и рассказывала скотникам разные истории.
— Огонь… Он должен обладать своим языком, хотя я никогда его не понимала. Если верить старым сказкам, почти все имеет собственный язык. В одной истории рассказывается, что до того, как Творец впервые произнес слово и сотворил мир, все создания умели разговаривать друг с другом, но потом их стало больше, они замкнулись на подобных себе и забыли другие языки. Но в стародавние времена змеи говорили с камнями, ветер с деревьями, лягушки с водой… — Изи взяла Энну за руку и уставилась на ее пальцы, словно в поисках утешения. — Когда-то и люди умели говорить со всем вокруг, а это значит, что мы способны снова научиться всем этим языкам.
— Любой человек способен? — спросила Энна.
— Вероятно, у некоторых людей больше к этому таланта, чем у других, точно так же, как хороший колесный мастер вполне может сжечь хлеб, а хороший пекарь может не попасть молотком по гвоздю. Давно, когда знание языка ветра еще не причиняло мне неудобств, я пыталась научить Джерика, но у него так и не получилось. К счастью. Есть три разных дара: умение говорить с людьми, с животными и с природой. Кто-то рождается с такой способностью. Я знавала в родной стране людей, которые от рождения умели говорить с другими людьми, знали, что нужно сказать, чтобы пробудить в них любовь и преданность. Но я не с младенчества понимаю язык ветра; мне было шестнадцать, когда я впервые услышала его слова, так что кто знает, как и чему можно научиться? Думаю, даже для человека с таким даром большинство языков слишком трудны для самостоятельного освоения. Когда я была маленькой, тетушка учила меня слушать разговоры птиц между собой, и у меня был дар подражать их звукам. Но, даже обладая природным талантом, я поначалу нуждалась в ее помощи, чтобы все понять.
— Но никто не учил тебя слышать ветер, — возразила Энна.
— Да, — согласилась Изи. — Это совсем другое. Наверное, я была готова услыхать его и сама искала понимания. В том, что касается ветра, мне требовалось только разобрать одно слово, имеющее смысл. И когда ветер подсказал мне это первое слово, я начала слышать больше, а потом научилась просить ветер повернуть туда или сюда.
— Не знаю, кто мог бы научить Лейфера понимать речь огня. Разве что тот пергамент дал ему такую силу, — сказала Энна.
— Сомневаюсь, — ответила Изи.
Энна улыбнулась, припоминая, что для человека со столь необычными способностями Изи всегда была на редкость недоверчивой, если речь заходила о разных суевериях или магии.
— Может быть, в том пергаменте написано о возможности говорить с огнем, а Лейфер научился этому сам? — предположила Изи.
— Проклятый пергамент! Знаешь, Изи, я просто теряюсь оттого, что мой брат впутался в какие-то неприятности, а я не могу его вытащить.
— Огонь… — Взгляд Изи был рассеянным, как будто она смотрела куда-то вдаль. — Это должно быть нечто необычайное и… страшное. Не знаю даже, каково это — понимать огонь.
— Ну, огонь ведь должен быть в чем-то сродни ветру…
— Хотелось бы мне понять. — Изи потерла лоб. — Ветер — это нечто особенное. Само его существование представляет собой язык, и я невольно вижу картины тех мест, где он бывал. Каждое движение воздуха, касающееся моей кожи, говорит мне о том, чего еще касался этот воздух. Но огонь не движется, как ветер, и он гораздо сильнее. Я не представляю, что с ним можно делать.
— В общем, мы обе не знаем, как с этим бороться, так? Но может быть, если бы я сама освоила язык огня, я бы поняла, как он действует, и помогла бы брату?
Изи заморгала:
— Бороться? Я как-то читала в старой библиотеке доклады о пустынном королевстве Ясид, которое находится где-то на юге. Путешественники, бывавшие там, сообщали о людях, якобы состоявших в родстве с огнем. Может, они и смогли бы тебе ответить, но я не могу.
Энна посмотрела на оранжевую сердцевину дымного факела на стене и с удивлением ощутила всплеск надежды.
— Так, может, для меня было бы лучше всего…
— Нет, — отрезала Изи. — Нет, не надо, Энна. Пожалуйста, не пытайся понять огонь.
— Почему, Изи? Я думала, тебе будет интересно хотя бы попробовать, ты ведь не такая, как все.
— Если ты учишься говорить с какой-либо частью мироздания, то неизбежны последствия. В конце концов я это поняла.
Энна сжала губы:
— Последствия вроде твоей рассеянности?
— Да, потому что ветер звучит не умолкая. Потребовалось какое-то время, чтобы это так на меня повлияло, однако природа огня очень сильна, и, возможно, то же самое, что происходит между мной и ветром, уже начало происходить между Лейфером и огнем. — Изи встала и, подойдя к одной из полок, коснулась пальцем какой-то маленькой вещицы. — И рассеянность — не единственная перемена. Ты знаешь моего коня, Альвадо? До того как мы с тобой познакомились, у меня была другая лошадь, Фалада. Тетушка надоумила меня, что нужно присутствовать при рождении лошади и, когда она появится на свет, прислушаться к ее первому слову, ее имени, и тут же повторить его. Это было начало нашей взаимосвязи, и со временем мы научились понимать друг друга без слов. Но Фалада умерла. Мы… нас разлучили, и она сошла с ума. Я так скучала по ней, а потом наладила такие же отношения с Альвадо, но теперь думаю, что поступила опрометчиво. Может быть, Фалада и не сошла бы с ума, если бы не была предназначена только для меня. Может быть, наше общение было… неправильным. И как я ни люблю Альвадо, я больше никогда не буду столь неосторожной.
— Изи, ты не можешь винить себя в смерти Фалады!
— Так ли? — спросила Изи. — Ты уверена? Посмотри на меня и ветер. Прежде он был таким мирным. Но теперь он давит на меня своей речью, он берет надо мной верх. А если то же самое случилось с Фаладой? — У Изи задрожал подбородок. — А если я тоже сойду с ума?
Энна хотела обнять подругу, утешить, но Изи жестом остановила ее:
— Сначала мне трудно было слышать ветер и сложно управлять им. Но теперь это не так. Значит, не только его голос становится сильнее.
Энна почувствовала, как легкий ветерок погладил ее по щеке, и вздрогнула.
— Когда я впервые научилась просить ветер менять направление, — сказала Изи, — я могла только взять уже дующий ветерок и предложить ему новую дорогу, и он не всегда отзывался. Теперь все иначе.
Щеки Энны снова коснулось дуновение, а потом струи воздуха начали вращаться вокруг нее, становясь все сильнее, вздымая ее волосы, так что Энне пришлось закрыть глаза.
— Я постоянно чувствую, как воздух вибрирует вокруг меня, Энна, — продолжила Изи удивительно спокойным голосом. — Я могу создать ветер из ничего, и он всегда повинуется.
Ветер вокруг Энны усилился, он врывался ей в уши, трепал одежду. Энна сжалась под его мощью. Ничего подобного она не ожидала от Изи, прежде такой тихой и осторожной, а теперь устроившей безумную бурю прямо в чреве дворца. Латы и оружие дребезжали на полках, словно стучащие зубы, а факел безумно мигал. И в центре круговерти едва держалась на ногах Энна, которую толкало и дергало в разные стороны. Такая потеря власти над собой огорчила, а потом и испугала ее.
Изи схватила подругу за руку:
— Страшно, правда?
— Хватит! — закричала Энна.
И внезапно ветер прекратился. В комнате стало тихо. Со скрипом отворилась каменная дверь.
— Все в порядке, принцесса? — спросил стражник.
— Да.
Теперь Энна более отчетливо увидела лицо Изи. Ее щеки разгорелись, она прикусила губы и выглядела пристыженной.
Стражник закрыл дверь, а Изи отвела взгляд. Похоже, она была немного потрясена, моргала чаще обычного и тяжело дышала.
— Прости. Я всего лишь хотела тебе показать, насколько все изменилось с тех пор, как ты уехала. И возможно, продемонстрировать, что может происходить в уме Лейфера. Но теперь-то ты поняла? Ты видишь, как легко потерять власть над собой и почему будет лучше, если ты оставишь огонь в покое?
Энна моргнула и вдруг почувствовала, что у нее ослабели ноги. Она опустилась на расстеленное одеяло, и Изи села рядом с ней.
— Я понимаю, — сказала Энна.
— За два года я сменила трех придворных дам. Это мучительно для меня и беспокоит других, но, в конце концов, это всего лишь ветер. Однако Лейфер…
— Да, — кивнула Энна, и ее мысли были мрачными и мятущимися, как тени в сокровищнице. — Огонь — это совершенно другое дело.
Изи посмотрела на нее:
— В старых сказках говорится, что некогда человек умел говорить на всех языках. Но я знаю совсем немного, чуть-чуть понимаю птиц, ветер и свою лошадь. А если бы я умела говорить со всем, что меня окружает, тогда, возможно, ветер не смог бы так завладеть моим умом. Знание было бы уравновешенным. И если это действительно так, ты хоть представляешь, каково Лейферу, который познал один лишь огонь? Лейфер, должно быть, настолько потерялся в речи огня, что уже не может сквозь пламя увидеть свет. Любому человеку было бы слишком трудно найти равновесие между человеческой природой и огнем. Пламя и плоть не могут ужиться вместе.
Каменная дверь снова зашуршала по земле, открываясь, и Энна увидела широкоплечего красивого мужчину, который слушал стражника, громко шепчущего ему: «Шум… грохот, завывание… говорит, что все в порядке…» Молодой человек кивнул стражнику и шагнул в освещенную факелом комнату.
— Пропади пропадом эти внутренние шторма! — сказал он с улыбкой. — И откуда они только берутся?!
Изи улыбнулась с радостным вздохом:
— Ох, это ты…
Мужчина наклонился и поцеловал Изи в лоб.
— Я так и подумал, что ты здесь, когда услыхал о некоей гостье. Удачного тебе лета, Энна! Что, слегка ветрено в этой комнатушке?
Энна рассмеялась.
— Если ты не появлялась здесь так долго из-за плохого состояния дорог, я сегодня же потребую от отца их ремонта.
— Просто так получилось. Мне очень жаль твоего младшего брата, Джерик.
Джерик кивнул и опустил голову.
— Брат Энны сделал одно пугающее открытие, — сказала Изи, поспешив сменить тему.
Энна поведала о способности Лейфера говорить с огнем, о нападении брата на нее, о его внезапной ненависти к Байерну.