– Лошадей здесь оставим? – нарушил его размышления Талал.
Валин помедлил, отбрасывая от себя ярость, незаметно опустил клинок в ножны и кивнул. Такой поток не одолеть даже неутомимым ургульским коням. Значит, от дальнего берега придется бежать на своих ногах, но им было не привыкать. А добравшись до населенных мест, они без труда украдут себе новых лошадей.
– Ни птицы, ни лошадей, – заворчал, отпуская своего коня, Лейт. – С тем же успехом могли записаться в пехоту легионов, поцелуй их Кент.
– Научишься сочувствовать простым солдатам, – поддразнил его Талал.
Лейт уставился на него как на полоумного:
– Хал побери простых солдат! Я для того и шел в кеттрал, чтобы дерьмо не месить!
– Хорошо, что вы умеете плавать, – перебил их Валин. – По крайней мере, вы не сидите в ургульском стойбище.
– Шутишь? Гвенне с Анник достался собственный шатер, дважды в день ургульские детишки носят им еду и мех за мехом той огненной кобыльей мочи, что у них сходит за выпивку. А мы тут остались безлошадными и собираемся окунуться в реку, текущую с ледников. Я в любую минуту променяю свою долю на ургульскую.
Вода была холодна – холоднее моря у Островов; так холодна, что Валин перед переправой заставил спутников до пота носиться по берегу. Любой кеттрал мог чуть не до бесконечности держаться на воде в подходящих условиях, но пробирающий до костей холод этого черного потока в считаные минуты высосал бы силы из самого могучего пловца.
Кадетов безжалостно приучали к холодной воде. Наставники каждый год вывозили нескольких подопечных в Ледяное море, где сбрасывали в воду, предлагая вплавь одолеть полмили до берега. Пустяковое расстояние, но не было случая, чтобы кто-то его преодолел. Валин помнил, как синели губы, наливались свинцом руки и ноги и плотный туман затягивал сознание. Наставники успевали выловить тех, кто начинал тонуть, но ощущения засели в памяти навсегда: ужас, потом медленно скапливающаяся в груди тяжесть, а затем окутывающее мягким одеялом равнодушие.
На середине реки Валин узнал в себе то же тяжелое безразличие, засасывающее его под воду. Он с трудом различал в лунном свете головы Лейта и Талала – темные пятна по обе стороны от себя. Пилот явно ослабел, а обернувшись к Талалу, Валин понял, что все трое едва держатся на воде.
Он перевернулся на бок, приподнял голову и приказал:
– Быстрее!
Губы онемели, слово скатилось с языка холодным камнем, и сперва Валину показалось, что его не услышали. Но вот Лейт, поворачивая голову для нового глотка воздуха, коротко, но красноречиво выбранился и стал грести живее. Талал, кажется, тоже понял приказ. Валин тянул за собой надутый мешок с оружием, поэтому двое спутников стали его обгонять. Он угрюмо перевернулся обратно на живот и удвоил усилия. Долго такого темпа не выдержать, но выбор был небогат: плыви или сдохни.
К тому времени как он добрался до дальнего берега, Талал с Лейтом успели вылезти из воды, но вернулись, чтобы поддержать его на последних шагах. Конечности у Валина застыли и онемели от холода, и, сменив воду на режущий ночной ветер, он едва устоял на ногах. Все трое были обнажены, одежду вместе с оружием увязали в надутый мех. Зубы клацали, горло саднило, мышцы словно прихватило льдом.
– Форму… – выдавил Лейт. – Надо… одеться.
Валин покачал головой. Легкая шерсть черной кеттральской формы прекрасно держала тепло, но в ней после долгого плавания тепла не осталось ни капли. Нужен был огонь, но разводить костер долго, а свет может привлечь аннурские патрули. К тому же южный берег Белой был таким же голым, как северный, – сухая земля и ни единого деревца. Оставалось греться движением.
– Бегом, – взмахнув дрожащей рукой, приказал Валин.
Талал поймал его взгляд, кивнул и тряской рысцой устремился к югу.
Лейт что-то буркнул, протестуя или ругаясь, но от Валина не отстал. Оба, спотыкаясь на кочках, потащились вперед под пляшущими звездами.
Прошло не меньше часа, пока Валин ощутил просачивающееся в плоть первое тепло. С теплом вернулась и чувствительность, а с ней – зуд, следом – боль. Ноги у него были намозолены бегом по островным тропам, но грубая земля здесь била по подошвам, как дубиной, и он успел нажить несколько ссадин, неприятный порез на своде правой стопы и содрал себе ноготь на большом пальце левой.
– Как дела? – спросил он, переходя на шаг.
– Не сочти за нарушение субординации, – попросил Лейт, – если я точно укажу, куда стоит засунуть твой вопрос.
– Не хотел бы я все это повторить, – тихонько хихикнул Талал.
Валин усмехнулся:
– А я как раз вспомнил, что оставил на том берегу наше снаряжение.
– Утоплю! – пригрозил Лейт.
– Как насчет формы? – спросил Талал. – И мечей? Я бы лучше себя чувствовал, прикрыв спину и с клинком под рукой.
– С чего бы это? Я вот готов забить первого встречного собственным хреном. – Лейт опустил глаза. – Увы и ах, после этого купания он не похож на прежнее, грозное и сокрушительное, оружие.
Валин скинул тюк на траву, и они разобрали одежду и оружие. Приятно было ощутить кожей сухую шерсть, а стельки сапог под избитыми ступнями ощущались мягкими, как подушки. На бегу все обсохли и согрелись и теперь работали руками и пальцами, выгоняя последние следы онемения, а потом принялись разрабатывать плечевые суставы. Воспоминания о ледяной реке мало-помалу тускнели.
– Ну ладно, – наконец объявил Валин. – Двое суток идем ночами, пока не оставим границу позади. Ил Торнья не может знать, где мы, не представляет, что мы еще живы и начали на него охоту, но он точно насторожится, если один из его патрулей заметит к югу от Белой остатки кеттральского крыла.
– Еще не известно, верно ли кенаранг в ответе за смерть твоего отца, – напомнил Талал. – Балендин мог и солгать.
– Мог, – кивнул Валин, – но я в этом сомневаюсь. Он отвечал Длинному Кулаку в страхе, на грани паники. Вы оба его видели.
Подумав, Валин решил не упоминать, что еще и чуял страх лича, ощущал его вкус, как липкую прогорклую пленку на давно прокисшем молоке.
– В любом случае рисковать не стоит. Будем скрываться, пока не разберем, что, Кент побери, творится.
– Вот бы вернуть Ра, – вздохнул Лейт. – Надеюсь, она выбралась из степей. Кто знает, что сделают ургульские ублюдки, если застанут ее на земле.
– Уверен, что она… – заговорил было Талал, но Валин рубанул рукой по воздуху, обрывая лича.
Где-то позади, смутно, но все яснее, слышалась глухая дробь. Валин различил лошадиное ржание. Лейт, прислушавшись, развел руками:
– Что такое?
– Всадники, – ответил Валин. – Гонят во весь опор.
Пилот оглянулся на Талала:
– Ты что-нибудь слышишь?
– Только ветер, – ответил лич.
– Они приближаются, – настаивал Валин, приникнув ухом к земле; послушав еще немного, он кивнул. – Примерно в миле от нас. Идут коротким галопом.
– Галопом ночью по такой местности? – покачал головой Талал. – Опасно.
Лейт тоже припал ухом к земле, долго вслушивался и наконец поднялся:
– Не представляю, как ты тогда расслышал, но теперь слышу и я. Похоже, скачут по тропе. По утоптанной земле.
Рассеянно покручивая железный браслет на запястье, Талал склонил голову к плечу:
– По-моему, они минуют нас с запада. Обойдется.
– Что, какой-то секретный личский фокус? – спросил Лейт.
– Ага, ужасно секретный и ужасно личский. Называется «слушать ушами».
Валин мысленно оценил обстановку. Четыре лошади, спешно скачущие на юг среди ночи, – это не обычный разъезд. Они даже на тропе рискуют переломать ноги – значит очень спешат. Спешат – значит везут донесения, а известия с севера наверняка касаются ургулов. Валин скрипнул зубами.
Он думал проскользнуть в Аннур украдкой – как через границу, так и в город – и так же незаметно подобраться к ил Торнье. Еще не известно, сможет ли он увидеться с Каденом, прежде чем принять решение, а ведь от того, что скажет Каден, многое зависит. Рано или поздно пришлось бы выбирать, убивать ли кенаранга, а для этого Валин должен был точно знать, правду ли сказал им Длинный Кулак. Ургульский вождь заверял, что огромный воинский стан он собрал исключительно ради обороны, но десятки тысяч вооруженных всадников мигом обратятся в орудие нападения. Длинный Кулак мог играть с Валином. А сейчас подвернулся случай получить непросеянную, незамутненную, необработанную информацию. И лошадей в придачу.
– Засада с мертвецом! – резко приказал он, повернувшись к холму и переходя на бег.
Лейт не двинулся с места:
– Мы же вроде хотели просочиться мимо патрулей?
– Нам нужны сведения, и лошади не помешают, – бросил через плечо Валин.
– А солдаты? – спросил Талал.
Лич без промедления перешел на бег, но, покосившись на его лицо, Валин поймал озабоченный взгляд.
– Это аннурцы, – уточнил лич.
– Знаю, что аннурцы, – пробормотал Валин, обдумывая план засады.
Точно определить расстояния он не мог, но до встречи остались минуты.
– Мы не станем их убивать.
– Пленные – это всегда обуза, – заметил догнавший их Лейт.
– Захватим, – ответил Валин, – свяжем ноги и бросим милях в пяти от тропы. За несколько дней, пока доползут обратно, мы будем далеко на юге. Если повезет, они и не разберут, что имели дело с кеттрал.
– Если повезет… – покачал головой Лейт. – В последнее время нам так везет, что я бы на удачу не полагался.
За разговором они взбежали на плавный подъем, где Валин задержался, оглядывая местность сверху. Она была почти такой же голой, как степь, однако он высмотрел несколько чахлых сосенок и рощицу кривых вязов – стволы серебрились под луной, – достаточно густую для «засады с мертвецом». А еще, единственной прямой среди уклонов и изгибов, к южному горизонту тянулась утоптанная полоса аннурской дороги.
– Покойник я, – объявил Валин и, оценив местность, указал: – Вон там. Четыре лошади – это двое верхами и две запасные.
Лейт кивнул:
– «Развилка» или «птенчик»?