Хуутсуу снова фыркнула:
– Воин должен смотреть в лицо боли.
– Он уже насмотрелся, – огрызнулся Валин. – Мы всю ночь летели.
– Он бежал, – ответила женщина, тыча пальцем в обмякшее в руках пилота тело. – Бежал в покой.
Валин приложил нож ко входному отверстию, досчитал про себя до восьми и обернулся к Хуутсуу.
– Мы не хотим драться, – отрезал он, – но, если не замолчишь, узнаешь кое-что о боли.
Женщина презрительно глянула на раскаленный клинок.
– Это пустяк, – бросила она, – после трех тсаани.
– О чем это она, во имя Шаэля? – ни к кому не обращаясь, вопросил Валин.
– О детях, – пробормотал очнувшийся Талал. – Она трижды рожала.
Валин покачал головой, не понимая, какое это имеет отношение к делу. Под хлещущим ливнем, с пылающим плечом, измученный долгим ночным полетом, он готов был сорваться.
– Плевать мне, сколько она рожала. – Он клинком махнул Хуутсуу и указал ей на связанных ургулов. – Туда. К ним. Живо.
Она смерила его взглядом, покачала головой и отошла.
Чернота неба замутилась серым. Зубчатая линия восточных вершин еще скрывала солнце, но тучи расходились. Надо было закончить с ранеными до полного света, а что делать потом, Валин так и не решил.
– Лейт, – торопливо и устало попросил он, – выдерни у меня из плеча эту дрянь.
Древко вышло легче, чем стрела из ноги Талала, хотя Лейту пришлось надрезать кожу, чтобы высвободить зазубрины на наконечнике. Валин, чувствуя на себе взгляд Хуутсуу, задавил боль и не вскрикнул, даже когда натянулись и порвались мышцы плеча. Он чуть не лишился чувств, когда к коже прилег светящийся клинок, но стиснул зубы и разогнал наплывающий на глаза туман.
– Я в порядке, – объявил он, когда снова решился открыть рот. – В порядке. Иди осматривай Ра. О Гвенне я позабочусь.
Подрывница тревожила его больше других. Она так и не пришла в себя, и в скупом утреннем свете лицо ее выглядело еще хуже, чем в темноте, – бледное, восковое, облепленное мокрыми волосами. Шерстяное одеяло тоже давно промокло насквозь, и девушка дрожала, губы на белом лице потемнели. Валин погладил ее пальцем по сгибу локтя, но она не отозвалась, не дернулась и не согнула руку. С ее раной нечего было делать, только ждать и надеяться, но прежде всего нужно было Гвенну согреть. А значит, зайти в апи. Иногда хороших вариантов просто нет.
– Талал? – Валин оглянулся на лича. – Что скажешь?
Тот нахмурился:
– Мы и так ее слишком много таскали. Тяжелая ночь, а две высадки… – Он, не закончив, покачал головой. – Не знаю.
– Валин, – позвал Лейт, в чьем голосе не осталось ни следа легкомыслия.
Валин обернулся, заранее занося нож и ожидая увидеть перед собой Блоху. Нет, только Лейт. Лейт и птица. Суант-ра расправила широкое крыло, а Лейт, стоя под ним и подняв руки, ощупывал сустав. Смотрел он мрачно.
– Что там? – спросил Валин.
– Ничего хорошего. – Пилот глубоко вдохнул и выдохнул. – Сильно повреждено плечо – возможно, порван патагиум.
– То есть?..
Валин, как и все, слушал лекции по анатомии кеттралов, но в полевых условиях за птицу отвечал пилот, так что специальные термины успели забыться.
– То есть ни хрена она не полетит.
– Сюда она нас донесла, – отметил Валин. – Летела всю ночь.
– Вот и скажи, какая она молодчина, – огрызнулся Лейт. – Другая птица давно свалилась бы. Травма серьезная, и полет ей на пользу не пошел. Сустав отекает. К полудню она и в воздух подняться не сможет.
Валин повернулся к голове кеттрала. Та смотрела на Лейта, скосив огромный черный глаз, и следила за каждым движением перебиравших ей перья рук. Валин часто гадал, что думают, много ли понимают кеттралы. Сознает ли Ра, что ранена? Страшно ли ей? В ее темных глазах ничего не отражалось.
– Долго будет заживать? – спросил Валин.
Лейт только головой покачал:
– Недели. Месяцы. Если вообще заживет.
– Нет у нас недель, тем более месяцев, – сказал Валин. – А в таком состоянии сколько миль в день она одолеет?
– Ты меня не слушаешь, Валин, – возмутился пилот. – Ей вовсе нельзя взлетать, тем более когда мы все на ней виснем.
Валин с остановившимся взглядом обдумывал, что из этого следует. Воинская подготовка кеттрал – это прекрасно, но легендарными воинами их делают птицы. Без Ра они теряют подвижность, элемент неожиданности и самого мощного бойца. Без Ра они влипли по самую задницу на краю степи, откуда нет дорог в Аннур – да и никуда нет, если на то пошло.
– Придется нам остаться, – толковал между тем Лейт. – Разобьем здесь лагерь, будем лечить ее и молиться, чтобы поправилась.
– Негодное предложение, – вмешалась Анник.
Снайперша не сводила глаз с пленных ургулов, но разговор, как видно, слушала внимательно:
– Суант-ра слишком заметна – что с земли, что с воздуха. Подоспеет Блоха или другие ургулы.
Валин медленно кивнул:
– Спрятать ее мы не сумеем и сражаться со всеми тоже.
Лейт оторопел:
– Ты что? Ты ее бросить задумал?
Валин обернулся к востоку. Солнце, показавшись над хребтом, зажгло огнем снега и льды.
– Нет, – ответил он. – Я хочу, чтобы она нас бросила. – Он поднял руку, не дав Лейту возразить. – Ты сказал, она сумела бы пролететь еще хоть сколько-то, пока сустав совсем не опух. Отправь ее на юг, к Островам. Всякая птица знает дорогу к дому.
– Она не доберется до Островов, – охрипшим от страха и гнева голосом ответил Лейт.
– И не надо, – сказал Валин. – Лишь бы отлетела от нас. На пятьдесят миль. Хоть на двадцать. На столько, чтобы нашедший ее не нашел и нас.
– А что будет с ней, когда ее найдут? – резко спросил Лейт. – А она и взлететь не сможет!
Валин перевел дыхание:
– Она – не домашняя зверушка, Лейт. Она солдат. Как и ты. Как и я. Она, как любой из нас, будет сражаться, пока не придется отступить. Будет отступать, пока есть куда, и снова сражаться. – Он постарался смягчить свой голос. – Она нас спасла, Лейт, но сейчас нам не поможет. Пока нет. Она только заведет нас в плен или погубит, а этого я допустить не могу.
Лейт ожег его взглядом, открыл рот – и промолчал. Валин с изумлением увидел в глазах пилота слезы. Еще минуту казалось, он будет спорить, откажется повиноваться, но в конце концов Лейт кивнул – коротко дернул головой, словно против воли.
– Ладно, – сипло выдавил он. – Ладно. Дай только сниму сбрую. Так у нее будет больше шансов спастись.
– Я тебе помогу, – кивнул Валин.
– Нет! – отрезал Лейт и повторил уже тише: – Нет, я сам.
Освободить Ра от ремней было недолго: несколько узлов, несколько пряжек – и птица свободна. Но Лейт не отпускал ее, а все ерошил ладонью перья на горле, приговаривая что-то непонятное. Птица, застыв как статуя, склонила голову, будто слушала пилота. Когда Лейт наконец отступил от нее, она еще мгновение посмотрела на него и приблизила клюв к самому лицу человека. Пилот с удивительной нежностью погладил вымазанный кровью клюв, улыбнулся и, шагнув назад, указал ей в небо.
– Улетай, – сказал он. – Ты хорошо билась, а теперь улетай.
Ра еще раз склонила голову и с криком взметнулась в воздух, забила крыльями, набирая высоту. Валин с комом в горле провожал Ра взглядом, пока она, свернув к югу, не скрылась за грядой невысоких холмов.
– Прости, – обратился он к Лейту.
Пилот ответил ему суровым взглядом сквозь слезы:
– Надеюсь, ты хоть что-то надумал, чтоб тебя!
Пока Валин надумал одно – отдыхать. Гвенна так и не очнулась. Талал едва держался на ногах, да и самого Валина будто не один день колотили досками. Без птицы он чувствовал себя беззащитным, скованным, почти голым, но другого выхода не видел. Без Ра они могли прикрыть свою черную форму бизоньими шкурами, и тогда, кроме темной-темной кожи, которую не так легко разглядеть под шапками и шкурами, их будет не отличить от всадников. Других ургулов они, конечно, не одурачат, но с воздуха никто ничего не заметит. Даже если Блоха их не преследовал, в Ассаре он ясно дал понять, что Гнездо послало за Валином не одно крыло.
И потому Валин вместе с Лейтом и Талалом почти все утро уничтожали следы Суант-ры и предрассветной схватки. Они завалили тела ургулов камнями, затерли вмятины от когтей Ра на мягкой земле и перевели пленников в большой апи. Движение помогло Валину расслабить сведенные мышцы и позволило хоть на время забыть о том, что ждет впереди.
Они как раз заносили Гвенну в меньший из шатров, когда Анник, оставшаяся по ту сторону костра, произнесла своим неизменно ровным тоном:
– Продолжайте. Вверх не смотрите.
Валин, подавив естественное движение оглядеться, вместо этого нагнулся за новым поленом для костра.
– Что такое? – спросил он.
– Птица, – пояснила она. – Высоко, заходит с востока.
Валин усилием воли сдержал потянувшиеся к ножу и мечу руки и присел у огня, уставившись на варево в котелке. Анник с ее места было лучше видно. Конечно, кеттрал на птице не удивятся, увидев кучку глазеющих на их полет ургулов, но в трубу они легко разглядят лица, их черты. Лучше не поднимать глаз, как будто он ничего не заметил.
– Пролетели, – сказала наконец Анник.
Валин поднял голову, заслонил лицо рукой и проследил за удаляющимся силуэтом птицы.
– С такой высоты они не могли меня опознать, – заметила Анник.
Валин прищурился. Действительно, птица летела высоко, но он различал перья, окраску крыльев и хвоста – его зрение и при дневном свете оставалось острей обычного.
Он длинно, медленно выдохнул:
– Блоха. Это был Блоха.
14
Вечерняя проповедь утомила и растревожила Адер. День выдался долгий: она проснулась до рассвета, прошагала около шести миль и после короткого перекуса еще пять или шесть, так что обошлась бы без речей мелкого жреца, отнявших первую половину вечера.
Когда караван наконец становился на ночлег, ей ничего уже не хотелось, кроме как завернуться в одеяла и обо всем забыть. Но Нира напомнила, что надо быть тупее дохлого вола, чтобы,