изображая паломницу, пропускать службы, и вот она вечер за вечером таскалась в сумерках слушать жрецов. Спотыкалась на кочках, щурилась сквозь повязку, чтобы не налететь на фургоны, и садилась на краю круга костра в противоречивой надежде, что паломники отметят ее присутствие, не обратив особого внимания на нее саму.
Слушать ей тоже было нелегко. Один молодой жрец целый вечер толковал о грехах развращенной династии Малкенианов. Другой – мечтал об идеальном царстве Интарры, освободившемся от вмешательства мирских властей. Последняя проповедь – многословный панегирик Уиниану Четвертому – задела ее за живое. Невозможно было прочитать что-то на освещенных отблесками костра лицах паломников, но общее настроение улавливалось отчетливо. Разоблачив в верховном жреце лича, Адер думала уничтожить не только его, но и его репутацию, однако доброе имя оказалось прочнее тела. Мало кто из этих людей присутствовал в храме, когда пламя охватило Уиниана и его собственная паства разорвала в клочья горящее тело. Они знали свою веру, а с точки зрения Малкенианов в целом и Адер в частности, вера их была – хуже не придумаешь. К окончанию жреческого славословия Адер до крови расковыряла себе большой палец ногтем.
Она медленно пробиралась обратно мимо телег и костров, мечтая только подкрепиться кусочком рыбы, немножко отогреться у огня и уснуть. Но, добравшись до своего костра, сразу увидела: что-то неладно. Старуха последние две недели каждый вечер проводила над чугунной сковородкой, обжаривая выловленных в канале карпов с перцем и купленным по дороге рисом, приговаривая над стряпней, словно сдабривала ее словами. А сейчас она стояла на крыше фургона, вглядываясь в темноту. Ее белые волосы, выбившись из пучка, облаком витали над головой. Клюка в руке вздрагивала.
– Оши! – выкрикнула Нира, сорвавшись на последнем высоком звуке. – Оши!
Она обернулась к подошедшей Адер:
– Пропал. Я вернулась к костру, а его нет.
Адер замялась в нерешительности. Разум Оши был много слабее, чем показалось ей поначалу, но его безумие не бросалось в глаза. Обычно оно проявлялось в бесконечном сосредоточенном молчании или припадках тихого плача. Если он и бредил, то тихо, обращаясь к птицам, к фургону, к собственным ногтям. Если старик совсем впадал в расстройство, рядом всегда оказывалась Нира: обнимала за плечи, давала отхлебнуть из бутыли, успокаивала беднягу. Сейчас, как видно, что-то пошло не так.
– Мы его найдем, – успокоила старуху Адер.
И прищурилась, оглядывая темный лагерь. Он был велик, но не огромен. Четыре или пять десятков костров и столько же фургонов на площадке в пару акров.
– Далеко он уйти не мог. – Она обвела пространство рукой. – Разделимся, обыщем лагерь.
– Лагерь я обыскала! – прорычала Нира. – Дважды. Оши пропал, и никто его не видел.
От ее тона Адер отпрянула. Она успела привыкнуть к резким манерам старухи, но здесь было что-то новое, жестче и острее.
– Ты надолго от него отходила? – осторожно спросила она.
Нира судорожно вздохнула:
– Ушла, когда стало темнеть. За рыбой. Сказала ему, чтобы сидел у костра, он всегда так и делал.
Значит, с заката. Крепкий мужчина успел бы пройти пару миль, но Оши – не крепкий мужчина. В сотнях шагов к западу тянулся канал, стало быть уйти он мог на север или на юг по дороге или на восток полями.
– Раньше с ним так бывало? – спросила Адер.
– Давным-давно не бывало!
Адер не успела ответить, потому что из-за фургона, касаясь ладонью рукояти меча, выступил Лехав. Его глаз Адер не видела, но что-то было в его позе, некая готовность к действию. По сторонам от него шли два паломника, явно из военных, – один из них еще держал в руке сочный ломоть мяса.
Лехав оглядел Адер и Ниру.
– Я слышал крик, – сказал он.
Адер кивнула. Внимание Лехава пугало ее еще больше неизбежных проповедей, но странно было бы теперь прятаться в тень. А если он поможет отыскать Оши, то и хорошо.
– Нам нужна помощь, – сказала она и, помявшись, заломила руки в надежде, что трогательный жест соответствует ситуации.
Один из паломников – коренастый мускулистый зверюга с лягушачьим ртом – осклабился на нее и повернулся к Лехаву:
– Юной госпоже нужна твоя помощь, капитан. Милашка так раскраснелась, едва дышит. Как ее не… выручить!
В отсветах костра Адер заметила, как его язык мелькнул между губами, словно маленький розовый хищник.
– Я не капитан, Лодж, – рассеяно бросил Лехав, окинув взглядом фургон. – Давным-давно ушел из легиона.
– Ясно, капитан, – ухмыльнулся человек-лягушка.
– Отвянь, осел, – подал голос солдат, стоявший справа от Лоджа, отвесив ему основательного тумака. – Девица такая же паломница, как мы. Не тупая дикарка с границы.
Лодж насупился, но промолчал. Лехав вовсе не слушал спутников. И не выказывал желания встать на защиту Адер. Той со дня, когда солдат спас ее в Аннуре, хотелось видеть в нем союзника. Опасное искушение.
– Что нужно сделать? – спросил он, остановив на ней пристальный взгляд.
– Оши куда-то забрел. – Адер старалась говорить тонким, испуганным голосом. – Знаешь старика? Нира за него волнуется.
Лехав перевел взгляд на пожилую женщину.
– Слышал я ваши еретические разговоры, – сказал он, внешним спокойствием опровергая резкость слов, затем покачал головой. – Не знаю, зачем ты пристала к паломникам, но, если волнуешься за брата, сама его и ищи.
Адер хотела возразить, но Лехав оборвал ее, рубанув воздух ладонью:
– С дурными людьми ты связалась, Дореллин. С грешниками. Речная слепота – само собой, но не ослепла ли ты к свету Интарры?
Не дав ей и рта раскрыть, солдат развернулся на каблуках и вместе со спутниками исчез в темноте.
Испуганная Нира даже не подумала его обругать, ни слова не сказала вслед.
– Ничего, – заговорила Адер. – Обойдемся без него. Вдвоем пройдем по дороге: одна – на юг, другая – на север. Ходим мы быстрей твоего брата.
– Ночью за кругом костра ты ничего не разглядишь, тем более сквозь свою тряпку.
– Пойду медленно. Буду звать.
Нира, подумав, коротко кивнула – злость и растерянность как будто подточили ее вечную гранитную решимость.
– Я пойду к югу.
– Мы его найдем, Нира, – пообещала Адер, коснувшись плеча старухи, и с удивлением поняла, что та дрожит. – Он не так давно ушел, а по сторонам здесь только поля да канал – негде попасть в беду.
Она уже повернулась, подобрала подол, но Нира ее задержала:
– Постой.
Когда Адер повернулась к ней, старуха скрюченной лапкой обхватила ее за пояс и жестко взглянула в лицо:
– Если найдешь его… будь осторожна.
– Я постараюсь, чтобы он не поранился, – заверила ее Адер.
Нира покачала головой:
– Его остерегайся, дурында. Его!
У Оши руки были как прутики. Голова едва держалась на хлипкой шее. Но в голосе старухи звучала яростная настойчивость, и рука все не выпускала Адер.
– Когда его найдешь, – твердила старуха, – веди прямо ко мне. Ко мне! И постарайся успокоить.
– Все будет хорошо.
Адер нерешительно высвободилась. Ей вдруг стало жутко.
– Все будет хорошо, – повторила она.
Оставив позади свет костров, Адер стянула с головы повязку. Она рисковала, может быть, безрассудно, но голос Ниры и дрожь старушечьей руки гнали ее вперед, а с тряпицей на глазах спешить никак не получалось. Адер не стала развязывать узла, чтобы можно было мгновенно вернуть повязку на место, если кто-то встретится на пути. Освободив глаза, она перешла на бег.
В темноте трудно определять расстояния, но занывшие икры и движение звезд в небе подсказали Адер, что она одолела не меньше двух миль, то окликая Оши, то вглядываясь в склон канала и в густую ниву на востоке. Луна высосала из полей зелень, оставила лишь серые стебли да тени между ними. Если Оши хоть немного сбился с дороги, если упал среди зеленых колосьев, Адер могла пройти в нескольких шагах, не заметив его. Поворотив наконец назад, она уговаривала себя, что Оши, верно, ушел в другую сторону, что Нира его уже отыскала, но в спящем лагере наткнулась на застывшую у дороги старуху – одну.
– Ну что? – спросила Адер, уже зная ответ.
Нира мотнула головой. Она стиснула зубы, кожа на костяшках сжимавшей клюку руки туго натянулась.
– Его надо найти.
– Когда взойдет солнце, будет легче, – заметила Адер.
– Когда взойдет солнце, будет поздно, – отрезала Нира.
– Что поздно?
– Его спасать, – тихо ответила старуха.
Адер обвела глазами лагерь. Только дурак стал бы искать в темноте человека, который даже не соображает отозваться на свое имя. Тем более – если тот не хочет, чтобы его нашли. Но девушка видела, что Нира готова продолжать поиски, пока не свалится с ног, а в мире за стенами Рассветного дворца у Адер не было никого ближе Ниры.
– Мы еще не смотрели вдоль канала, – напомнила Адер.
– Воду мне и отсюда видно.
– Он может сидеть под берегом. Или вдруг упал в воду.
Нира нерешительно кивнула:
– Иди по берегу на север, а я пойду на юг.
Адер, еще не дойдя до канала, начала понимать, как безнадежны их поиски. Земля здесь, хоть и неровная, испещренная ямами и рытвинами, не позволяла укрыться взрослому человеку. Все же она шла дальше – из упрямства и по привычке доводить дело до конца. Вдруг там, где течение подрывало береговой откос, есть незаметная глазу песчаная коса? Вряд ли, но надо проверить.
Уже от самой воды она услышала голос. Сперва решила, что поют засидевшиеся за попойкой лодочники, хлещущие под луной сливовое вино. Но когда ветер улегся, стало ясно, что она слышит не пение, а высокий скулящий человеческий голос, дрожащий, как перетянутая тетива. Языка Адер не распознала – если то был язык, а не бессловесное выражение горя и смятения. Голос раздавался совсем рядом, но Адер никого не увидела, хотя здесь не росло кустов и деревьев, способных скрыть человека. Напряженно расправив плечи, она шагнула с откоса.