– Но он мой брат, – говорит Некко и, моргая, смотрит на Тео, которая в котелке и круглых очках теперь стоит у окна.
– Ты уверена, что у тебя был брат? Может, это одна из историй, выдуманных твоей матерью?
– Нет, я уверена.
У Некко все плывет перед глазами. Она снова чувствует нехорошую легкость в голове и тяжело опускается на кровать. Дрожащими пальцами возвращает клинок в самодельные ножны. Мама лгала о многих событиях: что Эррол погиб, что дом разрушен, что все унесла река. Но ее воспоминания об Эрроле уходят в более далекое прошлое.
Некко помнит прикосновение рук Эррола к своей спине, когда он подсаживал ее на качели во дворе.
«Хочешь прыгнуть выше луны? – спрашивал он. – Хочешь стать чудо-коровой?»
Внизу хлопает дверь, и слышится звук шагов.
– Эва? – зовет Эррол.
Некко спрыгивает с кровати и бросает Тео красноречивый взгляд, как бы говоря:
«Видишь, он все-таки настоящий!»
Некко понимает, что это ее брат и что она должна быть рада и взволнована тем, что он пришел сюда. Но на самом деле она испугана. Ей вдруг хочется оказаться подальше отсюда.
«Опасность, – взывает голос из глубины ее памяти. – Вы в опасности».
Она лихорадочно оглядывается в поисках выхода, но видит лишь окно, а они находятся на втором этаже.
– Где ты? – зовет Эррол.
Она вспоминает, как вчера он настоятельно просил ее прийти без сопровождения.
– Тео, – шепчет Некко. – Он здесь. Прячься, быстрее! – Она указывает на шкаф.
– О нет, – шепчет Тео. – Еще один проклятый шкаф!
Она быстро проходит на цыпочках к шкафу, залезает внутрь и закрывает дверь почти до конца.
– Я здесь, – откликается Некко, и брат внезапно появляется в дверном проеме.
Но что-то не так. У него под глазом синяк, а половина лица сильно распухла.
– Что случилось, Эррол? – спрашивает она и делает шаг к брату. Но потом застывает на месте, увидев пистолет в его руке. – Зачем тебе это? – Некко кажется, что из легких вышел весь воздух. Она отступает назад.
– Садись на кровать, – говорит Эррол, и это больше похоже на приказ, чем на братскую просьбу.
Некко подчиняется. Она думает о словах Тео: «Ты уверена, что у тебя был брат?»
Но Некко уверена. Когда-то, давным-давно они жили здесь, в этом доме. Он был Большим Эр, а она – Маленькой Э. Они играли в криббедж. Он качал ее на качелях.
– Медленно достань нож и положи на пол, – говорит Эррол.
Некко наклоняется, расстегивает ножны, достает нож и кладет на пол.
– Теперь подтолкни его ко мне, – велит Эррол.
Она толкает нож ногой, так что он скользит по полу и останавливается за пределами досягаемости, но рядом со шкафом.
Эррол входит в комнату и начинает расхаживать взад-вперед у подножия кровати.
– Эва, у нас мало времени. – Его голос звучит безнадежно, умоляюще. – Мне нужно знать, что папа сделал с чертежами.
– С чертежами? Какие чертежи? Я не знаю…
– Он сказал мне, что они в надежном месте и что ты знаешь, где их найти.
– Когда? Когда он это сказал, Эррол? Потому что я даже не имею понятия, о чем ты говоришь.
– Он сказал мне в тот последний день. В день наводнения.
Эррол останавливается. Он держит пистолет в правой руке и трет щеку левой рукой. Роль «плохого парня с пистолетом» совсем не идет ему. Он чувствует себя неуютно в этой роли.
– Я пытался предупредить его, – говорит Эррол хнычущим, мальчишеским тоном. – Но было уже слишком поздно. А теперь… теперь я пытаюсь предупредить тебя.
«Проклятье, – думает Некко. – Это плохо, очень плохо».
– Поэтому ты взял пистолет? Тонкое предупреждение, Эррол.
– Эва, тот человек, который придет, сделает только хуже. Гораздо хуже.
– Ты хочешь сказать, Змеиный Глаз?
– Так его называла мама.
– Как его зовут на самом деле?
Эррол качает головой.
– Это не важно. Все, что тебе нужно знать, – он очень плохой человек, Эва. Ты должна верить мне. Не знаю, что он с тобой сделает, если ты не скажешь мне, где спрятаны чертежи. С нами обоими. Ты видела, что случилось с твоим другом. Этот тип не любит шутить. Он знает, что делает. Он легко дурачит людей, манипулирует ими. Он ставит тебя в такое положение, когда у тебя нет выбора: остается делать только то, что он скажет. Он растопчет тебя, Эва.
Некко уверена, что ее голова вот-вот взорвется. Сколько раз она должна повторять это?
– У меня нет никаких чертежей!
– Но папа рассказал тебе, как найти их. Подумай, Эва. Он должен был сказать тебе… в тот последний день.
Некко качает головой:
– Я не помню.
– А что ты помнишь о том дне?
«Больше, чем несколько часов назад», – думает Некко.
Здесь, у себя дома, легче вернуть обратно все, что было забыто. Шлюзы открываются.
Она падает на кровать и закрывает глаза.
– Шел дождь, – говорит Некко.
– Да, – соглашается Эррол. – Хорошо. И река вышла из берегов.
– И мама беспокоилась насчет наводнения. Она говорила, чтобы мы были готовы к отъезду. К эвакуации. А ты… ты волновался из-за того, что размыло дорогу. Ты сказал, что мы будем жить на острове, отрезанном от всего мира. Ты всегда хотел жить на собственном острове, помнишь, Эррол?
Эррол кивает с грустной улыбкой и опускает пистолет.
– Я помню, маленькая Э. Продолжай.
Некко продолжает:
– Мы с папой пошли осмотреть мастерскую. Ты должен был проверить уровень подъема воды. Потом папа отослал меня в дом, где мама паковала вещи. Был грохот, разбилось окно. Мама велела мне бежать, найти тебя и папу. Я вышла через заднюю дверь и обнаружила тебя в папиной мастерской.
– Да, – говорит Эррол.
– Ты крушил все вокруг. Я пыталась остановить тебя, но ты отшвырнул меня. Потом отослал прочь.
Эррол одобрительно кивает, показывая, что до сих пор Некко все вспоминает правильно.
– Я сказал, чтобы ты вернулась в дом, но ты не успела.
– Что?
– Он перехватил тебя и потащил к реке. Ты помнишь?
– Нет, – с досадой отвечает Некко. – Кто меня схватил? Что произошло? Я не помню ничего после того, как была в мастерской возле тебя, когда ты держал кувалду.
– Попробуй, – настаивает Эррол. – Ты вышла из мастерской и побежала к дому. Мама была снаружи и звала тебя по имени.
Некко закрывает глаза и возвращается к тому моменту, когда она выбежала из сарая, напуганная Эрролом и уверенная в том, что он солгал ей. Папа никогда не попросил бы его сотворить такое. Мама стоит на крыльце, она кричит и зовет ее по имени; ее голос еле слышен за грохотом ливня и раскатами грома. Но теперь Некко ясно слышит, как мама кричит: «Эва!» – и это звучит так, словно она зовет ее в прошлое, на четыре года назад. Некко ощущает капли дождя, бьющие по желтому дождевику. Чувствует, как резиновые сапоги скользят в мокрой траве.
Некко пересекает двор, бежит к матери. Мама панически кричит: «Берегись! Убегай отсюда!» Внезапно волна ударяет Некко со спины, и сначала ей кажется, что это Эррол со своей кувалдой; мощный толчок в спину сбивает с ног, вышибает дыхание из груди. Волна подхватывает Некко на руки и уносит в глубокую, пронизывающую до костей, холодную воду. Волна обладает глубоким голосом, который говорит ужасные вещи, называет ее маленькой сучкой. Говорит ей, что пора умереть и что ее папочка будет жалеть об этом.
– Он пытался похоронить меня заживо, – сказал мужчина. – Но меня нельзя убить. Видишь, что бывает, когда ты лезешь не в свое дело, Майлз? Видишь, что ты получил?
Мама находится где-то позади, теперь уже далеко, она кричит и визжит.
Потом Некко оказывается под водой и бьется, как рыба об лед, а волны уносят ее. У воды есть руки и пальцы, толкающие ее вниз. Рука обвивает ее и тянется к ее горлу. Но потом Некко понимает, что это не вода, а человеческая рука с густыми черными волосами.
Там, на запястье, видна грубая татуировка: пара игральных костей с двумя точками, которые смотрят на нее, как змеиные глаза.
Некко сопротивляется. Она борется за дыхание, но вода затекает ей в рот и в нос, и Некко задыхается, не может ухватить глоток воздуха. На секунду она всплывает на поверхность, разевает рот, потом ее снова утягивает вниз.
«Умри!» – кричит хриплый голос ей в ухо.
Потом остается только вода, холодная и черная. Некко чувствует, как вода наполняет рот и проникает в легкие. Она пахнет гнилью и погибелью, рыбой и грязью. Железом и ржавчиной, как пахнет мостовая после летнего дождя. Резиновым дождевиком. Лягушачьей кожей. Концом всех благоволений.
Некко уходит вниз.
Вниз.
Вниз.
Вниз.
Руки, удерживавшие ее, ослабляют хватку, и Некко всплывает на поверхность. В уши врывается крик: двое мужчин дерутся друг с другом.
– Эва! – кричит отец.
– Ты сделал с ней это, – говорит другой мужчина. – Ты сделал это в тот миг, когда зажег спичку. Так не должно было случиться.
Отец тянется к Некко, но другой мужчина наносит ему сильный удар и отправляет под воду. Отец тоже в воде, он тонет.
Но теперь Некко освободилась; ее несет вниз по течению, как речной мусор, ударяющийся о камни и бревна. Она словно лодка, которая черпает воду и тонет, ее крутит, как белье в маминой стиральной машине.
– Эва! – кричит отец, когда всплывает на поверхность, но другой мужчина сжимает руки на его горле, душит и толкает обратно под воду. Они бьются и борются, пока оба не уходят вниз. Река несет Некко так быстро, что вскоре они исчезают из виду. Она поворачивается на бок, потом на спину, не в силах увидеть, куда направляется, не в состоянии выпрямиться посреди бурунов. Потом она ударяется затылком о большой камень и слышит хруст, отдающийся во всем теле. Она думает о Шалтае-Болтае, о его большой яйцеобразной голове. Некко думает, что голова – это хрупкая вещь.
Сверху протягивается рука и вытаскивает ее наружу.
Некко поворачивается. Пенистая черная вода куда-то пропадает, и Некко больше не в реке, а в их старом доме четыре года спустя, и Эррол прикасается к ее руке, сжимает запястье.