По ее лицу текли слезы.
– Обычно, когда твои люди выживают, это радует, – склонив голову набок, заметил Лехав. – Но бывает иначе.
Адер уставилась на него.
– Как вы с этим справляетесь? – едва ли не шепотом спросила она.
– С чем?
– Как принимаете решения? Кому жить, кому умирать. Вы вели за собой людей – раньше легионеров, теперь Сынов Пламени. Иногда вели на смерть. Как вы, командир, принимаете решения?
В глазах Лехава отразилась буря.
– О смерти не думаешь. Решаешь, как необходимо поступить, подбираешь самых подходящих людей и их посылаешь. Смерть – это дело Ананшаэля.
Адер смотрела в глаза солдата.
– А точно необходимо? – спросила она. – Вы никогда не думаете, правда ли необходимо так поступить?
Он прямо ответил на ее взгляд:
– Каждый раз.
Второй раз Адер проснулась ночью: буря перешла в тихий перестук дождя, кто-то зажег лампу у ее кровати, а Лехав исчез. Она полежала, ощущая на коже горящее кружево: яркая боль иглой света проникала в плоть разума. Теперь она вспомнила все.
– Свет доброй Интарры, – выдохнула Адер.
– Всего полдня прожила пророчицей, поцелуй тебя Кент, а уже бормочешь, как святоша.
Натянув повыше одеяло, Адер вскинула голову. У изголовья кровати сидела в кресле Нира и нетерпеливо похлопывала по уложенной поперек коленей палке. Адер, уронив одеяло, свесила ноги на пол, и только тогда до нее дошло, что в дальнем углу стоит, разглядывая отшелушившуюся штукатурку, Оши. Она поспешно укуталась снова.
– Что вы здесь делаете? Как вошли?
В ответ на резкий тон Нира подняла бровь:
– У тебя всего три охранника, детка. Двое еще на ногах не стоят после того, как чуть не угодили в огненный Колодец и нахлебались молнии, а третий после твоего представления смотрит на тебя другими глазами. – Она повела косматой бровью. – Ты хоть знаешь, что орут тупицы на улицах? Как тебя называют? Вторая пророчица Интарры, вон оно как!
Адер схватилась за голову. Яростный чистый огонь угас, его сменила пульсирующая боль. Утонувшая было в бессильной слабости вина перед Фултоном и Бирчем теперь накрыла ее свинцовым плащом. Сейчас ей было не до Ниры с ее вопросами, но куда денешься?
– Что тебе надо? – спросила она.
– Хотела поглазеть на пророчицу во всей ее огненной шкуре и славе. Чего только в жизни не насмотрелась, а пророков не видела.
– Я не пророчица, – покачала головой Адер. – Просто мне повезло.
Казалось бы, разумный ответ, но в словах ей почудилось что-то неправильное. Неблагодарность. Непочтительность.
– Я молилась, и богиня вняла моим молитвам.
– Ты передо мной благочестивую кретинку не разыгрывай, девочка.
– Ничего я не разыгрываю, – тихо ответила Адер. – Фултон с Бирчем остались живы благодаря той молнии. Молнии Интарры.
– А в Ромсдальских горах попадаются черные сосны – тоже молнией ударило. Полагаешь, богиня имеет что-то против высоких деревьев?
Втянув в себя воздух, Адер медленно выдохнула. Ей нечего было возразить – в первую очередь потому, что месяц назад она и сама могла бы пошутить в том же духе. Молнии то и дело бьют по голым вершинам, по океанским просторам, опаляют одинокие дубы и большей частью попадают туда, где молиться вовсе некому. Глупо кидаться в ноги богине из-за обычной молнии. Закрыв глаза, Адер почувствовала, как глубокое, прохладное облегчение наполняет сердце, как благодарность с током крови растекается по жилам. Молнией она могла бы пренебречь, но ответ на ее отчаянную мольбу…
– Интарра явилась, – сказала она, сама сознавая нелепость своего упрямства. – Явилась. Она была там.
Бросив на нее пронзительный взгляд, Нира пожала плечами:
– Ну, меня она разочаровала. Должно быть, все богоявления в общем одинаковы. – Старуха, опираясь на клюку, встала из кресла. – Удачи в правлении империей, детка. Пошли, Оши, мартышка безмозглая.
– Вы уходите? – заморгала Адер.
Нира кивнула:
– Этот твой… Амередад, Лехав… не тот, кто нам нужен. Я и не особо рассчитывала, но кое-что сходилось. Нам не впервой впустую тащиться за четверть континента. И этот раз последним не будет. Оши! – прикрикнула она, тыча клюкой в дверь. – Госпоже нашей принцессе-пророчице-министру пора приступать к великим и благородным деяниям.
Старик оторвался от созерцания побелки, взглянул на Адер так, словно впервые ее видел, и равнодушно отвернулся.
– Не уходите! – выпалила Адер. – Пойдемте с нами на север!
Нира насупилась:
– Во имя корявого сучка Мешкента, чего ради?
– Ты мне нужна, – дивясь собственным словам, выговорила Адер и тут же поняла, что сказала правду. – Мне нужны твои советы.
– Сдается мне, советчиков тебе хватит с избытком.
Адер мотнула головой:
– Нет. Лехав будет меня использовать, но он мне не доверяет. Фултон с Бирчем станут меня защищать, а разговаривать не станут… – Она замолчала, потупилась. – Я теперь возглавляю армию, Нира. Развязываю гражданскую войну против, может быть, лучшего в аннурской истории полководца, а что делать, понятия не имею.
Нира поджала губы:
– Прости, девочка, но тут я тебе не помощница. Ты, может, забыла… – она понизила голос, – но, когда у власти были мы, мы с Оши, дела обернулись не лучшим образом. К тому же твои легкие шаги направит сама Интарра.
– В этот раз она меня спасла, но это не значит, что и дальше будет спасать. – Адер уже откровенно упрашивала и не стеснялась этого. – Мне нужен кто-то понимающий, что такое власть, испытавший ее.
Нира, покосившись на брата, покачала головой:
– Нет, у меня свое дело есть.
– Да! – ухватилась за подсказку Адер. – Ты шла сюда в поисках своего кшештрим. А почему? Ты сама сказала: он всегда в гуще важных событий. А сейчас все вращается вокруг Рассветного дворца. И ты давно призналась, что тебе туда не попасть.
– Это, – старуха скептически оглядела облупленные стены, – не больно-то похоже на Рассветный дворец.
– Я пойду на Аннур, – пропустив насмешку мимо ушей, настаивала Адер. – Я должна уничтожить ил Торнью и отвоевать Нетесаный трон.
– Сколько мне помнится, на том булыжнике положено сидеть твоему братцу.
– Я не знаю, где сейчас Каден, и не могу его дожидаться, – отчеканила Адер. – Никто не будет его ждать. Останься со мной, и увидишь того, кто ведет большую игру с империей. Если твой кшештрим там, мы его найдем.
Нира, сощурившись, прищелкнула зубами:
– И тогда мою голову, голову советницы, кенаранг насадит на шест рядом с твоей.
– Порой приходится рискнуть, чтобы добиться желаемого.
Нира ответила ей коротким смешком – словно ветка хрустнула.
– Похоже, больше всех рискуешь ты, девочка. Пристала к двум самым ненавистным в этом прогнившем мире людям. – Она снова хихикнула. – К двум личам! К двум безумным личам.
Бросив взгляд на Оши, Адер понизила голос:
– Безумен из вас только один.
– Скажем, полтора, – ощерила Нира в улыбке пожелтелые зубы.
23
Валин впервые видел человека такого роста. Длинный Кулак, жрец и шаман, единственный из множества честолюбивых и воинственных вождей сумевший объединить ургульские племена, был по меньшей мере двумя дюймами выше Долговязого Джэка с Островов и на голову выше самого Валина. Но если большинство рослых людей склонны двигаться разболтанными, неуклюжими рывками, то Длинный Кулак держался с ленивой кошачьей грацией, словно сворачивал и разворачивал кольца, и видно было, как легко и мягко его разум обуздывает жилы.
Стульев Валин здесь еще не видел. Вождь восседал на подобии салазок – обтянутой буйволовой кожей деревянной раме, всеми четырьмя концами опирающейся на голые спины ургула и ургулки, которые стояли на четвереньках, почти уткнувшись лицом в грязь. На первый взгляд положение казалось неустойчивым, и, только заметив кровь на светлых спинах, Валин понял, что выступающие жерди держатся вонзившимися в кожу стальными зазубринами. Шаман был не из легких, и крючья, должно быть, причиняли мучительную боль, но тела людей застыли в неподвижности. Их поникших лиц Валин не видел.
Длинный Кулак носильщиков не замечал, как не замечают под собой каменного уступа или деревянного табурета. Он тихо, неслышно для Валина, внушал что-то пожилым воинам, указывал пальцем на раскинувшийся перед ним лагерь и угрожающе размеренным тоном выражал свое неудовольствие. Только после того, как воины рысью бросились выполнять указание, вождь обратил взгляд к Валину. У него были глаза хищного зверя – блекло-голубые, глубокие и терпеливые, как небо. Почувствовав, как его измерили и взвесили, Валин постарался ответить Длинному Кулаку столь же оценивающим взглядом.
В этот холодный день вождь был одет в кожаную накидку без рукавов. На его шее висели десятки ожерелий – нанизанных на кожаные шнурки костяных подвесок. При каждом движении костяшки раскачивались и клацали друг от друга. Длинные светлые волосы он не связал на затылке, как простые ургульские воины, а свободно распустил по лопаткам. Неподходящая прическа для боя, но, как видно, Длинный Кулак в бой вступать не собирался. Он кивнул – не в знак приветствия, а выражая удовольствие – и обнажил в улыбке ровный ряд белых зубов с заточенными верхними клыками.
– Так-так… – проговорил он, широко раскинув руки, словно приглашал Валина к щедрому пиру; только угощений никто не приготовил и сесть было некуда.
– Чем они провинились? – спросил Валин, мотнув головой на носильщиков странного трона.
Длинный Кулак поднял брови:
– Они проявили отвагу.
– А тебе это почему-то не понравилось? – удивился Валин.
– Напротив, – возразил вождь, проводя пальцем по ребрам коленопреклоненного носильщика. – Я весьма ими доволен и потому оделил их такой честью.
Валин прерывисто вздохнул:
– Напомни, если соберусь тебе угодить.
– Ты неженка из мягкого мира, – пожал плечами Длинный Кулак. – Тебе не понять.
– А по-моему, все ясно. Причиняя боль другим, ты чувствуешь себя сильным. Таких, как ты, всюду хватает.