– Я предупреждала, – сказала она голосом четким, как грани отшлифованного ювелиром камня. – И этот день настал.
Матол отбивался, бранился – и проигрывал. Она влекла его к кента, и Кадену показалось, что он угадал замысел девушки: протолкнуть врага навстречу ливню стрел, под арбалеты других ишшин. То, что удалось раз, могло сработать снова. Но она двигалась не к тем кента – эти вели в подвал капитула хин.
– Тристе, нет! – выкрикнул он, указывая ей на дворцовые врата. – Не туда. Сюда!
Она словно не услышала.
– Ты предал свою душу. Ты думал выжечь ее жестокими обрядами, ты веровал в ничтожную власть боли. – Тристе разразилась сочным нутряным смешком. – Боль может так мало.
– Я тебе покажу боль, стерва!
Двое оставшихся ишшин двинулись к кента, на помощь своему командиру, но Киль преградил им дорогу занесенным накцалем.
– Ты не поверишь, что бывает такая боль! – рычал Матол.
Он выронил меч и потянулся к горлу Тристе.
– Слабый человечек, тебе ли знать, во что я верю?
Пальцы Матола сомкнулись на ее шее, но Тристе лишь улыбнулась, притянула его еще ближе и накрыла его губы своими. Каден в ошеломлении уставился на слившиеся в объятии тела: бедро к бедру, уста к устам – любовники на пике восторга. Ишшин еще душил ее, но губы его открылись под ее поцелуем, ответив животному позыву древнее мысли и древнее ненависти. Тристе, ухватив его за свободную руку, отвела ее назад, в проем кента…
Матол дернулся, как от ножа, хотел крикнуть, вырваться, но пальцы Тристе сплелись у него на загривке. Он выдернул руку из кента – не руку, ровный обрубок с двумя кружками кости, срезанной, как не срежет самый острый топор. Кость и мясо. Потом хлынула кровь.
Тристе чуть отстранилась, улыбнувшись бьющемуся Матолу.
– Не думай о боли, – проворковала она. – Наслаждайся. Ты вообразил, что выжег себе душу, а я ее тебе возвращаю.
И она снова приникла к его губам, прощупывая, испытывая, прижалась грудью к груди, снова подтолкнула его к вратам. Он отступил на шаг, нога ушла за невидимую плоскость, и он стал заваливаться, словно кто-то по ту сторону подсек ему стопу.
Тристе удержала его губами, руками, страшными объятиями. Он остался без ноги, он обливался и обливал Тристе кровью, а она все не разжимала хватки. Матол корчился, но Каден уже не был уверен, пытается ли он вырваться – даже если бы мог. Каден видел, как боль подтачивает с краев его ваниате. Тристе с силой толкнула главу ишшин на опору врат, налегла всем весом, запустила руку ему в штаны, а другой – снова развернула мужчину спиной к голодному провалу кента. Матол изогнул спину, запрокинул голову, содрогнулся всем телом, в судорогах ломая себе кости, и тут Тристе наконец выпустила его. От человека мало что осталось: лишь голова да обрубок тулова. Не человек, а кусок мяса. Тристе будто часами мокла под кровавым дождем, но не замечала сбегающих по лицу и льющих с пальцев красных струй. С застывшим, непроницаемым лицом, она взглянула на Матола и слизнула с губ кровь.
– Тристе? – позвал Каден, не сумев еще до конца осознать увиденного.
Она затрясла головой, взглянула на него огромными пустыми глазами:
– Что?
Ответить он не успел, потому что из кента на дальнем краю островка хлынули ишшин. Их было несколько десятков – в доспехах из кожи и войлока, с клинками и луками в руках. Каден узнал нескольких, других раньше не видел. Все равно, главное – сколько их. Тристе не смогла бы выдернуть из ваниате всех, не успела бы загнать их во врата.
– Вот они! – махнул рукой Биллик. – Окружай!
Ишшин растянулись цепью, лишая их последнего шанса прорваться. Каден не грустил о пропавшей надежде, не чувствовал страха.
– Валите их болтами и стрелами, – распоряжался ишшин. – Бейте только по ногам. Мне нужны калеки, а не трупы.
Он только раз взглянул на то, что осталось от Матола, и взвесил на руке свой клинок. Ишшин не спешили – тянули время, со вкусом выбирая цель, но скоро должны были сорваться стрелы.
– За кента! – велел Киль, указывая рукой.
Каден понял его, потянул Тристе за врата, и в следующий миг зазвенела первая тетива. Полдюжины стрел рванулись к ним – и исчезли в пустоте проема. Врата служили им щитом, но такой щит не передвинешь, не развернешь. Ишшин уже растянулись шире, заходили с флангов. В нескольких шагах за спиной остров обрывался. Утес и острые скалы с бурунами. Там спасения не было.
– Пройдем насквозь, – сказал Каден.
– Во дворце лучники.
Тристе не то улыбалась ему, не то оскалила зубы. Лицо и волосы в крови, она словно вынырнула из кошмара, но в ваниате Кадена кошмарам не было ходу.
– Мы сейчас за вратами. – Мысли гудели в голове от напряжения. – Когда выйдем на той стороне, кента окажутся между нами и дворцовой стражей. Они нас защитят.
Он обернулся к Килю – кшештрим кивнул.
– Пока там не перестроятся, – буркнул он.
– Меня им не взять. – Почти голодным взглядом Тристе следила за подступающими ишшин. – Ни за что.
– По ту сторону врат шансы у нас тоже невелики, – сказал Киль.
– А где велики? – отозвался Каден. – Пока что суматоха – наш союзник.
Обсуждение прервала Тристе, с отчаянным воплем бросившись в кента.
Каден задержался, испытывая пределы ваниате. Границы его прогибались под прикосновением мысли, как гладь воды прогибается под слетевшим на нее листом, но держались. Бросив последний взгляд на ишшин, он последовал за девушкой.
В каменной клетушке царил хаос. Каждый что-то приказывал, мелькали клинки, луки целили во все стороны. С появлением Кадена шум усилился вдвое. Эхо отскакивало от стен и низкого потолка; гневные, испуганные, недоуменные вскрики со всех сторон били в уши. Новый залп арбалетчиков канул в кента, никому не причинив вреда. Киль опустил наконечник накцаля, нацелился им во врата.
– Ишшин нелегко будет выбрать, – заметил он так равнодушно, словно раздумывал, что съесть на ужин. – По эту сторону – мы, по другую – стража.
– Нас всего трое, – напомнил Каден.
– Зато мы здесь, – возразил Киль, – и это уже кое-что.
Им выпало несколько мгновений передышки. Дворцовая стража спешно перезаряжала оружие, командиры без толку орали на подчиненных. Каден шарил взглядом в тесноте в поисках хоть какого-то выхода и не находил. От стены до стены здесь было не больше десяти шагов, и располагалась камера, скорее всего, в глубоком подземелье, а выход через единственный узкий коридор перегородили вооруженные солдаты и арбалетчики.
Коридор или кента? Солдаты или ишшин? Ни то ни другое не сулило добра. Каден потянулся за плечо и вытащил из настенного крепления факел. Дурацкое оружие, но лучше, чем с пустыми руками идти на сталь.
– Дождемся ишшин, – заговорил он. – Они оттянут часть сил на себя. Как только войдут, будем прорываться обратно в кента. С теми, кто останется на острове, может быть, сумеем справиться.
Киль кивнул, а Тристе не пошевелилась. Она замерла, уставившись залитыми кровью глазами в коридор, где в темноте что-то двигалось. Еще один солдат, отставший по пути из казармы? Но вот он шагнул на свет.
– Отец! – стиснув кулаки, процедила девушка.
Кадену, как и раньше, почудилось, что повязка не мешает Адиву смотреть прямо на него, сквозь него. Советник вгляделся в происходящее и махнул своим людям:
– Вперед! Убить их.
Стражники успели сделать три-четыре шага, а потом из кента вынырнул первый ишшин. Он, в отличие от Кадена, не знал, куда попадет, и на миг задержался у врат. Стражники тоже чуть замешкались, но тут же взревели и бросились на него. Воцарилось безумие. Если бы не прикрывающие их кента, Кадена с Тристе и Килем в мгновение ока порубили бы на куски. Ишшин встречали атакующих грудью, развернулись в поисках беглецов лишь двое или трое. Одному из них Киль проткнул копьем горло, второму подрубил колено, свалив на пол. Каден ткнул факелом в лицо упавшему, оборвав его вопль, и равнодушно вдохнул смрад опаленной плоти.
– Назад! – велел Адив, перекрикивая оглушительный гомон. – Отходим!
Часть стражников повиновалась, другие, едва повернувшись, чтобы исполнить приказ, были убиты ишшин. Между тем до сознания Кадена дошел низкий рокот, тихий и неумолимый скрежет камня о камень: он сто раз слышал такое в горах, когда гранитные плиты, подмытые талыми водами, срывались с основания, соскальзывали в расщелины, сокрушая огромной массой деревья и перемалывая валуны. Подняв глаза, он увидел, как сдвигается каменный потолок, как трутся друг о друга тщательно скрепленные раствором плиты. Мелкая пыль запорошила ему глаза, наполнила легкие.
– Назад! – повторил Адив.
Голос Каден слышал ясно, а вот видеть лича больше не мог: мешали взметнувшаяся пыль и темнота коридора. Пока он вглядывался, камень в десять раз больше человеческого роста сорвался с потолка, похоронив под собой двух ишшин и отрезав от кента третьего.
– Что это? – обернулся к Килю Каден.
Кшештрим ответил внимательным, суровым взглядом:
– Он лич. Решил нас раздавить.
Каден замер. Многие факелы захлебнулись пылью, стены дрожали. Он не мог судить, какая над ними нависла тяжесть, но со сводчатого потолка повсюду срывались камни – повсюду, только не у них над головами.
– Уходите! – сдавленным от усилия голосом прорычала Тристе.
Каден обернулся: девушка выпучила глаза, приоткрыла рот, грудь у нее вздымалась, словно после гонки по Вороньему Кругу. Лоб и все лицо заливал пот, размывая кровь Матола.
– Прочь!
Каден поднял глаза.
– Пойдем со мной, – позвал Каден. – Здесь все разваливается.
– Знаю, болван, – простонала она. – Я же держу!
Не было времени таращить глаза и задавать вопросы. Каден сгреб девушку за плечи, наугад выставил факел, подсветив тучу каменной пыли, и потащил вперед. Пока они добирались до дверей, вся камера уже содрогалась, на пол градом сыпались глыбы величиной с его тулово, пол под ними трескался.
– Быстрей! – крикнул Киль, обгоняя их и держа наготове накцаль.