Пули рикошетили от бетона рядом с Харлоу, и он обернулся и увидел людей с крейсера — двое — теперь уже трое из них стреляли в него.
Дандональд вился возле него звездой, и звезда кричала у него в голове.
— Ты не можешь сейчас бежать! Луч, Харлоу, — или это, или смерть!
Маленькое сражение было закончено, и они его проиграли. Кволек и выжившие с «Тетиса» беспомощно сдавались, и с той стороны поднимались винтовки, чтобы добить Харлоу, пока он маячил силуэтом на фоне пылающего луча.
У него был выбор умереть немедленно — или не умирать.
Он выбрал. Он бросился в луч.
Глава 7
Сногсшибательный удар. Рождение, смерть и воскресение в один миг со стремительностью вихря. В первое мгновение Харлоу охватил страх, и следом сама концепция страха, какую он знал, переполнилась и потерялась в эмоции, настолько новой и всепоглощающей, что у него не было для неё слова.
Он совершенно не понимал, потерял ли сознание или нет. Возможно, потому, что вся его концепция «сознания» тоже изменилась до неузнаваемости. Когда он вошёл в туманный пылающий столп силы, его пронзила ослепительная вспышка света. Свет был внутри него и в то же время снаружи, взрывался в каждой клеточке его плоти и костей, мозга и костного мозга. Как будто на мгновение всё его материальное существо достигло странного состояния блаженства. Но после этого мига он утратил представление о свете или темноте, времени или месте, бытии или небытии. Что-то невероятно странное происходило с телом. Он пытался понять, что это было, но всё, что он мог воспринять, было мешаниной цветов, как в свихнувшемся калейдоскопе. У него остались лишь ощущения, и они не много ему говорили, потому что он никогда раньше не чувствовал ничего подобного, и поэтому не было никакой базы, от которой можно было бы оттолкнуться.
Он знал только, что сразу же почувствовал себя свободным.
Это чувство было таким радостным, таким острым, что его едва можно было вынести.
Свободен.
Свободен от веса и усталости, груза ограничений плоти. Свободен от желаний и нужд, свободен от обязанности, свободен от ответственности, свободен навсегда от преследующего страха смерти. Никогда прежде в своей жизни, даже в её самые высшие моменты, он не чувствовал себя по-настоящему свободным, действительно единым со Вселенной. Это было откровение. Это была жизнь.
Он рванулся вперёд, вдохновлённый переполняющей его радостью, и тогда почувствовал, что там его ожидал Дандональд. Совсем не показалось странным, что Дандональд должен быть парящим облаком искр, туманным паттерном чистой энергии. Это казалось естественным и правильным, единственной формой, достойной разумного человека. Его мысль — контакт с ним был ясным и мгновенным — бесконечно лучше, чем речь.
— Ты сделал это, — думал Дандональд. — Как ты себя чувствуешь?
— Свобода! — кричал Харлоу. — Свобода! Свобода!
— Да, — сказал Дандональд. — Но взгляни туда.
Харлоу посмотрел не глазами, но гораздо более ясным чувством, которое их заменило.
Люди с винтовками — люди Таггарта и люди Фрейна — стояли, обескуражено глядя на конвертер, врата, в которые он, Харлоу, нырнул. Потом очень быстро, почти мгновенно произошла перемена. Кволека и других уцелевших люди с Тетиса разоружили, окружили превосходящим количеством людей Таггарта.
Один из них держал Ирру. Она со страданием в глазах уставилась на светящийся туманный луч конвертера, и она выкрикивала слово. Слово «Харлоу». Его имя. Он мог читать ее мысли, очень тускло по сравнению с мыслями Дандональда, но достаточно ясно. Он поражался тому, что в них прочитал.
— Я мог бы рассказать, как она о тебе думает, — подумал Дандональд. — Но я не считал, что должен.
В Харлоу всё ещё оставалось немного следов недавней человечности. Он кинулся к Ирре, и она увидела его, на лице отразились шок и боль, но уже без страха. На нём была другая эмоция, гораздо сильнее страха. Державший её человек тоже увидел Харлоу и вздрогнул, поднимая пистолет.
Харлоу его проигнорировал. Он заговорил с разумом Ирры.
— Я в безопасности, — сказал он. — Не волнуйся, я вернусь. Я люблю тебя.
Глупые слова. Человеческие слова. Всё рухнуло, и он мог вернуться не больше, чем Дандональд.
Дозор у конвертера теперь был бы удвоен, чтобы защититься от любой возможности их с Дандональдом возвращения за то время, которое потребовалось бы техникам с кораблей Картеля, чтобы найти способ демонтажа и перевозки конвертера. И как только это сделают, путь окажется закрыт для них навсегда.
Голос Ирры — или это были её мысли? — ранил его печалью и тоской. Он был не настолько свободен, как ему думалось. А потом он увидел, как Таггарт разговаривает с изящным, эффектным, симпатичным парнем с глазами, похожими на два коричневых шарика, и он понял, что это, должно быть, Фрейн. Он чувствовал их мысли, холодные, быстрые, ясные, совершенно безжалостные. Впервые он постиг, что именно отличало людей, подобных этим, от основной массы человеческой расы. В их разум, как в холодный колодец, никогда не проникал свет или тепло. Они могли бы имитировать дружбу или даже любовь, но на самом деле для них не было места. Все эмоции заворачивались внутрь, плотно обматывались вокруг ядра Эго. И эти люди избили его, эти люди воровали у Галактики её самое грандиозное достояние.
Харлоу осознал, что он всё ещё мог чувствовать ненависть. Он бросился на людей. Он рванулся ударить их, и его существо прошло через них, как яркий дым. Они были удивлены, но и только. А Таггарт улыбался.
— Это ты, Харлоу? Я так и думал. Есть недостатки в отсутствии тела, не так ли? — он жестом указал на конвертер. — Вы можете вернуться в любое время. Просто пройдите через него.
— И будем убиты? Нет смысла врать, Таггарт. Я могу читать твои мысли.
— Ну, тогда вам придётся ждать и надеяться, что когда-нибудь мне станет любопытен вид вашей жизни, и я приду туда, где мы можем встретиться на равных. Хотя мне интересно, что ты можешь сейчас со мной сделать.
Теперь рядом с Харлоу появился Дандональд.
— Идём, ты не можешь сделать здесь ничего хорошего. Как он говорит, тут есть недостатки.
Пальцы Харлоу не долго жаждали оружия.
— Я не собираюсь проходить обратно.
— Едва ты вернешься, они тебя убьют. Ты это знаешь.
— Но если бы мы двое действовали заодно — если бы мы появились быстро и напали на обоих дозорных…
— Тогда нас стало бы двое мёртвых вместо одного.
— Но если бы нас было больше, Дандональд. Если бы здесь было десять, двадцать, сто, все сразу, изливаясь через конвертер… — в голове Харлоу росла идея. Облако энергии, которым он был, пульсировало и мерцало, сжимаясь в сияющий шар. — Ворны, Дандональд! Вот наш ответ. Ворны. Это борьба настолько же их, как и наша. Они выстроили конвертор. Он принадлежит им, и если его захватит Картель, они тоже будут отрезаны.
Он чувствовал в сознании Дандональда сомнение.
— Это правда, не так ли?! — закричал он, бешеный от нетерпения. — Ты знаешь, что это правда! В чём дело?!
— Они слишком далеко, — заговорил Дандональд. — Я почти никого из них не встречал — на самом деле, лишь одного, и был ещё один, которого я чувствовал вдалеке. Большинство из них, я думаю, покинули эту Галактику.
Остаток мысли Дандональда был достаточно прозрачен в его разуме, чтобы Харлоу мог прочитать. Это была мысль: я очень сильно сомневаюсь, обеспокоятся ли ворны.
— Тогда нам придётся сделать их обеспокоенными, — заявил Харлоу. — Иных возможностей у нас нет!
Дандональд мысленно вздохнул.
— Полагаю, мы могли бы с тем же успехом заняться этим, как и торчать здесь, наблюдая, беспомощные, как две тени, — он метнулся прочь. — Идём! Я захвачу тебя туда, где говорил с одним из них. Он до сих пор может быть в этом секторе — он изучал переменные цефеиды, а там было два созвездия, где их необычайно удачный комплект.
— Подожди! — закричал Харлоу. — Как я могу это сделать, как я могу двигаться?
— Как ты двигался раньше, когда не думал об этом? — отозвался Дандональд. — Напряги волю. С помощью воли изменяется полярность твоего нового электронного тела, так что оно сможет поймать и оседлать гигантские магнитные волны. Веди себя волей!
Харлоу так и сделал. И показалось, его немедленно подхватил исполинский межзвёздный ветер и понёс вместе с Дандональдом, всё быстрее и быстрее.
Поначалу его это шокировало, а потом развеселило. Он оставался в тесном контакте с Дандональдом, а мир ворнов, зелёная звезда, чёрная стена залива — всё это просто исчезло. Веко тьмы мигнуло, и они пронеслись сквозь Конскую Голову, скользя над ней, как ласточки с крыльями, опирающимися на силы миллиона солнц, которые светили по краям великой тьмы.
Не могло быть, чтобы всё это происходило с ним. Он был Марком Харлоу, и он был человеком с Земли, а не паттерном электронов, несущимся быстрее мысли по магнитным течениям бесконечности. Но оно происходило, и он мчался и мчался.
На скорости, по сравнению с которой едва ползает свет, они вдвоём проносились мимо разноцветных искр, которые, как он знал, были звёздами, а потом перед ними выросло шаровое скопление, подобное пчелиному рою, только все пчёлы оказались солнцами. Великолепный сверкающий рой вращался в черноте пространства, двигаясь всё дальше и дальше в своего рода грандиозном и величественном танце, в то время как внутри единого движения составляющие его солнца создавали собственные сложные узоры. Цефеиды разгорались и угасали, проживая собственные напряжённые внутренние жизни за пределами понимания.
— Его здесь нет, — пояснил Дандональд и прибавил ходу.
— Откуда ты знаешь?
—Открой свой разум. Разверни его широко. Ощущай им.
Они погрузились в скопление. Магнито-гравитационных волн там хватило бы, чтобы разбить корабль, но Харлоу они только своеобразно бодрили. Пламя солнечного роя было похоже на грозу, всепоглощающую, потрясающую, великолепную. Он мог странным образом чувствовать цвета, которые смещались и изменялись. Белый, золотой, синий, алый, зелёный, мерцание космической призмы, где каждая грань была солнцем. Она прошла мимо, и они снова неслись во внешней темноте, скопление тускнело за ними, как лампа.