Открывший Кадену монах – смуглый и темноглазый, с седеющими волосами и легкой хромотой – только глянул в его глаза, потом на его одежду и кивнул, как бы отвечая самому себе, после чего легким движением руки поманил гостя внутрь. Каден готовился к долгим объяснениям: кто такой, откуда взялся, чего ему надо, но монах молча проводил его в маленькую комнату с деревянным табуретом, глиняным кувшином и чашкой на низком столе. Наполнив чашку прозрачной водой, он подал ее Кадену и выпрямился:
– Жди здесь, брат, я приведу Яапу.
Не прибавив ни слова и оставив Кадена с грубой чашкой в руках, он вышел – его босые ноги ступали беззвучно. Нетерпение давило на юношу грозовым облаком, беременным бурей. Может быть, Матол и его люди уже рядом, уже наблюдают за капитулом, захватили Киля и Тристе…
Спокойно!
Каден поднял чашку, пригубил воду, попробовал языком, покатал во рту и только потом впустил струйку в горло, позволив ей остудить горящий внутри жар. Выждав три удара сердца, сделал еще глоток, и беспокойство улеглось. А затем в комнату вошел Яапа.
– Гость из Ашк-лана! – заговорил он, морща в улыбке круглое лицо. – Мы больше года не принимали братьев из Костистых гор.
Не считая Фирума Прумма, Каден впервые видел толстого монаха. У этого коротышки кожа была белой как молоко, а уши ручками кувшина торчали по бокам круглой головы. Он ничем не напоминал ашк-ланского настоятеля Шьял Нина, только устремленный вдаль взгляд и скупость движений говорили о долгих годах в подчинении Пустому Богу.
– Какие вести с края света?
Каден помедлил, прежде чем решился произнести:
– Плохие вести. Ашк-лан разрушен, монахи убиты.
Другой бы взметнулся при этих словах, разбушевался, потребовал подробностей или доказательств. Яапа только поджал губы и молча ждал продолжения.
– Всего я не могу рассказать, – пояснил Каден. – Нет времени. За мной явились солдаты, эдолийская гвардия под командой Тарика Адива, мизран-советника моего отца. Кажется, он участвовал в заговоре убийства всей нашей семьи.
– А монахи? – наконец заговорил Яапа. – Мы не вмешиваемся в имперскую политику.
– Адив никого не упустил, – мрачно ответил Каден.
– Значит, придется послать людей для отстройки Ашк-лана.
Ни слова скорби – да, ведь хин не скорбят. Кадену больно было оставлять тела монахов, но те и сами немногим больше заботились об умерших – уносили покойных на вершины, где ветры, непогода и вороны уничтожали последнюю иллюзию личности. Проведя всего несколько недель среди людей, почитавших свою личность и жизнь святынями, Каден позабыл, как легко воспитавшие его монахи принимали власть Ананшаэля.
– Как ты вернулся? – спросил Яапа.
– Некогда объяснять. Меня вот-вот настигнут. – Каден обвел комнату взглядом. – Валин, мой брат… Его здесь не было? Он мог появиться несколько недель назад.
Яапа медленно покачал головой:
– У нас уже несколько месяцев не было посетителей.
Внутри у Кадена что-то оборвалось. Этого он и боялся. Отсутствию Валина могло быть несколько объяснений, но самое правдоподобное и безрадостное – Блоха его убил. Убил или захватил в плен. В памяти Кадена встал хаос древнего ассарского приюта: дым, крики, смятение, отчаяние. Он сам чудом спасся, а ведь у него были кента…
Он успокоил подступившее к горлу горе, выпустил его наружу вместе с выдохом. Жив Валин или мертв, слезами ему не поможешь, да и некогда горевать.
– Что вам известно об ишшин? – спросил Каден.
– Немного, – ответил Яапа, вскинув брови.
– Они скоро явятся сюда, – предупредил Каден.
Даже если Тан ничего им не выдал, естественно искать Кадена у воспитавших его монахов.
– Не говорите им, что я в городе.
Толстый монах поднял обе руки, словно отталкивая от себя измены и интриги:
– Ты знаешь, брат, что политика и тайны – не дело хин.
– Зато их дело – молчание, и я умоляю вас молчать. Они совсем не похожи на нас. Они опасны.
– Я кое-что слышал… – нахмурился Яапа.
– Возможно, правду, – сказал Каден, через плечо оглядываясь на дверь. – На самом деле, вероятно, вам, всем вам было бы лучше уйти отсюда на месяц-другой. Куда-нибудь подальше. В безопасное место.
– Безопасность, – Яапа ткнул себя в лоб толстым пальцем, – здесь.
Каден зашипел от злости. Некогда было спорить или рассказывать, как эдолийцы потрошили Ашк-лан и хин, самые обычные люди, горели в пожаре. Да и будь у него время, едва ли он сумел бы поколебать монаха своими доводами. Для хин бегство от беды было такой же глупостью, как и погоня за удовольствиями, – оба пути вели к разочарованию.
Помолчав, он встал и почтительно поклонился:
– Благодарю, что уделил мне время.
Яапа остался сидеть, но тоже склонил голову.
Казалось, аудиенция окончена, но в дверях Кадена догнал голос монаха.
– Твой отец часто приходил сюда, – сказал Яапа. – Через врата. Иногда на час, иногда на ночь – когда искал отдыха от забот.
В ответ на ошарашенный взгляд Кадена монах улыбнулся:
– Добро пожаловать и тебе, когда бы тебе ни понадобился отдых.
Спасибо Яапе за приглашение, но остаться в капитуле было совершенно невозможно. За время их встречи и котелок воды не успел бы закипеть, но и то было опасно. Матол станет его искать скорее рано, чем поздно, и для монахов спокойнее, чтобы к тому времени Кадена и близко не было.
– Валин не появлялся, – сказал он Килю с Тристе, стараясь не повышать голос и натягивая пониже капюшон. – Они его не видели.
– Он погиб, – с застывшим взглядом проговорила Тристе. – Те, другие кеттрал его убили.
– Это всего лишь догадка, – возразил Каден и добавил, опустив голову: – Хотя и правдоподобная. В любом случае нам полагаться не на кого. Неизвестно, что происходит в городе, кто держит власть, кто убил отца, кто послал за мной Ута и Адива. Нужно найти место, где мы переждем, пока все не разузнаем.
Тристе свела брови:
– Приют? Или гостиница?
– Все лучше, чем спать на улице, – согласился Киль.
– Только у нас нет денег, – напомнила Тристе.
Кшештрим покачал головой:
– Как раз денег у меня много.
Каден уставился на него.
– При моем долгожительстве сложные проценты – большая сила.
– Сложные проценты? – не понял Каден.
– Банк платит тебе за использование твоих денег, – объяснил Киль. – И чем дольше пользуется, тем больше платит.
Каден покосился на Тристе, но у той был такой же пустой взгляд. И снова его ушибло сознание своей никчемности, непригодности к возложенной миссии. Конечно, в детстве он слышал про банки и представлял их огромными дворцами из золотых и серебряных кирпичей. А хин ни слова не сказали ему про сложные проценты.
– В каком банке? – спросила Тристе. – Чем скорей получим монеты, тем быстрей уберемся с улицы.
Она не сводила глаз со входа в переулок, словно с минуты на минуту ожидала увидеть в солнечном луче Матола.
– Нет, – подумав, отказался Каден. – Слишком рискованно.
– В чем тут риск? – обернулась к нему девушка.
– Ишшин… Пятнадцать лет, как они изловили Киля. Они могут знать про банк. Могут там искать.
– Маловероятно, – возразил Киль. – Имя, которым я тогда пользовался, им неизвестно.
– Маловероятно, но возможно. Хин разработали технику бешра-ан…
– «Спроецированный ум», – подхватил кшештрим. – Мы владели ею задолго до вас.
– Тогда ты должен понимать, что Матол способен ею воспользоваться. Вероятно, и воспользовался. Они могли найти твой банк. Откуда нам знать, вдруг и те твои комнаты заняли ишшин – живут там и ждут, не заглянет ли к тебе другой кшештрим.
Киль с пустым, как чистый лист, непроницаемым лицом обвел глазами улицу. И наконец кивнул:
– Хорошо. Комнаты и банк обойдем стороной. Хотя это значит остаться без денег и без ночлега.
– Ты никого не знаешь в городе? – спросил Каден.
Киль хотел ответить, но его опередила Тристе:
– Я знаю.
Глаза ее округлились – в страхе или с надеждой, – и кулачки она сжала так крепко, что побелели костяшки.
– Мать? – угадал Каден.
Понимание легло последним камешком в тщательно выстроенную стену. Она кивнула.
– Ты говорила Матолу, кто она?
Помедлив, девушка снова кивнула.
– Тогда они догадаются и там поискать.
– Но не найдут! – с неожиданной горячностью возразила Тристе. – Храм огромный, там полно укромных мест. Десятки входов, большей частью потайных, чтобы клиенты приходили и уходили, не привлекая внимания. Лишь бы попасть внутрь, а там мать нас спрячет. Я знаю, спрячет!
Киль поднял руку, сдерживая ее напор:
– Какой это храм? Кто твоя мать?
– Лейна, – с вызовом проговорила Тристе, ожидая насмешки.
Он только бровью шевельнул:
– Жрица Сьены.
– Лучше не придумаешь, – кивнула Тристе. – Лейны пользуются покровительством самых богатых и влиятельных мужчин и женщин, а мать не раз мне говорила: похоть развязывает язык. Там мы узнаем об Аннуре все, что стоит знать.
Для святилища наслаждений снаружи храм Сьены выглядел неказисто. Правда, он был огромен, раскинулся на целый городской квартал, но с улицы Кадену видны были лишь гладкие каменные стены в шесть или семь его ростов, затянутые цветущими лозами, но без всяких украшений. Если забыть о размерах, такое здание и в Ашк-лане показалось бы на своем месте.
– Я ожидал большего… – Он поискал слова. – Больше излишеств.
– Это все внутри, – объяснила Тристе. – Как и истинные удовольствия.
Каден обвел взглядом каменную кладку:
– Пусть будет так. А как нам попасть внутрь?
Мастерская сапожника была совсем мала, зато за стеклянным окном выстроилась обувь всех цветов и форм – от изящных сандалий до высоких, выше колен, сапог. Мягкая юфть, змеиная кожа, темное диковинное дерево, – должно быть, здесь не нашлось бы ни одной пары дешевле двух золотых солнц. Дополняли впечатление двое стражников, которые стояли по сторонам двери, положив ладони на рукояти мечей. Оба нарядные, в блестящем снаряжении, но суровые взгляды и шрамы на лицах выдавали закаленных бойцов.