Из отверстия прохода ударил луч ярко-синего света толщиной в карандаш. Он коснулся стены большого каменного блока. Камень расплавился и потёк, после чего луч погас, оставив пятно, которое какое-то время светилось красным.
— Полагаю, наши десять минут истекли, — заключил Шеринг.
Так и было. Секунду или две больше ничего не происходило, а затем Хирст увидел выплывающий из трещины предмет. Разум подсказал ему, что самое время успеть закрыть глаза. Вспышка ослепила даже сквозь закрытые веки и оставила блик, который не уменьшался. Люди Беллавера вбросили долго горящую ракету, и почти сразу кто-то последовал за ней, в надежде поймать Хирста и Шеринга ослеплёнными и врасплох. Глаза разума Хирста, не затронутые светом, ясно показали одетую в скафандр фигуру прямо под ним, пузырь шлема гостя накрывал светоотражатель. Он с абсолютной точностью направлялся под траекторию свинцового утяжелителя, который Хирст вытащил из ботинка и до сих пор держал в руке. Шаровидный шлем пузыря был очень прочным, а гравитация очень слабой, но сотрясения мозга оказалось достаточно, чтобы человек потерял сознание. В точности, подумал Хирст, как случилось со мной там, в башне подъёмника, когда умер Макдональд. Шеринг, который как раз сию секунду отрегулировал собственную светозащиту, быстро нагнулся и поднял пистолет.
— Следующего, кто шагнёт в проём, мы застрелим, — заговорил он вслух через шлемофон. — Ты слышишь меня, Беллавер?
— Слушай, Шеринг, я был неправ, — отозвался Беллавер. — Я это признаю. Давайте успокоимся и начнём все сначала. Я…
— Десять минут назад звучало «без пощады».
— Мне трудно вести себя разумно, когда дело касается бизнеса. Ты знаешь, что он для меня значит, что он значил для моего отца и его отца. Но я готов на всё, Шеринг, если ты пойдёшь на сделку.
— Я заключу сделку. Легко. Охотно. Верни то, что у нас украл твой дед, и мы в расчёте.
— Ну, нет, мы не в расчёте, — мрачно перебил Хирст. — Нет, пока я не найду того, кто убил Макдональда.
— Раз так, — произнёс Беллавер. — Уилсон, взрывай гранаты.
Вся поверхность тела Хирста выплеснула обжигающий пот. На одну паническую секунду ему захотелось вывалиться из трещины, умоляя о пощаде. Потом он прижал ноги к стене, сильно толкнулся и нырком ушёл через пещеру в своего рода плавающее погружение. В ту же секунду его поймал Шеринг и, помогая, потянул вниз. Они вместе скорчились на полу за похожим на гроб блоком, отделяющим их от трещины. Хирст послал безумный мысленный призыв поспешить, направленный на космический корабль братства.
— Они торопятся, — отозвался Шеринг. — Сейчас Вернон обнаружил корабль. Он сообщает Беллаверу. Сюда летит граната.
Маленькая круглая блестящая игрушка смерти, легко и изящно летящая по дуге сквозь безвоздушный мрак. Она подлетает так медленно, и плоть сжимается, дрожа за себя, пока не становится лишь горстью чистого страха. Люди снаружи бросаются бежать, и тот, кто бросил гранату из тесной, удобно проложенной трещины, бежит за ними, и Шеринг кричит в своём уме:
— Она не дотягивает, она не…
Ярчайшая вспышка, подпрыгивающая скала, и ни малейшего звука.
Глава 6
Овен, Телец и Близнецы,
и возле Краба Лев блестит.
А дальше Дева и Весы…
Древний стишок о знаках зодиака крутился в голове Хирста, и это всё, что было у него в голове.
«Дева и Весы… Да… И к тому же, она очень красивая, — думал Хирст. — Но ей не положено держать Весы. Всё неправильно. Весы идут потом, и затем Стреломёт-Скорпион и Лучник-Стрелец… А, неважно, это не весы, там пара больших золотых звёзд, и она опускает их, и они сливаются вместе. Теперь только одна, и вообще не звезда на самом деле. Это отполированный металлический кувшин, отражающий свет, и…»
Дева улыбнулась.
— Доктор сказал, что ты приходишь в себя. Я принесла тебе что-нибудь выпить.
Реальность рывком вернулась к Хирсту.
— Ты Кристина, — сказал он и попытался сесть. У него кружилась голова, и она помогла ему, а он договорил: — Полагаю, она не долетела.
— Что?
— Граната. Последнее, что я помню, как Шеринг… Подожди. Где Шеринг?
— Сидит в гостиной, обрабатывает синяки. Да, она не долетела, но я не думаю, что телекинез значительно в том помог. У нас никогда не получалось уверенно контролировать материю. Вот так-то. Ты в порядке?
— В штатном режиме. Как вы нас вытащили?
— Конечно, граната обрушила вход — нам пришлось пробиваться сквозь внешнюю стену. Нам никто не мешал. Все люди Беллавера уже вернулись к своим кораблям. Они думали, что ты погиб, и, честно говоря, мы тоже так думали. Но ты не вполне «чувствовался» мёртвым, поэтому мы выкопали тебя.
— Спасибо, — сказал Хирст. — Полагаю, теперь они осознали различие.
Он лежал в корабельном лазарете. Под бессистемный грохот и вибрацию боковых тяг они пробивали себе путь через Пояс, причём на высокой скорости. Хирст ментально «выглянул» в космос. По следу шли буксиры и яхта Беллавера, но на этот раз только у яхты был шанс. Буксиры безнадёжно отстали.
— Да, они скоро узнали, едва мы вас вытащили, но, если повезёт, мы от них отделаемся, — сказала Кристина. Она присела у койки, откуда могла видеть его лицо. — Шеринг тебе рассказал о корабле.
— О зведолетё. Да. — Он вглядывался в неё и внезапно расхохотался. — Ты совсем не богиня!
— Кто сказал, что я богиня?
— Шеринг. Или, по крайней мере, его разум. Десяти футов высотой и увенчанная звёздами — я тебя боялся. — Он придвинулся ближе. — Хотя, твои глаза… Они злые.
— Такие будут и у тебя, — парировала она, — когда повоюешь с Беллавером с наше.
— Есть ещё кое-что, чего я не понимаю. Почему вы строите корабль, почему вы держали его в секрете от всех, а не только от Беллавера, что вы планируете с ним делать — и как ты попала в братство.
Она улыбнулась.
— Метод Зейца был создан для спасения жертв крушения, замороженных в глубоком космосе. Помнишь? Многие из нас никогда не входили в дверь ни невинными, ни виновными. Но это не играет роли, когда ты вернёшься оттуда, — она накрыла его руку своей. — Ты быстро учишься, но ты лишь на пороге. Для разговора нам не нужны слова. Открой свой разум…
Он так и сделал. Поначалу это ничем не отличалось от того контакта, который был у него с разумом Шеринга или с Кристиной до «Счастливого Сна». Мысли приходили к нему ясно сформулированными: ты хочешь знать, почему мы построили корабль, что мы планируем с ним делать, — и только через некоторое время он понял, что слова кончились, и он воспринимает эмоции Кристины, её воспоминания и соображения, её разочарования и её мечты так же просто и непосредственно, как если бы они были его собственными.
«У тебя ещё не было времени, — говорили они ему без слов, — понять, насколько ты одинок. Ты не пытался, как большинство из нас поначалу, снова стать человеком, вписаться в жизнь, как будто не было провала во времени, как будто ничего не изменилось. Ты не видел, как люди вокруг тебя стареют, в то время как у тебя едва добавляется седых волос. Тебе не приходилось переходить с одного места на другое, с одной работы, от одной группы друзей к другой, потому что рано или поздно они начинают чувствовать, что с тобой что-то не так. Тебе не нужно было скрывать свои новые силы, как ты скрывал бы болезнь, потому что люди станут бояться и ненавидеть тебя, возможно, даже убьют тебя, если узнают. Вот почему существует братство. И вот почему мы строим корабль… Символ полёта. Символ свободы. Вселенная далеко за пределами воображения, переполненная множеством цветных огней, с новыми мирами, где люди могли бы построить своё собственное общество внутри человечества. Никаких границ, за которые не осмелится выйти разум. Всё пространство, всё время, все знания — свободно!»
Он снова видел те широкие тёмные моря между звездами. Его разум мчался вместе с её сквозь пылающую холодным огнём туманность, огибал, ослеплённый и ошеломлённый, созвездие Геркулеса, в восторженном восхищении взирал на великолепную спираль Андромеды — возможно, уже не за гранью досягаемости, ибо что такое время и пространство для неосязаемых сил разума?
Затем этот безумный полет прервался, и взамен появилось меньшее видение, туманное и только наполовину осознанное: дома и улицы, место, где они могли бы жить и быть такими, какие они есть, открыто и без страха.
«Теперь ты можете понять, — спросила она его, — что они станут думать, если узнают о корабле? Можешь ли ты понять, как они будут бояться, что мы колонизируем что-нибудь вдалеке, бояться того, что мы можем сделать?»
Он понял. По меньшей мере, если правда станет известной, то лазари больше никогда не будут свободны. Их схватят и станут тестировать, изучать и читать о них лекции, их узаконят, ограничат, поставят под управление и начнут использовать. Они могли бы честно оплатить свой корабль и любые другие успехи, которых могут достичь, но им никогда не позволят их использовать.
— Но прежде всего я должен узнать, кто убил Макдональда, — с внезапным яростным воодушевлением провозгласил Хирст. — Шеринг объяснял про скрытые впечатления. Я готов.
Она поднялась, не сводя с него печальных глаз.
— Нет никакой гарантии, что метод сработает. Иногда получается. Иногда нет.
Хирст подумал об измождённом седовласом человеке, который стоял в ногах его кровати.
— Он сработает. Должен сработать.
— Если не получится, я своими руками вырву из Беллавера правду, — добавил он.
— До этого может дойти, — мрачно сказала она. — Но мы будем надеяться, что удасться этого избежать. Лежи спокойно. Я всё подготовлю.
Часом позже Хирст лежал на мягком столе посреди лазарета. Корабль вертелся, вилял и прыгал в каком-то безумном танце, и Хирста привязали к столу, чтобы он не свалился. Он знал, что корабль с четырьмя связавшими разумы пилотами и лётными эсперами лавировал в самой плотной из роевых зон Пояса, пытаясь перехитрить Беллавера. Двое других удерживали Вернона слепым, и надеял