Развернувшись, Адер увидела у задней двери старуху и ее съежившегося в тени проема брата. Нира выглядела как всегда: сутулая, в сиянии седых кудряшек над морщинистым лицом, – но таких острых блестящих глаз Адер у нее не помнила. Пока она смотрела на женщину, сердце не успело отбить полного удара, и тут же за плечом – там, где стоял ил Торнья, – сталь стукнула о доску. Снова обернувшись, Адер взглянула на меч в руке Фултона – вернее, на то, что от него осталось.
Клинок был срезан над самой рукоятью, линия среза гладко блестела. Обломок лежал на сосновых половицах у ног кенаранга, а его шею пылающим воротником окружало пламя. Тонкая огненная линия пульсировала, словно кто-то взрезал мир, открыв прореху в другой, наполненный звездами и неугасимым огнем. Фултон ошарашенно отшатнулся, ил Торнья же не двинулся с места. Глаза его, подсвеченные отблеском горящего воротника, были тверже камня.
– Что это? – спросил кенаранг, осторожно подняв руку к огненному кольцу, но остерегаясь коснуться.
Нира шагнула к нему из тени:
– Можешь назвать это правосудием. Или местью. – Она растянула губы в улыбке. – А можешь назвать охрененной невезухой. Но как ни назови, это твоя смерть.
Кенаранг чуть заметно повернул голову, прищурился и, недолго помолчав, уронил просто:
– А, Ришинира.
– Изменилась я за эти годы? – тихо спросила она.
Он обдумал ответ.
– Стала сильней, как я вижу.
Та хмыкнула – как кашлянула, а у Адер между тем сложилась в голове ужасная картина и внутри все затряслось.
«Кто-то в средоточии власти. Он давно поднаторел в интригах и махинациях…»
– Что ты делаешь, Нира? – медленно спросила Адер.
Старуха не сводила глаз с ил Торньи:
– Заканчиваю ужасно утомительное дело.
Он кшештрим. Другого объяснения нет. Ран ил Торнья – кшештрим. Ее отца убил кшештрим. Невероятно, но перед ней стоял тот кшештрим, которого все эти годы искала Нира, тот, кто сделал ее почти бессмертной. Жестокая истина начисто разрушила то понимание мира, с которым жила Адер, и ее разум отвергал эту истину, отчаянно требуя другого объяснения. Это было как увидеть солнце на дне глубокого колодца.
Ил Торнья раскинул руки жестом хозяина, распахивающего двери перед желанными гостями:
– Вижу, ты свела знакомство с моими старыми друзьями, Адер.
Он кивнул на брата Ниры – тот уставился на него круглыми как блюдца глазами:
– Привет, Рошин. – Он снова обратился к Адер: – Не знаю, где ты сыскала эту парочку, но их история тебе, полагаю, неведома.
– Ошибаешься. – Адер тряхнула головой, загоняя внутрь смятение и ужас. – Как раз ведома. Нира и Оши были со мной вполне откровенны.
– Так ты знаешь, что они личи? – насупился ил Торнья. – Что при их участии уничтожена половина континента, известного у вас как Эридроя? Что они атмани?
– Знаю. – Адер выдавливала из себя слова, но голос ее сел до шепота. – И если они атмани, то ты – создавшее их чудовище.
Ил Торнья свел брови:
– В слове «чудовище» слишком много смыслов. Что до создания, то соткать душу под силу одной Бедисе. Она их создала, она сделала брата и сестру личами. Мы лишь развили их силы и позволили до сей поры наслаждаться жизнью.
Адер хотелось плакать, кричать криком, но за нее сдавленным яростью голосом заговорила Нира:
– Наслаждаться? Наслаждаться жизнью? – Она ткнула пальцем в брата. – Твои дары нас изуродовали!
– О чем я сожалею с того дня, как осознал эту истину.
– Ты кшештрим, – сплюнула Нира. – Ты не умеешь сожалеть.
Что-то чуждое мелькнуло в глазах ил Торньи – совершенная пустота, заставившая Адер содрогнуться.
– Твоя уверенность, Ришинира, может оказаться столь же необоснованной, как в прошлом оказалась моя.
Во рту у Адер стало солоно и горько от крови. Поняв, что прокусила себе щеку, она сдержала тошноту.
– Чего ты хочешь? – выговорила девушка. – Зачем ты здесь?
Он вновь повернулся к ней и помолчал немного, как бы обдумывая ответ.
– Хочу того, чего хотел с давних пор, – наконец сказал он. – Защитить Аннур от врагов.
– Ложь! – рявкнула Нира. – Подлец снова врет!
Ил Торнья покачал головой:
– Аннуром с самого его основания правили Малкенианы, но во многих отношениях это моя империя. Она – мое покаяние, я создал ее в искупление своей неудачи с тобой, Ришинира, с Рошином и остальными.
Адер готова была заорать, чтобы Нира стянула пылающий воротник, покончила с ним. Сколько раз уже лгал ей этот человек, сколько раз она шла за ним как покорная скотина? Еще один шаг… Шаг за шагом.
Она чуть не велела убить его – чуть: уже открыла рот, но слова не шли.
Это был простой путь, простой и справедливый, но слишком отдавал растерянностью и отчаянием. Месть – почти непроизвольное действие, а ей надо было не просто действовать. Она должна была думать – думать лучше, глубже, чем думала все эти месяцы. Видеть дальше врага. Ей с трудом верилось, что ил Торнья – кшештрим, но, если так, из этого факта следовали определенные выводы. Это многое объясняло. Перед ней не просто одаренный человек, выбившийся к власти природным талантом, а нечто более опасное. И могущественное.
Уставившись на обнимающий горло кенаранга огонь, Адер следила за его переливами. С тех пор как Нира сплела заклятие, ил Торнья не пытался шевельнуться. Значит, он пойман, скован. В душе Адер еще бушевал ужас, но император не покоряется ужасу. Глупо уничтожать то, чего до конца не понимаешь, не разобравшись, нельзя ли это использовать.
– Когда это Аннур стал твоей империей? – Ее голос прорезал молчание, как острая сталь.
Он твердо встретил ее взгляд:
– Я был с ним с рождения. Я подсказал Териалу, где строить столицу. Я командовал армией при Втором объединении…
Адер мотнула головой:
– Второе объединение провел Рагинальд Вент.
– А его портреты ты видела? – усмехнулся кенаранг.
У Адер в голове все смешалось. Рагинальд Вент не позволял себя изображать. Запретил ставить на дороге Богов статую в свою честь. Больше того, приказал своим солдатам снести незаконченный монумент. В те времена все восхваляли его скромность, только скромность ли то была?
Лишь сейчас до нее стало по-настоящему доходить – понимание просачивалось внутрь ледяным зимним дождем. Ран ил Торнья бессмертен. Он не первый раз занимает пост, не первую роль играет в аннурской истории. Нира по дороге к Олону сказала: его тянет к власти, как мотылька к огню. Сколько масок он носил в пыльных залах истории? Сколько сыграл ролей?
Он кивнул так, словно она задала эти вопросы вслух.
– Я был мизраном при Алиале Великом. Я сражался с манджари у Разлома в Западную войну, с племенами джунглей на Пояснице в Темное лето. Я основал эдолийскую гвардию для защиты вашей семьи.
Онемевшая Адер только головой мотала.
– Кеттрал учатся по «Тактике» Гендрана, – медленно, как ребенку, втолковывал он. – Ее написал я. Почти три десятка лет я пробыл Гендраном. Я был с вами на каждом шагу – верный пастырь Аннура и Малкенианов.
– Зачем? – тихо вымолвила Адер. – Зачем ты это делал?
Он впервые запнулся и долго молчал.
– Мой народ ушел. Без возврата. Нас по всему свету осталось не больше нескольких десятков. Кшештрим не вернутся, но мне хотелось воссоздать на этой земле что-то похожее на утраченное нами: царство, империю, государство, управляемое не страхом, алчностью и страстями, а разумом и справедливостью.
Он указал на Ниру с Оши:
– Одной из попыток были атмани – мы думали, что, наделив бессмертием нескольких справедливых правителей, через них принесем в мир порядок.
Ил Торнья поморщился.
– Неудачная попытка. Бедиса не дала вам долговечного разума. Вместо порядка и справедливости мы погрузили мир в безумие. Ты помнишь, Ришинира, – почти нежно обратился он к старухе, – как вы все были молоды, как прекрасны? Как жаждали справедливости и мира? Не с вами мы сделали то, что сделали, а вместе с вами. Мы разделяли одни надежды. Как страшно они нас обманули.
Адер увидела слезы на старческих щеках Ниры.
– Ты знал, что из этого выйдет, – сжав кулаки, проговорила старуха. – Ты кшештрим, ты должен был знать.
– Нет, – возразил он. – Мы не знали. Ошибаются даже боги, а мы не боги.
Он снова обратился к Адер:
– Потерпев неудачу с атмани, с Аннуром я в какой-то мере добился успеха.
– Почему ты не правил сам? – бросила ему Адер. – Зачем превратил моих предков в марионеток?
Он горестно улыбнулся:
– Малкенианов не назовешь марионетками. Для этого вы слишком быстры и упрямы. К тому же… – он указал на ее шрамы, – за руку вас держит Интарра, а с ее могуществом мне никогда не сравняться. Нет, вы не были марионетками. Мы с вами были… соратниками в великом труде. Люди принимали Малкенианов, чтили вас, а такого, как я, они бы никогда не приняли.
Адер судорожно вздохнула, силясь отличить ложь от правды. Оши, оставив в покое медведя, встал рядом с Нирой, сплел пальцы с ее пальцами.
– Мы воюем, сестра? – тихо спросил он, глядя на ил Торнью и не узнавая его.
– Не воюем, а убиваем, – ответила сестра, указав сухой рукой на огненный воротник. – Одна мысль – и он мертв.
Не успев обдумать движения, Адер шагнула вперед, встала между ил Торньей и атмани, подняла руки, словно в ее силах было остановить кеннинг Ниры.
– Нет, – сказала она, – так нельзя.
– Не учи меня, девчонка! – Глаза Ниры были холодней зимней ночи. – Не учи меня мстить.
Адер молчала, заставляя себя думать. Если ей предстоит вести за собой Аннур, она обязана научиться мыслить разумно, даже когда в голове кавардак. Если россказни этого человека правда хоть на половину – хоть на четверть, – если он вел все эти войны, был советником величайших императоров династии Малкенианов, он будет ей полезен. Нет, молча поправилась она, необходим. Сколько бы ни учил ее отец, сколько бы томов по политике и юриспруденции, финансам и управлению она ни осилила, все равно не представляла, как противостоять Длинному Кулаку, как удерживать границы, как сохранять мир на Пояснице. Оставлять ил Торнью в живых рискованно, но у нее кругом риск. Этот человек – тончайший инструмент, который она могла бы обратить в свою пользу, на благо Аннура.