у которого на его родине была ограничена свобода и отняты права самому решать свою судьбу, начал борьбу за свое существование». Был создан Народный фронт Латвии (НФЛ), который в ходе «песенной революции» объединил широкий спектр общественных групп и течений, но его руководство проводило радикализацию требований, вплоть до главного – «восстановления независимости». Делалось это постепенно, «чтобы не спровоцировать органы безопасности СССР на насильственное подавление движения».[421]
Победивший на выборах НФЛ принял 4 мая 1990 г. в Верховном Совете Латвии [Латвийской ССР] Декларацию о восстановлении независимости Латвийской Республики. Указывается, что был объявлен переходный период к полному восстановлению независимости Латвийского государства. Делается вывод о том, что «если бы переходный период не был провозглашен, то это дало бы руководству СССР повод вмешаться с помощью военной силы. Именно этого он все время пытался добиться». Вопрос о фактическом обмане «инородцев», получивших от НФЛ обещания равных прав в независимом государстве, обходится с помощью следующей формулировки: «Благоразумная и терпимая национальная политика способствовала поддержке нацменьшинствами идеи независимости Латвии».
Вместе с тем «оккупанты», включая часть проживавших на территории Латвии «инородцев», сопротивлялись, «организовали мероприятия, направленные против стремления к независимости».[422] Для более эмоционального восприятия учениками событий того времени на страницах учебника приводится карикатура на «мачеху-Россию», которая ругает трех «непослушных» детишек, символизирующих прибалтийские республики, приговаривая: «Иногда даже удивляюсь, зачем я вообще украла вас…»[423] Повествуется о «враждебной» деятельности «Интерфронта» и «преступлениях» Рижского ОМОНа под руководством компартии, в результате которых в январе 1991 г. в Риге погибло 6 человек.
В некоторых учебниках говорится о «серьезной поддержке», которую оказал Латвии в ее стремлении к независимости президент России Борис Ельцин, подписав 13 января 1991 г. соглашение о межгосударственных отношениях, и даже приводится его текст. Впрочем, в некоторых учебниках об этом умалчивается.[424]
После фактического «восстановления» независимости Латвии в августе 1991 г. началась «тяжелая работа» по укреплению атрибутов суверенитета (граница, дипломатические отношения, собственная валюта, армия, новые законы, превращение промышленности и сельского хозяйства в «независимые от России»). Подчеркивается, что Россия пыталась «помешать» выводу своих войск из Латвии и вступлению ее в ЕС и НАТО, используя в качестве повода статус «неграждан» и разногласия по вопросу истории Латвии во Второй мировой войне. Однако эти попытки не увенчались успехом благодаря поддержке США. Но Россия не унимается, продолжая высказывать Латвии упреки в нарушении прав русскоязычного населения, поддерживать радикальных политиков в требованиях придания русскому языку статуса второго государственного и критиковать реформу образования.[425] Состояние двусторонних отношений с РФ на современном этапе характеризуется следующим образом: «Надежды Латвии, что после вступления в ЕС и НАТО отношения с Россией нормализуются, не оправдались».[426]
Анализ содержания учебников по истории Латвии показывает, что при изложении исторического материала у латвийских школьников сознательно формируется негативный этнический стереотип русских и эмоциональное отторжение России. Характерно, что представляемые школьникам «позитивные» примеры взаимодействия с русскими крайне малочисленны, причем тут же ретушируются антироссийскими выпадами.
Попытки передать «вековую боль латышского народа» через описание «славянской экспансии», «русских зверств», «российского империализма» и «советской оккупации» приводят к тотальному искажению действительной картины истории, в которой латышский народ вовсе не был жертвой, выжившей вопреки России. Выпячивание и смакование сцен насилия, обычных для прошлых эпох, выстраивание их в некое подобие «логической» цепочки, умолчание о реальных причинах тех или иных событий, смысле и механизме принятия военных и политических решений приводит к негативной мифологизации образа России, способствует закреплению у латышской молодежи русофобских комплексов и депрессивных настроений.
Следует отметить, что при подаче исторического материала, связанного с Россией, заметно сужаются попытки авторов учебников развивать критическое мышление у школьников, проявляется стремление навязать крайнюю антироссийскую точку зрения, интерпретацию, оценку. Несмотря на то, что в некоторых учебниках большое внимание уделяется текстам первоисточников, их подбор, как правило, тенденциозен и не нацелен на побуждение учащихся к самостоятельным исследованиям. Приходится констатировать, что в учебной литературе по истории Латвии нарушен баланс локальных, региональных, национальных, европейских и мировых перспектив в изложении фактов прошлого и настоящего по причине предвзятого отношения к России.
Печально, что в учебниках полно прямых фальсификаций, на которые идут авторы, если они могут «подтвердить» некий желаемый стереотип. Например, для иллюстрации «агрессивных» планов России используется следующее утверждение: «Царь Петр I заявил, что он “прорубит окно в Европу”».[427] Хотя известно, что это выражение появилось в 1769 г. в «Письмах о России» Франческо Альгороти, где оно использовалось для образной констатации, а не для заявления о грядущих планах. Или сюжет о дозволении российских властей использовать для латгальского письма только «русский алфавит» трактуется следующим образом: «Почти 40 лет латгальцы оставались без книг на своем языке».[428] Но в 1860-е гг. еще не был составлен собственно латгальский алфавит, а использовался «по старинке» польский, который и был на данной территории отменен. При этом «плач о латгальцах» не повторяется на страницах, описывающих «улманисовские времена» (1934–1940), когда публичное использование латгальского языка действительно выкорчевывалось жесткими административными методами.
Не выдерживает критики и желание представить, что большевики чуть ли не насильно «втянули» красных латышских стрелков в Гражданскую войну, в советские, партийные и репрессивные органы. Столь же антиисторично замалчивать прилив сил в левое движение Латвии накануне и в ходе событий лета 1940 г., акцентировать внимание на присутствии советских войск при выборах народного Сейма в 1940 г. и «забывать», что сама Латвийская Республика в 1918 г. провозглашалась в присутствии и некотором содействии немецких штыков, а удержалась в 1919 г. на англо-французских корабельных орудиях. Апофеозом вранья можно назвать «развязывание» Второй мировой И. Сталиным вместе с А. Гитлером или «геноцид» латышей в период существования Латвийской ССР.
Неприкрытая пропаганда в латвийских учебниках ненависти и вражды к России, как представляется, наиболее пагубно действует на латышских подростков, так как их русские сверстники, во-первых, значительно меньше доверяют местным учебникам истории, во-вторых, могут найти массу интересной и разнообразной информации о России за пределами школы, если хотят.
III. Рецензии
Улманисовский переворот в опубликованных источниках и исследованиях
[Apvērsums. 1934. gada 15. maija notikumi avotos un pētījumos / Sast. V. Ščerbinskis, Ē. Jēkabsons. Rīga: Latvijas Nacionālais arhīvs; Latvijas arhīvistu biedrība, 2012. 575 lpp.: il. (Vēstures avoti, 7. sēj.)]
Одним из самых значительных политических событий в истории межвоенной Латвии является государственный переворот 15 мая 1934 г. и установление авторитарной националистической диктатуры Карлиса Улманиса (1934–1940), увенчавшей период независимого государственного строительства по итогам Первой мировой войны. Вокруг фигуры латышского «вадониса» (вождя) создано немало национальных мифов – в латышском сегменте латвийского общества распространено, например, представление о «благословенных улманисовских временах».[429] Однако фигура премьер-министра, военного министра, министра иностранных дел, министра сельского хозяйства и, наконец, самоназначенного президента Латвии К. Улманиса (с 1936 г.) до сих пор вызывает острые споры в местной исторической публицистике. Высокий градус дискуссии определяется тем, что он не только стоял у истоков «буржуазной» государственности в 1918 г., но и принял непосредственное участие в свертывании этого проекта летом 1940 г., сдав Латвию чуть ли не «под расписку» сталинскому спецуполномоченному, заместителю председателя СНК СССР Андрею Вышинскому. Один из основных вопросов рефлексии заключается в том, насколько установление и поддержание недемократического режима в форме личной диктатуры, при всей националистической риторике, на самом деле способствовало сохранению национального государства в реалиях конца 1930-х гг.
В 2012 г. латвийские историки под эгидой Латвийского национального архива и Общества архивистов Латвии предприняли попытку издания фундаментального труда, призванного на основе отбора и анализа документов, в значительной степени ранее не опубликованных, решить следующие задачи: «проанализировать полное, по возможности, всестороннее собрание источников по этой теме, характеризуя настроения накануне переворота, пытаясь реконструировать развитие событий, а также отмечая важнейшие события и настроения общества после переворота» (с. 7). В издании «Переворот. События 15 мая 1934 г. в источниках и исследованиях» содержатся четыре обзорные статьи известных латвийских историков и 286 документов, отобранных в репрезентативных и иллюстративных целях (архивные документы латвийского происхождения, воспоминания участников событий, публикации того времени, переписка иностранных дипломатов с внешнеполитическими ведомствами своих стран о латвийском государственном перевороте).