Почему он вспоминал дом? Потому что хотел бы сейчас оказаться там. Поездка, которой они с нетерпением ждали на протяжении всего предыдущего года, приняла неожиданный оборот. Это было нормально. В этом же и суть приключений: иметь дело с непредвиденными опасностями. И когда рядом такой надежный друг, как Джек, лучшую участь вообразить себе трудно. Но сейчас все ощущалось как-то иначе. Он сидел в облаке колеблющегося жара и чувствовал, как густеет низкое небо над головой, сразу за пределами круга света от костра, чувствовал запах дождя. Он надеялся, что его не случится. Что возникшее у него предчувствие, будто все катится к полнейшей катастрофе, рассеется, словно облака.
Прямо сейчас ему хотелось домой. Они с Джеком оба могли бы пробыть там пару недель, пока не кончилось лето, помогая отцу заготавливать дрова. К этому времени Джесс, его мать и отец уже легли бы спать. Северо-восточный ветер, предвещающий осень, бился бы в окна, они с Джеком сидели бы у дровяной печи с зажженной лампой и говорили обо всех экспедициях на каноэ, которые им еще только предстояло совершить. Выходили бы на улицу за глотком свежего воздуха, при попутном ветре чувствовали бы запах яблок, созревающих в темноте на деревьях ниже по склону холма. Забавно думать, что сейчас, вот прямо сейчас они совершают то самое путешествие на каноэ, о котором столько мечтали.
Эта поездка. Начиналось все просто волшебно. Ясная теплая погода, прохладные ночи, полные звезд, для северного сияния еще рано, но они в пути всего неделю. Рыбалка настолько успешная, что казалась сущим мошенничеством. Они подплывали на лодке к кромке озера, к затону или устью ручья, закидывали в воду сушеных мух и вытаскивали из нее озерную форель, прямо как в сказке. Большие пушистые обманки или мелкие сушеные мушки, казалось, разницы никакой. Они едва притронулись к сухим пайкам, и от жареной на сковороде рыбы им чуть не стало плохо. Они собирали чернику, малину и ежевику по берегам и наедались ими до отвала. Их губы окрашивались в сине-фиолетовый, обоих до колик смешил тот факт, что можно было час обдирать ягоды по кустам и так и не набрать ни полного котелка, ни хотя бы бейсбольной кепки. Всю добычу съедали на месте. Они были сильными гребцами, с легкостью переплывали озера, ставили своей целью совершать как можно более длинные переходы за один раз, но никогда ее не добивались. Не с карабином, удочками и маленькими бочонками с едой и снаряжением.
Карабин. Винн шумно выдохнул. То, что поначалу казалось лучшим путешествием в жизни, неумолимо превращалось… во что? Все еще сон, но чем дальше, тем сильнее напоминающий кошмар. Он не думал всерьез, что девушку растерзал медведь, но такую возможность нельзя было исключать.
Он пожалел, что не взял с собой трубку. Бесспорно, анахронизм, однако в поездкам по дикой природе ему ничего так не нравилось, как заправлять ее ванильной смесью табака «Берли» и поздно вечером курить у костра. Но он оставил ее в лагере. Раньше она принадлежала деду, отцу его отца. Винн обожал его, потому что он был тем еще любителем риска и совершеннейшим придурком. Старик Чарли выучился на юриста, женился на бостонском брахмане, несколько лет проработал на Уолл-стрит и возненавидел это; он переехал в южный Вермонт и стал уважаемым художником-любителем, а также начинающим садоводом-органиком и местным историком. Он рисовал амбары и поля, но также писал и обнаженную натуру; молва утверждала, что у него были две любовницы-модели, одна вдова и одна претендентка на звание вдовы, которая сказала своему пьяному мужу, что, если он только пикнет, она перережет ему горло в следующий раз когда он потеряет сознание – что, вероятно, произойдет не позднее чем завтра. Младший сын Чарли, отец Винна, унаследовал от своего отца все подвижные, искренние черты и чувство цвета в придачу, но отказался от изобразительного искусства ради более практичного занятия архитектурой. После колледжа он провел год в Японии, изучая ландшафты, так и не оправился от впечатлений и теперь строил дома в японском стиле по всему южному Вермонту. Ген придурковатости, склонности к риску и изобразительному искусству перескочил через поколение и приземлился на Винна. Кто бы мог подумать, что этот парень вполне готов был провести полгода в качестве низкооплачиваемого инструктора по туризму под открытым небом, а вторую половину проторчать в каком-нибудь сарае, создавая художественные инсталляции и скульптуры.
Он сунул еще несколько обломков плавника в тлеющие угли, протянул правую руку и погрел ладонь. Затем он наклонился и запустил руку в спальный мешок, укутывающий ее голову, в его тепло. Уютно, хорошо. Температура ее тела понемногу повышалась, дрожь и хныканье стихли, они продолжали обкладывать ее теплыми камнями и доставать их, когда те остывали. Она съела полную чашку лапши и плитку шоколада, и теперь ее тело само вырабатывало тепло. Он провел пальцами вниз и нащупал пульс у нее на шее, ровный и сильный. Отлично. Шоковое состояние, самая худшая его часть, осталась позади. Задача состояла в том, чтобы удерживать ее от этого и впредь.
Он отвел взгляд от костра и посмотрел на озеро. Круг света колебался на камнях пляжа. Зарево вспыхнуло на ветру и потускнело, когда порыв стих. Ночь была густой. Свет костра не достигал воды. Снаружи, в войлочной черноте, были только звуки. Шепот мелких волн, плеск воды, скользящей в собственных объятиях. Ему показалось, что он услышал шлепок – хвост бобра, быть может? Он посмотрел вниз рядом с собой: «Сэвидж» 308-го калибра был там, извлеченный из чехла, с прицелом и патронником. Когда они только пришли сюда, Джек сбросил с себя каноэ и потянулся к ружью на плече Винна. Он поставил его на предохранитель и передернул затвор, порылся в кармане в поисках единственного патрона, вставил его в верхнюю часть магазина и щелкнул рычагом. Теперь, с уже имеющимися пятью патронами в магазине, у них было шесть выстрелов. Сегодня вечером, переговариваясь вполголоса, они решили оставлять оружие тому, кто был на вахте. Никто не знает, что могло быть на уме у сумасшедших ублюдков с острова.
Возможно, подумалось Винну, они слишком остро реагировали. Может быть, на нее действительно напал медведь. Это было его первоначальное предположение. Но чем больше он думал о ее травмах, тем более сомнительным оно казалось. Медведи царапали, кусали и рвали на части, они не дубасили, не били кулаками и не выкручивали руки из суставов. Но падение с высоты могло бы оставить такие следы. Если бы она попыталась залезть на дерево, как недавно это сделали они, падение могло бы привести к такому исходу. Винн вздрогнул. Теперь он был с подветренной стороны от пламени, дым щипал ему глаза, жар обдавал колени и лицо; он дрожал не от холода. Он понял, что в какой-то момент своих размышлений потянулся за куском плавника и все еще сжимал его в пальцах. Черт, его, должно быть, просто клонит в сон. Он протянул руку и бросил деревяшку в огонь.
Он поднялся, потянулся, подошел к поленнице дров, набрал целую охапку и подбросил топлива в огонь. Вдвоем они прочесали береговую линию и сложили кучу плавника высотой по пояс. С лихвой хватит, чтобы оставаться в тепле. И судя по тому, как разгорался далекий пожар, примерно через неделю вся эта древесина сгорит в любом случае. Он снова сел. Ужасно тяжело было держать глаза открытыми. День казался бесконечным, он бросал вызов законам природы, никакой день не имел права длиться так долго. Винн заставил себя не спать; минут через двадцать, как ему показалось, разбудил Джека и отключился в палатке.
Глава восьмая
В коробке они держали овсянку, коричневый сахар и чай. Они сварили овсянку, добавляя в нее сахар, пока она не стала сладкой, и тщательно размешивая его ложкой. Они заварили себе чай, немного поели того, что осталось, дали ей выпить горячей сладкой воды. Она села в спальном мешке. Ничего не сказала, но когда Винн поднес ложку к ее рту, она приоткрыла его, медленно – только наполовину; казалось, ее челюсть до сих пор болела от удара, из-за которого у нее потемнело в глазах. Она моргала, когда содержимое ложки было слишком горячим, или когда с нее было достаточно. Она могла пользоваться только одной рукой, но даже здоровую руку у нее едва хватало сил поднять. Другую они зафиксировали двумя связанными вместе банданами. Когда она выпила большую часть предложенной ей горячей воды, она приоткрыла рот и издала скрипучий хрип.
– Что? – переспросил Винн, наклонив пониже ухо, – Что ты сказала?
– Ей нужно в туалет, – предположил Джек.
– О.
Она едва заметно кивнула.
– Что ж, ладно.
Они заняли уже ставшие привычными позы, Винн держал ее голову и верхнюю часть спины, Джек приподнял бедра и колени, они отнесли ее на пятнадцать футов от костра, подыскали камень побольше и помогли ей устроиться полусидя. Ее торс все еще требовалось удерживать в вертикальном положении. Она была очень слаба.
– Тебе так нормально? – спросил Винн.
Она была обнажена ниже пояса с тех пор, как ее избавили от насквозь промокшей одежды. Она кивнула. Оба почувствовали облегчение, слушая, как вода стекает по камням, словно это они сами опорожнялись. Когда она закончила, наступила неловкая пауза.
– …реть, – прошептала она.
– Что? А, вытереть! Понял, – отозвался Винн, пожалуй, преувеличенно громко.
Все это было для него неизведанной территорией. Джек, выросший на ранчо, не испытывавший особенного отвращения к физиологическим потребностям организма и далекий от брезгливости, сказал:
– Секундочку.
Он пробежался до насыпи, сорвал пучок сухой травы и вернулся обратно. Он протянул его ей, и она попыталась взять его, но оказалась слишком слаба. Тогда из ее глаз брызнули слезы. Слезы беспрепятственно текли по ее покрытым синяками щекам и капали с подбородка.
– Ну ладно тебе, – мягко сказал Джек, – Я займусь этим. Хорошо?
Она слабо кивнула. Он вытер ее пучком травы, и они отнесли ее обратно. Она была очень слаба. Ее нижнее белье и брюки висели у костра и были сухими, и Джек с Винн продели сначала в одно, потом в другое ее ноги, застегнули ширинку и пуговицу на ремне. Они просунули ее правую руку через рукав флисового свитера на молнии, а затем через рукав дождевика, и застегнули их поверх ее перекинутой через плечо левой руки. Слава богу, ветер поутих. Дул легкий северо-западный бриз, рассеивая облачность. Только высокие облака, медленно плывущие по небу, цветом и формой напоминающие смятые розы, поднимались снизу от восходящего солнца, которое еще не пробилось сквозь деревья. Мороза не было. Они натянули ей на ноги высохшие шерстяные носки, снова надели походные ботинки фирмы «Гор-Текс» и зашнуровали их. Они залили тлеющие угли своего костра озерной водой. Когда от него осталось только шипение, взрыв облака пепла, пар и резкий запах угля, они отошли от него и почувствовали другой запах, запах древесного дыма. Впервые за два прошедшие дня они поняли, что вновь находятся в компании лесного пожара.