— У тебя всегда был этот огненный дар?
— Нет, — ответила Энна.
— Ну конечно. Я обдумал кое-что из того, что ты говорила там, на совете, — что мастер огня не может передать свое искусство. Но все-таки мне сдается, что этому как-то можно научиться, а? Энна, я хочу, чтобы ты научила меня.
Энна открыла глаза, страх мгновенно вернулся к ней.
— Если бы ты стала учителем, это помогло бы тебе, — продолжил Сайлеф. — Научи только меня одного. Покажи, как это делается, и я смогу тебя защитить.
И тут одурманенный мозг Энны стрелой пронзила некая мысль. Война. Она совсем забыла о войне. Она забралась во вражеский лагерь, чтобы нанести урон, но вместо этого враг желает заполучить ее оружие для себя…
А ведь это могло оказаться куда легче, чем представлял себе Сайлеф. Взгляд Энны метнулся к подолу юбки. Там, зашитый в широкую кайму, прятался пергамент. Энна хотела надежно спрятать его — и принесла прямо в логово врага, доставила в тирианский лагерь средство уничтожить Байерн. Энна не имела представления, сколько тирианцев обладают таким же даром, как она и Лейфер. Может, сотни, может, ни одного. Но ее брат уже доказал, что даже один-единственный мастер огня может опустошить поле боя. Энна мрачно осознала: хотя она и надеялась, что может завершить войну в одиночку, ей и в голову не приходило, что она может выступить на другой стороне.
Мысли неслись, цепляясь одна за другую, и Энна заморгала, пытаясь их остановить. Сайлеф ждал от нее каких-то слов, и она сказала:
— Я не могу.
Этот ответ был легче прочих.
— Ты имеешь в виду, ты не хочешь?
— Не думаю, что это вообще возможно.
Сайлеф вздохнул:
— Там, на поле боя, это ты жгла наших воинов?
— Нет, мой брат.
— И он тебя научил?
— Нет, — решительно произнесла Энна. — Он меня не учил. Просто так уж получилось.
В растерянности Энна попыталась выпрямиться, сесть как следует и убедить Сайлефа, что, как бы она ни старалась, его желание невыполнимо. Но шатер и земля угрожающе накренились, и Энна вновь очутилась в руках капитана, прижалась щекой к его груди.
— Я не могу, — произнесла она в его рубаху. — Я не могу думать.
— Понимаю. Когда твой ум прояснится, ты, возможно, найдешь способ.
— Дурман…
Может быть, теперь враги решат, что не нужно больше поить ее «королевским языком»? А как только к ней вернется разум, она придумает способ сбежать отсюда.
Сайлеф похлопал ее по руке:
— Надеюсь, скоро пройдет. А пока тебе, наверное, хочется размяться и умыться. Завтра на тебя хочет посмотреть Тиедан, так что мы должны переодеть тебя во что-нибудь чистое.
Энна окаменела. Они заберут ее юбку. Они могут найти пергамент.
— Не беспокойся, я пришлю за твоими вещами какую-нибудь женщину, — сказал Сайлеф, неверно поняв ее испуг.
— Я бы предпочла не переодеваться, — возразила Энна, но Сайлеф не обратил внимания на ее слова.
Он опустил Энну на землю, достал из сапога нож и перерезал веревки на ее руках и ногах. От внезапного освобождения кровь с острой болью поползла в онемевшие части конечностей, и все тело Энны содрогнулось. Она вскрикнула. Сайлеф выпрямился и посмотрел на нее.
— Ты… ты не должна страдать.
Его голос при этом чуть заметно дрогнул.
Энна уставилась на него, разинув рот. Она даже поверила, что он искренне ей сочувствует. Но мгновение спустя, когда он позвал стража, его голос был по-прежнему низким и властным.
Прежде чем Энна успела хотя бы попытаться достать пергамент, Сайлеф вернулся с двумя стражниками и байернской женщиной с синим кушаком на талии. Он отдавал приказы так быстро, что заторможенный ум Энны не успевал их осмыслить. А потом капитан ушел. Стражники остались в шатре, повернувшись спиной к Энне, но прислушиваясь, дабы между двумя пленницами не произошло никаких недозволенных разговоров.
Женщина охала и кудахтала, раздевая Энну, но в ее глазах светилась искренняя нежность. И хотя она была всего лет на десять старше Энны, ее лицо было морщинистым и измученным. Айболд был фермерским городом, и Энна подумала, что годы работы на полях оказались для этой женщины слишком тяжелы. Она смотрела на пленницу, ловя взгляд ее глаз, голубых, как высокое, одинокое небо. Так приятно было видеть чьи-то глаза. Энна качнула головой в молчаливой мольбе. Женщина явно не поняла ее, но утешительно кивнула.
Раздев Энну, женщина быстрыми движениями отерла все ее тело чистой тряпкой, смоченной в теплой воде. Энне хотелось возразить, сказать, что она может сделать это сама, но она тут же поняла, что не может. Так что она просто продолжала смотреть в голубые глаза женщины, чувствуя себя котенком, которого старательно вылизывает шершавым языком кошка-мама, и думать о том, что она сделает после, когда вырвется на свободу.
Женщина закутала Энну в большое шерстяное одеяло, которое слегка покалывало обнаженную кожу, и вышла из шатра, унося грязную одежду. Стражники последовали за ней. Энна видела в щель между полотнищами, что они заняли пост перед входом в шатер.
Вокруг было тихо. В шатре потемнело. Снаружи шипели и потрескивали костры. Энне хотелось бы, чтобы эти звуки утешили ее, словно голос старого друга, но они были так далеко… Энне не хотелось оставаться одной и чувствовать, каким холодным и недостижимым стал мир вокруг нее, чувствовать отсутствие тепла как некое тяжкое горе. В одиночестве ее мысли то и дело возвращались к тому мгновению с Изи, к тому непростительному моменту. При этом воспоминании Энна снова и снова морщилась, и мрачное сожаление не оставляло ее даже во сне.
Энна услышала чей-то голос и медленно проснулась. Вокруг было темно, как глубокой ночью. Но разбудивший Энну голос продолжал звучать в ее голове. Она снова прислушалась к нему. Незнакомый голос. Мужской. Энна открыла глаза.
— Ага, вот она ты.
Это был один из стражников. Он снял шлем, и его светлые волосы встали дыбом, напомнив Энне о Рейзо. Стражник стоял в шатре один и смотрел на нее.
— Всем довольна и не жалуешься? А я вдруг подумал, что ты померла. Ты померла? — Он улыбнулся.
— Нет, — ответила Энна, поскольку стражник, кажется, ожидал ответа.
— Вот и хорошо, потому что меня одолевает любопытство. — Он медленно сделал несколько шагов к Энне. — Я все гадал, как может выглядеть девушка, которая зажаривает людей живьем. Один мой друг, Дюрис, как раз спал в шатре вроде этого, и шатер вдруг почему-то загорелся. Ты не знаешь почему?
На этот раз Энна не стала отвечать. В окружавшей их темноте лицо стражника скрывали тревожные тени. А то местечко в ее груди, которое она прежде наполняла теплом, теперь было полно боли от страха.
— Ты должна мне ответить, понимаешь? Наша драгоценная маленькая пленница. Наша огненная ведьма. Ты заслуживаешь смерти, но вместо этого тебя моют, и кормят, и охраняют, как породистого жеребенка. Ты в ту ночь кое-что у меня забрала. Не получу ли я что-нибудь взамен?
«Ох, — подумала Энна, — ох, вот что…»
Стражник подошел еще ближе, и Энну охватили боль и тошнота от сознания собственного бессилия. Она чувствовала себя как связанный труп. Ее рассудок метался, как больной ребенок, лежащий в задней части фургона. Энна сосредоточилась на страхе внутри себя, пытаясь сообразить, как превратить его в гнев и заставить гнев освободить ее, пробудить ее кожу, помочь ей вновь ощутить тепло, высвободить заснувший огонь… Стражник опустился рядом с ней на колени и коснулся одеяла, в которое Энна поспешно завернулась поплотнее.
Голос мужчины звучал мягко и насмешливо:
— Я просто хочу посмотреть, на что похожа огненная ведьма.
Энна почувствовала на своем лице тепло его дыхания. «Хорошо. Тепло, Ну же, давай! — думала она. — Давай коснись меня, и посмотрим, что тогда случится». Но она по-прежнему крепко придерживала одеяло, и это отчаянное цепляние напомнило ей, насколько она теперь слаба. Энна всхлипнула и вдруг ощутила внутри себя каплю тепла. Лицо стражника нависало над ней, она видела едва заметный блеск его зубов. Он несколько раз ткнул ее в бок костлявым пальцем, как будто проверял, насколько она упитанная, или поддразнивал сестренку. Потом потянул за края одеяла и прошипел:
— Тихо!
Хлопнуло входное полотнище шатра.
Стражник вскочил на ноги.
— Капитан, — произнес он, стараясь говорить спокойно.
Сайлеф бросил бешеный взгляд на него, на Энну, снова на стражника. Энна натянула на грудь сползший край одеяла. Руки у нее тряслись, как детская тыквенная погремушка.
У Сайлефа перекосилось от гнева лицо. Он ринулся вперед и ударил стражника кулаком в лицо. Тот полетел на землю. Сайлеф крепко выругался, посмотрел на стражника и ударил его еще раз. А потом еще и еще, проклиная и самого стража, и всех его родных, и его вонючее грязное сердце. Стражник лишь прикрывал руками голову и скулил, как побитый пес. Сайлеф, похоже, не желал останавливаться, его трясло от ярости, но он все же схватил мужчину за ворот и пояс, протащил через шатер и вышвырнул наружу.
Прижав ладонь к лицу, Сайлеф несколько раз с силой втянул воздух через нос, все его тело сжалось в тщетной попытке успокоиться. Лоб капитана покрылся потом.
Энна слегка приподнялась на локте.
— Ты не должен был позволять ему такое… — Ее голос задрожал куда сильнее, чем она ожидала. — Он ведь мог… я ведь могла вдруг… поджечь…
Энна умолкла, разъяренная и униженная, осознав, что даже в гневе огонь не признал ее одурманенного разума.
Сайлеф сжал кулаки и огляделся по сторонам, как будто ища, по чему бы ударить. Потом уставился на Энну и заговорил, трясясь от ярости:
— Никто к тебе не прикоснется! — Он прошелся по шатру, прижав кулак к зубам. На руке осталась капля крови из-за того, что он слишком сильно прикусил губы. Злобно смахнув каплю, он почти крикнул: — Никто!
Когда его дыхание немного выровнялось, Сайлеф сел рядом с Энной. Она взглянула ему в лицо, не веря, что это тот самый человек, которого она видела на военном совете в Остекине. И вдруг подумала: «Он совершенно не похож на Финна».