Сам кенаранг походил на статую. Не то что прославленные генералы на картинах в Рассветном дворце – те привставали на стременах или вздымали меч с каменных бастионов, – а ил Торнья сидел, поджав под себя ноги, сложа руки на коленях. Его меч не покинул ножен. Лица Адер не видела, но каменная неподвижность этого человека заставила ее задуматься.
«Нет, – напомнила она себе, – не человека, а кшештрим».
– Что сражение? – спросила она, тщательно выбирая слова. – Идет по плану?
Ил Торнья не обернулся и не ответил. Ветер трепал ему волосы, дергал за ворот плаща, но кенаранг не шевелился. Адер оглядела строй гонцов и сигнальщиков. Первый в ряду, черноволосый, с испуганными глазами, поймав ее взгляд, чуть заметно мотнул головой и поджал губы. Она не сразу поняла, что это значит: «Нет». Кажется, ил Торнья пугал парня не меньше, чем бой внизу.
Помедлив, Адер шагнула вперед. Она не для того рвалась в эту башню, чтобы струсить перед собственным кенарангом. Пусть он хоть сто раз кшештрим, а на шее у него воротник Ниры, невидимая смертоносная петля. Одно слово Адер – и ему конец. Правда, Ниры здесь не было. Как ни бодрилась старуха, форсированный марш на север был ей не по силам. Об этом Адер постаралась не вспоминать.
– Генерал, – подступив вплотную, Адер взяла ил Торнью за плечо. – Я спросила…
Слова испарились с языка. Она сто раз встречала взгляд кенаранга – поверх подушки, над обнаженным клинком, в страсти, в любви, в яростном недоверии – и думала, что изучила весь спектр его эмоций. Думала, что, продравшись сквозь ложь и измены, поняла кое-что в существе, с которым связала свою судьбу. Сейчас, заглянув ему в лицо, она осознала, как страшно ошибалась.
Ни привычного суховатого юмора, ни алчности. В этих глазах не осталось ни капли чувства, ни признака того, что Адер назвала бы человечностью. Ничего. Лицо осталось человеческим, но ей впервые открылся разум, скрытый за неподвижными глазами: холодный, чуждый, непостижимый, как темнота меж зимних звезд. Захотелось закутаться в плащ, отвернуться, убежать. На долю мгновения обрыв под стеной показался не верной смертью, а спасением.
– Оставайся, но молчи, – быстро, как чиркают ножом по вене, проговорил он. – Исход на волоске.
– Кто ты та… – Она осеклась.
– Я тот, кого ты оставила в живых, чтобы вести для тебя войну. Теперь смотри как.
Адер онемело кивнула.
Она чувствовала: стоит на лишний удар сердца засмотреться в пустоту этих глаз – и рассудок ей откажет. Далеко внизу кровь, словно талые воды после снежной зимы, стекала в уличные канавы. Сражение билось о фундамент башни. Люди дрались, кричали, умирали, но бой уже не пугал ее. Там все-таки люди сражаются с людьми – отвага против отваги, воля против воли. Она, хоть и не была воином, могла понять их надежду, ужас и ярость; их чувства казались сейчас теплыми, как летний дождь, мягкими, как пуховая перина, в сравнении с глазами этого существа.
– Гонец на мост, – бросил ил Торнья, не обернувшись, не подняв руки. – Копья отставить. Работать мечами.
Молодой парень без единого слова нырнул в люк.
Адер спешно искала глазами обломки моста. Нашла наконец. Тех, кто держал безнадежную оборону, выжило не более четырех десятков, и только их ощетинившиеся копья, казалось, сдерживали еще ургулов.
Проследив за ее взглядом, Фултон медленно покачал головой.
– Их же перебьют! – выдохнула Адер. – Без копий им конец!
Она взглянула на своего эдолийца – не ошиблась ли? – но тот угрюмо кивнул:
– Без копий никак.
– Большинство умрет, кто-то выживет, – ровным, как свежий лед, голосом ответил ил Торнья. – Два гонца – на четвертую улицу и на пятую. Лучникам с четвертой – отступить. Лучникам на пятой – продвигаться вперед. Четырнадцать человек направить в помощь кеттрал и женщине в красном.
Гонцы, поспешно отсалютовав, кинулись вниз.
– Кеттрал? – спросила Адер, вглядываясь в примеченную недавно девушку в черном. – Она кеттрал?
– Да, – равнодушно отозвался ил Торнья. – И они вдвоем с той женщиной держат целую улицу. А улица держит весь фланг. Если они ее сдадут, мы проиграли.
– Но как?.. – Адер сжала в кулаки повисшие руки. – Их же только двое!
– Они справляются, – ответил кенаранг, уже глядя на другую часть города. – Сигнальные стрелы: две красные, одну зеленую.
Лучники шагнули вперед, подожгли промасленную обмотку на концах стрел, дождались, пока не разгорятся неестественно окрашенные огни, и выстрелили в воздух, после чего так же молча встали на место. Адер не имела представления, что означает сигнал. Она попыталась высмотреть изменения внизу, но видела только смерть и ужас. Первый гонец добрался до сгоревшего моста и убедил защитников оставить копья. Фултон не ошибся: всадники тут же надвинулись, рубя солдат с седла. Не успело шесть раз стукнуть сердце, как позиция рухнула.
– Они погибают! – воскликнула Адер.
– Да, – ответил ил Торнья.
– Зачем?
Он шевельнул головой – лишь намеком на движение.
– Сложная схема.
Следующий час Адер провела в каком-то страшном остолбенении, слушая, как кенаранг шлет гонца за гонцом в хаос боя, как один за другим отдает загадочные приказы: ту улицу держать, в этот переулок отойти, это здание сжечь, наступать… Дважды он посылал солдат в самое полымя лишь для того, чтобы помахали над головой аннурскими флагами. Он велел своим лучникам поджечь причалы горящими стрелами – а ведь на причалах никого не было. Нескольким десяткам пехотинцев на трех разных позициях он приказал сдаться! Во всем этом не было никакого смысла. Она не понимала ни длящегося внизу бедлама, ни замысла ил Торньи. Она бы решила, что сумасшедший наугад двигает войска, только в его неправдоподобно пустых глазах не было безумия, а ургулы, при всей их численности и ярости непрекращающихся атак, при всем захлестывающем аннурские позиции хаосе, так и не сумели продвинуться.
Солнце уже склонялось, когда кенаранг плавным движением поднялся на ноги.
– Кончено, – бросил он, махнув рукой за плечо так, словно творящееся позади вдруг перестало его интересовать.
Адер всмотрелась. На ее взгляд, сражение не унималось, никаких перемен. Измученные солдаты снова и снова обрушивали оружие на врагов, кричали, убивая и умирая. Ил Торнья о них забыл. Он повернулся теперь к сигнальщикам и гонцам и поклонился.
– Ваши люди хорошо поработали, – произнес он, выпрямившись. – Благодаря вам победа сегодня за нами. Вы можете идти.
Гонцы и лучники тотчас потянулись цепочкой внутрь башни, оставив на площадке лишь Адер с Фултоном и ил Торнью. Когда хлопнула за последним крышка люка, она повернулась к кенарангу:
– Что значит «кончено»?
– Сражение окончено. Остальное… – Он пожал плечами. – Видела, как бегает курица с отрубленной головой?
Ужаснувшись, Адер кивнула в ответ.
– Вот это оно и есть – последний выплеск крови и эмоций. Работа сделана.
Она уставилась на кенаранга:
– Где Длинный Кулак? Вождь ургулов.
– Здесь его нет.
Было в его голосе нечто, непонятное Адер. Конечно, не сожаление. Может быть, голод? Огромный сдерживаемый голод.
– Он отказался вступить в бой.
– А мне не кажется, что все кончено, – пробурчал Фултон. – Вон всадники в полусотне шагов от башни.
Ил Торнья перевел взгляд на эдолийца:
– Поэтому я кенаранг, а ты охранник.
– Как ты можешь знать? – резко спросила Адер.
Он устремил на девушку тот же пустой взгляд, и ее опять охватило головокружение, как если встать на краю бездонного колодца, в который падать целую вечность. Наконец он отвернулся, махнул рукой на дальний берег:
– Сколько там деревьев?
– Что? – опешила Адер.
– Сколько в лесу деревьев?
Она затрясла головой, вглядываясь в темную хвойную чащу, и заметила, как скрываются в тени под деревьями ургулы. Отступают, поняла она. Оттягивают силы.
– Откуда мне знать? – бросила она. – Даже не…
– Две тысячи шестьсот восемь от устья реки до того каменного мыса.
– Во время сражения ты считал деревья? – вытаращила глаза Адер.
Он обратил к ней провалы глаз:
– Мне не нужно считать, Адер. Я пытаюсь объяснить. То, что ты зовешь мыслями, зовешь рассуждениями, эти мучительные беспорядочные процессы для моего рода… излишни.
– Не понимаю, – сказала она. – Вся суть кшештрим в мысли и рассудке. На этом сходятся все историки.
Ил Торнья изобразил на лице улыбку:
– Ах историки… – Он поднял два пальца. – Сколько?
– Чего? – не поняла Адер.
– Сколько пальцев я поднял?
Она мотнула головой:
– Два.
– Откуда ты знаешь?
– Просто…
– Ты сосчитала?
– Нет, конечно. Просто вижу.
Кенаранг кивнул:
– И я просто вижу… – Он обвел рукой побоище внизу. – Вот это все.
Внизу вопили, текла кровь, а девушка, онемев, смотрела только на него. Слова ил Торньи означали слишком многое – как если бы ей сказали, что над небом есть еще одно небо.
– Так мы победили? – наконец спросила Адер.
В одно мгновение кенаранг вернул себе привычную сухую усмешку. И страшная пустота сошла с его глаз.
– Мы? – иронически спросил он. – Да, ваше сияние. Мы победили.
Ей бы вздохнуть с облегчением, но стоило задуматься, что это значит, на что способен ее генерал, как ненадежны все ее знания о подчинившем ей кенаранга кеннинге, – и его победа показалась холодным острым клинком, леденящим ребра в разгар зимних морозов.
48
Войска опоздали.
Не на битву с ургулами: когда легионы и Сыны Пламени наконец зажали всадников в клещи, всем хватило дела, улицы умылись кровью, и, куда ни падал взгляд Валина, мужчины и женщины сцеплялись в яростных схватках, – но это уже ничего не меняло для Талала и Гвенны.
Авангард ил Торньи подошел через час с небольшим после того, как двое кеттрал взрывом убили половину пленников Балендина, а остальных покалечили. Страшно и мерзко было смотреть на валяющиеся повсюду тела и ошметки – будто мясо на неприбранной скотобойне. Один мужчина, словно плачущего младенца, баюкал свою оторванную ногу, пока не истек кровью. Ни Гвенны, ни Талала Валин не видел. Уцелели или погибли под рухнувшей стеной? Валин в трубу искал их на залитой кровью земле, один за другим осматривал трупы, и на сердце у него становилось все тяжелее.