– И что из этого? – буркнула старуха.
– Я не стану укрываться плащом лжи, называя ее славой.
– О добрый Шаэль, никак ты, деточка, вообразила, будто можно править империей без лжи? Думаешь, твой отец не лгал? Или дед? Да все ваши златоглазые прапраоснователи Аннура. Ложь – ваше ремесло. Пекарю не обойтись без муки, рыбаку – без сети, а вождю – без лжи.
Адер, скрипнув зубами, отвернулась. Они сидели за большими стеклянными дверями старого дворца, превращенного Лехавом в штаб. На юг, сколько видел глаз, протянулось озеро – серые волны походили на выщербленную сланцевую черепицу. Там, за волнами, невидимый с этого берега, лежал Сиа, родной брат Олона, только богаче и нарядней. За Сиа начинались виноградники центральной Эридрои, потом нефритовые холмы – десять тысяч искрящихся росой террас зеленее изумруда, если верить живописцам. В Рассветном дворце Адер любовалась яркими свитками на стенах, но сама дальше Олона не выезжала, и ей вдруг отчаянно захотелось уплыть на юг, выбраться украдкой из города и попросту исчезнуть.
Конечно, ребяческие мечты, она совсем не за этим сюда явилась, но при всех успехах то, зачем она явилась, с каждым днем давалось все тяжелее. Послушать Ниру, ей следовало радоваться, что верующие прозвали ее второй пророчицей Интарры, что случившееся у Колодца провозгласили чудом. Она в одночасье приобрела верность самых ревностных служителей богини, а титулы носить ей не впервой.
Принцесса. Малкениан. Министр финансов. Она привыкла к громким именованиям, и все равно новый почетный титул – пророчицы – тяготил ее, как сшитый не по росту плащ. Адер так и не решила для себя, что произошло у Колодца, почему она невредимой вышла из-под молнии. Хотелось верить, что Интарра ответила на ее мольбу, – особенно хотелось, когда, как бывало несколько раз на дню, ее сознание омывали бескрайний ослепительный свет, покой и сила, пылающие таким жаром, что, подобно бальзаму, унимали боль. В город она пришла безбожницей, а уйдет с разгорающейся в душе верой – ну что ж. Это еще не делает ее пророчицей.
– Тебе даже лгать не придется, – говорила Нира, тыча в стол костлявым пальцем. – Люди судачат, а ты знай кивай тупой башкой да улыбайся.
Адер вздохнула сквозь зубы. Старуха была права. Слухи о чудесном спасении Адер все ширились: малкенианская принцесса, оставившая дворец и трон, чтобы со святыми пилигримами поклониться Колодцу, дважды отмеченная Интаррой – не только сияющими глазами, но и в подтверждение божественности священной сетью горящих шрамов на коже. Конечно, в «житии святой Адер» хватало полной чуши. Рассказывали, будто она сама шагнула в Колодец, а после возродилась в огненном столпе. Однако ей в неравной борьбе с ил Торньей не приходилось отказываться от малейшего преимущества.
– Послушай ты, дурында упрямая, – развела руками Нира. – Люди не захотят идти за обычными людьми, им подавай спасителей!
– А если я не желаю быть спасительницей?
– Тогда ты еще глупей, чем я думала. Ну просто тупее не бывает, так тебя и так! – Она досадливо мотнула головой. – Давай разъясню на пальцах: рыбак рассказывает свои байки – где рыбачил, пришел невод с рыбой или без. Портной сочиняет свое. Свои байки есть даже у шлюх, сколько бы вислых сучков с этим ни боролись. А короли? Императоры… – Нира покачала головой. – Ты хоть язык сотри речами с высоты трона, но твою сказку сочиняют они!
Старуха ткнула клюкой в стену, за которой маршировали на плацу Сыны Пламени, за которой лежал Олон, лежала империя.
– И попомни мое слово, девочка: есть только два рода сказок. Либо ты их спасительница, либо погибель. Либо ответ на их молитвы, либо Кентово чудище. Так что ежели люди толкуют, что ты «благословение», «богиня», «пророчица», так ты сияй побожественней, кивай и, чтоб тебя, улыбайся! Сама звала меня в советницы – вот я и советую: принимай поклонение и радуйся.
Адер, оторопев, выслушала ее тираду.
– Хорошо, – заговорила она, – но ведь они верят сказкам о пророчице, пока меня не видят. Тех, кто со мной знаком, не провести.
Перед глазами у нее снова встал Бирч: вот он качает головой и отворачивается от нее – первый, кто не пожелал признать ее божественности.
– И те, кто меня лучше узнает, все поймут.
Нира кивнула так, будто Адер подтвердила ее мысль:
– Вот и не позволяй никому себя лучше узнать.
Адер устало покачала головой, всматриваясь в волны. В Сиа лучшая в мире лоза, красные и белые вина. Уйти бы на юг, поселиться в крошечном белом домике над озером, печь хлеб, ловить рыбу… И тогда ил Торнья победит. Уничтожит ее империю, как погубил отца. Она оторвала взгляд от озера и обернулась к Нире:
– Пусть так. Пророчица. Лишь бы мне самой не пришлось рассказывать эту байку. И на этом все.
– Все? – подняла бровь Нира. – Все?!
– Да, все. Только чтобы захватить, судить и убить ил Торнью. Следовать по стопам Мааялы я не собираюсь.
– А если ты победишь? – спросила старуха. – Что тогда?
– Тогда Каден займет свое место на Нетесаном троне…
– Каден, – расхохоталась Нира. – Твой несчастный братец уже кормит воронье. Или ты думаешь, кенаранг, поцелуй его Кент, для того зарезал твоего папашу, чтобы Каден вприпрыжку прискакал домой и водрузил на трон костлявую задницу?
Адер вскинула руку:
– Я понимаю, что он мог покушаться и на Кадена. Посланные на север Адив с Утом, вероятно, участвовали в заговоре. – Она покачала головой, отгоняя эту страшную мысль. – Но неужто ил Торнья сумел завербовать и мизран-советника, и первый щит эдолийской гвардии? И если он так добивался смерти Кадена, почему оставил в живых меня? Я из нас всех самая легкая добыча.
Нира смерила ее взглядом и фыркнула:
– Ты была ему нужнее наложницей, чем трупом. А на пути к трону ты ему не соперница. – Она облизнула морщинистые губы. – Так или не так?
Адер медленно выдохнула:
– Аннур никогда не примет меня на троне. А Каден…
– Хватит о Кадене, – отмахнулась старуха. – Он покойник, мертвее мертвого.
Только опустив глаза на свои руки, Адер заметила, что загнала занозу под ноготь. Кровь заполнила ногтевую лунку, а когда девушка попыталась ее стереть, размазалась по руке. В долгом пути на юг Адер не позволяла себе заглядывать дальше переговоров с Сынами, а теперь, когда те на ее стороне, она видит не дальше поражения ил Торньи. И все-таки Нира права. Если они победят, если кенаранг не насадит их головы на колья перед воротами Богов, кому-то придется править Аннуром.
– Может, и так, – медленно проговорила она.
Нира растянула губы в угрюмой усмешке:
– Хоть ты и тупоголовая сука, Адер, но, если забросить тебя поглубже в дерьмо, глядишь, и научишься плавать.
Вскоре Адер волей-неволей пришлось признать, что случившееся у Негасимого Колодца, если и не было подлинным явлением божества, для нее стало маленьким чудом. На призыв Лехава стекались теперь не только Сыны Пламени. Простые олонцы, сыновья и дочери горожан шли сперва десятками, потом сотнями, а там и тысячами: одни умоляли принять их в святое воинство, другие корзинами несли провизию, а кто-то всем на удивление пожертвовал десяток железных граблей.
– Грабли не хуже меча обдерут шкуру с ублюдков-легионеров, – гордо заявил даритель.
При этих словах Адер стало дурно. Она не сомневалась, что с радостью увидит низвержение ил Торньи, но сейчас, глядя, как собирается ее войско, впервые начала осознавать истинную цену задуманного. Она готовила не просто войну, она собирала армию против аннурцев, верных солдат, которые будут, не щадя себя, отстаивать свой пост и защищать империю. Эта безрадостная мысль не оставляла Адер, пока она вместе с Лехавом готовила войска к выступлению.
Обнаружилось, что сбор армии не сводится к тому, чтобы водрузить знамя, произнести несколько воодушевляющих речей и раздать мечи. Даже для принцессы. Даже для пророчицы. Адер считала, что изучила по книгам военную логистику. Но в книгах все казалось четким и управляемым, будто бы главное – это выстроить повозки, назначить пайки, распределить ранги и установить дисциплину. Как видно, авторы писали свои труды в удобных креслах далеко от реальной сумятицы призывной кампании.
Целую неделю Лехав сбивал из разрозненных Сынов Пламени достойную уважения воинскую часть. Большинство солдат бросили Аннур и ушли на юг: кто-то – чтобы спастись из столицы, кто-то – наслушавшись шепотков о тайном сборе в Олоне. Численность их была достаточной – по городу и в округе насчитывалась не одна тысяча Сынов, но, кроме нескольких сот посвященных в тайну Лехава, они не знали ни командиров, ни места сбора, ни правил распространения и подтверждения приказов – их объединяло только общее желание защитить Интарру силой оружия и ненависть к Малкенианам.
Чудо у Колодца многим вернуло почтение к Адер, но Лехав слишком долго и щедро сеял антиимперскую пропаганду – отчего такое множество горожан и решились взяться за оружие, – и теперь потребовались целенаправленные усилия, чтобы убедить десятки, потом сотни и тысячи, что Адер, в сущности, жертва того же гнусного предательства, что подкосило церковь Интарры. Лехав с Адер каждое утро и каждый вечер выступали перед новыми ожесточенными лицами, объясняя, что их разделило недоразумение, что оба горячо жаждут сильной империи, сосредоточенной вокруг культа Интарры, а кенаранг и новоявленный регент ил Торнья для них – общий враг.
– Он ждет нас, – объявил однажды ночью Лехав, сидя с ней за столом и выбирая кости из жареного карпа.
Фултон, несмотря на ожоги, вернулся к своим обязанностям, но сейчас стоял за дверью, оставив Адер наедине с солдатом.
– Лазутчиков из дворца здесь, как и везде, хватает, а скрыть, чем мы заняты, невозможно.
– Особого выбора у нас нет, – утомленно кивнула Адер.
– Выбор есть всегда.
Она отставила рыбу, вглядываясь в его лицо. Общее дело, прощение Фултона и неожиданное возвышение Адер среди Сынов Пламени не вполне избавили ее от настороженности. Лехав принял ее, сотрудничал с ней, но она никак не могла уловить его к ней отношение и забыть тот день в Ароматном квартале, когда он чуть не оставил ее на растерзание канальным крысам. В его преданности богине она не сомневалась, но оставалось только надеяться, что этой преданности хватит, чтобы им было по пути. Лехав, в отличие от прочих, по-прежнему держался с ней как с принцессой, а не как с пророчицей.