучительных издевательств».[315] У. Нейбургс голословно пытается этот факт отрицать: якобы никаких пленных из 65-го Гвардейского стрелкового полка не было, их всех-де уничтожила артиллерия.[316]
Другой известный пример касается расстрелов и сожжения заживо в деревне Подгае (Великопольское воеводство) польских военнопленных, которые никак не могли быть совершены без соучастия 31 января – 2 февраля 1945 г. солдат и офицеров 15-й латышской дивизии войск СС, входившей в состав боевой группы «Эльстер» (Kampfgruppe Elster). В 2002 г. в Польше на месте трагедии установлен памятник, на котором имеется надпись: «2 февраля 1945 г. гитлеровцы сожгли живыми в стоявшем на этом месте овине 32 воина 3-го стрелкового полка 1-й пехотной дивизии им. Тадеуша Костюшко, сражавшихся за возвращение Пястовских земель Родине-матери».[317]
В 2011 г. в Латвии при поддержке властей появились публикации британского пенсионера-любителя Юргена Фрица и американского профессора-астрохимика Эдварда Андерса, без каких-либо серьезных научных оснований отрицавших вину латышских эсэсовцев и сам факт сожжения живьем польских пленных, списывая при этом все злодеяния на немцев и 48-й нидерландский добровольческий танково-гренадерский полк «Генерал Зейффардт» (SS-Freiwilligen-Panzergrenadier-Regiment 48 General Seyffard). И как показательно отрицающие! Оказывается, латышские легионеры СС «всего лишь» 95–150 польских военнопленных «по стандартной процедуре»[318] передали нидерландским коллегам, которых те немедленно расстреляли… Отрицание уничтожения или по меньшей мере соучастия в уничтожении польских военнопленных латышский историк У. Нейбургс строит не только на неких «изысканиях» Андерса, но и почему-то на дневниковой записи командира 1-го батальона 34-го полка 15-й латышской дивизии войск СС майора Юлийса Килитиса, который записал, что лично обругал пленных «за то, что они, будучи поляками, не стыдятся воевать с латышами»,[319] считавшими в довоенное время друг друга друзьями. Однако дальнейшая трагическая судьба пленных поляков никак не вяжется с натяжкой У. Нейбургса, дающего понять, что командир-де их только обругал. Не только…
Оценивая эмоциональный накал и достоверность «оправдательных» пассажей вышеупомянутого американского профессора, следует учитывать особенности его личности: Эдварда Андерса еще в подростковом возрасте в городе Лиепае звали Эдуардом Альперовичем, в 1941 г. сумевшим выдать себя за «истинного латыша» с немецкими корнями (путем фальсификации документов о происхождении матери), адаптироваться в среде антисемитов стать коллаборационистом и даже эпизодически брать в руки оружие, чтобы стеречь изможденных советских военнопленных. Вот что он пишет в своих воспоминаниях: «Тогда в Военном порту два моряка на глазах у измученных заключенных вывалили бочку кислой капусты, которая им показалась испорченной. И эти люди, без всякого самоуважения, накинулись на капусту, как стая изголодавшихся зверей. Меня поразило зрелище, когда один из них на четвереньках бежал с капустой в зубах. Через год десять заключенных работали во дворе нашей конторы под “бдительным” оком шофера нашего шефа. Однажды он дал мне винтовку и попросил полчасика последить за ними, пока он сходит по каким-то делам. До сих пор не могу простить себе, что я не отдал им свой полдник».[320]
Следует признать, что попытки латвийских властей и официозных историков вывести из-под действия приговора Международного военного трибунала 1946 г. Латышский легион СС как целостную преступную группу не имеют под собой исторических или юридических оснований.
Во-первых, Латышский легион СС в широком смысле, согласно распоряжению Г. Гиммлера от 26 мая 1943 г., включал в себя все латышские соединения в составе войск СС и полиции, большинство из которых в тот период задействовались для осуществления нацистской оккупационной и истребительной политики.
Во-вторых, Латышский легион СС в узком смысле был сформирован на основе добровольных полицейских батальонов, которые в 1941–1943 гг. участвовали в осуществлении холокоста и карательной деятельности в отношении мирного населения на оккупированной германскими войсками территории СССР.
В-третьих, офицерский и инструкторский состав Латышского легиона СС, соответственно, примерно на 90 % и 60 % состоял из добровольцев (за исключением призывников, получивших унтер-офицерские и младшие офицерские звания в ходе ускоренного обучения), часть из которых оставила кровавый след в составе различных подразделений полиции и СД, включая «команду Арайса».
В-четвертых, призывники первой-третьей мобилизации (март 1943 – январь 1944 гг.) имели различные возможности уклониться от службы в дивизиях войск СС без угрозы для своей жизни: выбрать трудовую повинность или вспомогательные подразделения вермахта, а также просто уклониться от призыва, рискуя, как правило, небольшим наказанием, не связанным с расстрелом, – полгода лишения свободы.
В-пятых, подразделения 15-й и 19-й латышских дивизий СС эпизодически совершали военные преступления на территории России, Белоруссии и Польши в прифронтовой зоне.
В этих условиях Латышский легион СС подлежит признанию в качестве преступной группы в соответствии с приговором Международного военного трибунала. Однако под исключения все же попадает отдельная категория лиц, служивших в легионе, а именно: насильственно призванные в рядовой состав в ходе четвертой и последующих мобилизаций (с февраля 1944 г., включая «тотальную»), ранее не поступавшие добровольно на службу в полицейские и иные карательные структуры нацистов и не совершавшие военных преступлений и преступлений против человечества в период германской оккупации, включая период службы в 15-й и 19-й латышских дивизиях войск СС. На это исключение, предоставленное Международным военным трибуналом, могло претендовать менее половины личного состава двух дивизий. Иные побла