м от цунами. Ладно, кому от этого плохо. Когда начинает казаться, будто весь мир разваливается на части, хорошие привычки остаются единственной вещью, за которую можно держаться.
Винн спросил Джека, не сводит ли его желудок так же, как у него самого, и Джек ответил утвердительно. Слишком много черники и ничего другого. У них осталось всего пять сублимированных блюд, и они берегли их для нее. Если верить карте, прямо за углом был ручей, впадающий в реку. Они остановятся, разобьют лагерь для завтрака и наловят рыбы. В этот раз Винн нес женщину на руках, и им удалось уложить ее в лодку, не разбудив. Так сразу и не скажешь, было это хорошим или плохим знаком. Они отчалили.
Никаких признаков человека поблизости. Отлично. Он не разбил лагерь в очевидно подходящем для этого месте ниже порогов, у первого ручья, он отказался от чистой воды и песчаной равнины ради увеличения расстояния между собой и ними. Очень хорошо. Ранее они соорудили для нее постель в лодке из еловых веток, теперь же подняли и уложили на надувной матрас на песке. Она дышала ровно, и ей было тепло в двух спальных мешках, поэтому они оставили ее. Прежде чем снова ее переносить, стоило предложить ей чего-нибудь выпить, возможно, сладкой воды.
Они вынули удочки из тубусов, соединили складные стержни удилищ, натянули лески и приступили к рыбалке. Это был небольшой ручей, неглубоко протекавший по песку в устье, сужающийся к руслу и приобретающий цвет черного чая там, где он просачивался между корнями деревьев. Они лишь время от времени чувствовали запах дыма, но когда задувал попутный ветер, он становился сильным и явственным. Теперь рыбалка не приносила радости. Они знали, что начинают голодать. На глаза им не попадалось кишащего изобилия насекомых, что для такого солнечного утра было странно, и никаких куколок на камнях у дна. Может быть, вода была для них слишком кислой, как знать, но теперь они выбирали мух с большей осторожностью, чем раньше; не совещались, а молча копались в своих собственных архивах воспоминаний о прошлых летних утренних стоянках на медленных, насыщенных танином ручьях. Джеку ночью составлял компанию одинокий холодный сверчок, поэтому он привязал к леске маленького прыгуна. Взмах удилища задел листья и стебли травы и астр вдоль берега, попрыгунчик отскочил от них и шлепнулся в воду, как своенравный скакун. Винн использовал маленькую мохнатую рыбешку, которую он повел вверх по течению, чтобы сымитировать малька или пескаря. Они начали ловить рыбу, расслабились и теперь оставляли себе каждую форель, которая была длиннее складного ножа; все, чего могло хватить хотя бы на пару укусов. Меньше чем через час у них набралась полная кастрюля, они вместе развели огонь и почистили рыбу.
Они приготовили палий на пару в кастрюле с небольшим количеством воды и запоздало удивились, почему им не пришло в голову захватить с собой соли на всякий случай. Джек предложил:
– По десять штук каждому? Для начала?
И они принялись за дело. Каждую рыбу подцепляли из котла ножом, раскладывали ее на ладони, а затем вспарывали кожу вдоль позвоночника, украшенного рядами игольчатых костей. Через несколько минут они сообразили, как лучше подвешивать мелкую рыбешку за хвост и зубами сдирать мясо с ребер. Они медленно осваивали новый процесс и постепенно набрали скорость. Первые несколько порций попали им в желудок, и только тогда они поняли, как жаждали белка все это время, но одновременно с этим почувствовали тошноту, что было в новинку. Они выплевывали косточки в огонь, а когда оба слопали по десятку, Джек сосчитал оставшееся и сказал:
– Еще семь.
И они доели все. Они чувствовали себя вялыми и раздувшимися, а Винн подавился, но сумел проглотить еду; покончив с ней, они схватили удочки и рыбачили еще час, а потом снова заставляли себя есть. Им было все равно, даже если это займет большую часть утра. На этот раз они попробовали соорудить гриль из молодых ивовых прутьев и обжарить палий над углями, но обнаружили, что при жарке они теряют слишком много кожицы, поэтому вернулись к приготовлению на пару. Они съели еще по одной порции. Откинулись на камни, постанывая, и посмотрели друг на друга, сытые и несчастные.
– Только попробуй, мать твою, все это выблевать, – с трудом проговорил Джек, – Меня и так уже тошнит от рыбалки.
Оба начали смеяться так сильно, что их чуть не стошнило. Такое облегчение. Позволить себе просто смех. Это чувство было похоже на теплый летний дождь. Дождь, который загонит в угол и потушит лесной пожар, смоет пот и страх.
Они решили искупаться. Прежде чем снова пуститься в плавание, они разделись и поплескались на мелководье ручья. Вода была темной, но прозрачной, как коричневое стекло, и такой холодной, что оба ахнули.
Они растянулись на камнях и позволили солнцу высушить себя. Винну нравилось прижиматься то одной, то другой щекой к теплому гладкому камню и вдыхать минеральный жар. Налетающий с низовья ветер обдувал их мокрую кожу и вызывал мурашки. Если последовательно сосредотачиваться сначала на чем-то одном, затем на другом – на хороших вещах, в каждый момент времени – то страх, засевший глубоко в животе, казалось, рассеивался, словно синяк, к которому приложили лед. Все еще там, где и был, но в разы тише.
Пока они сохли, Джек сказал, что теперь понимает, как погибли те канадские охотники, пытавшиеся пережить зиму на муке и кроликах. Изголодались по жиру. Того же самого и он жаждал сейчас. Те, кто готовили пончики на сале в лагерях, выжили. Он бы отдал, нахрен, свою правую руку за пончик. Хрустящий крем, покрытый сахарной глазурью, всплыл в его сознании, как видение ангела. Это напугало его, потому что они провели в пути только день, а впереди была по меньшей мере неделя.
Но они могли неделю питаться ягодами и форелью, без проблем. Имей они достаточно свободного времени, было бы забавно каждый день добывать себе пропитание, ловить рыбу.
Когда они вытерлись и оделись, они усадили девушку на ее постели; Винн придерживал ее, а Джек мягко попросил проснуться и немного поесть. И попить. Она справилась и с тем, и с другим. Для нее приготовили еще одно сублимированное блюдо – вчера оставалось пять порций, теперь было четыре – бефстроганов, Джек кормил ее с ложки, и она съела половину. Она жевала медленно, как будто испытывая боль; в какой-то момент ее глаза открылись, и она увидела их. Она действительно их видела. Ее зеленоватые глаза скользнули по Джеку, затем сфокусировались.
– Где? – прохрипела она, – Тот, другой?
– Он поддерживает вас, мэм, – ответил Джек, – Погодите-ка.
Джек перехватил одну сторону спального мешка, а Винн отодвинулся от нее и обошел спереди, его рука все еще обнимала ее за плечи. Она переводила взгляд с одного на другого. Это требовало от нее больших усилий.
– Спасибо, – прошептала она, – Вам обоим.
Ее глаза снова закрылись, и она задремала. Они отнесли ее к каноэ и положили на подстилку из ветвей. Джек поднял винтовку, чтобы открыть затвор и лишний раз проверить, что патрон в патроннике, затем они тронулись в путь.
День уже наполовину остался позади. Они гребли размеренно, не останавливаясь. Ветер сменился на западный, и впервые они смогли увидеть туманное сгущение воздуха, которое еще не превратилось в клубящийся дым. Пролетающие мимо стаи птиц уже не были такими многочисленными, встречалось много птиц-одиночек, в основном довольно тускло окрашенных самок. Винн предположил, что это были птицы-матери с птенцами, которые отказывались покидать свои гнезда до тех пор, пока пожар не подбирался совсем близко. Душераздирающе, если вдуматься.
Через пару часов гребли в таком интенсивном темпе мышцы их рук начали болеть, так что они старались не думать об этом. Джек внимательно изучил карту и понял, что впереди их ждет несколько перепадов высот и порогов поменьше, но в течение ближайших двух дней необходимости вытаскивать каноэ из воды и идти пешком не предвиделось, поэтому он был в растерянности относительно того, где ожидать следующей атаки. Они миновали широкую бухту с парой скользящих по воде гагар, одна из которых, вероятно, гнездилась неподалеку, и когда они проплывали мимо, ближайшая к ним гагара запрокинула голову и издала пронзительный вопль, от которого, казалось, даже деревья зашевелились, как от ветра. Он пронзил дымку, отразился эхом от замершего в ожидании леса и прокатился над водой, как любой издаваемый на реке звук. Казалось, он нес в себе столько глубокой патетики, что было удивительно, как простой мир мог его выдержать. Может быть, птица знала, что следует за ними по пятам. Может, у нее были птенцы в гнезде, и ей некуда было идти, и это она тоже прекрасно понимала.
Все прочие животные спасались бегством. Поэтому еще до полудня они увидели первого лося. Сразу двух. Крупную самку с детенышем. Лосиха подбежала к пологому краю левого берега реки, загрохотала по расколотому сланцу на негнущихся ногах и без паузы вошла в воду, вытянула шею и беззаботно позволила волне захлестнуть себя, обозначила угол переправы и переплыла ее. Лосенок подражал матери. Они могли слышать их прерывистое дыхание. Животные проплыли всего в нескольких ярдах впереди них. Следующим им встретился лось-самец, а затем черный медведь с двумя детенышами. Медвежата замешкались у кромки воды, они казались испуганными, и мама-медведица фыркнула, вышла из реки на мелкий брод, встала позади них и погнала их вперед. Они поплыли. Младший потерял почву под ногами в потоке, и Винн подумал, что его унесет течение, но мать оказалась рядом, боднула его плечом и подтолкнула к переправе. Охренеть. Они слышали, как другой детеныш, который первым добрался до дальнего берега, все кричал и кричал, не переставая. Они видели слаженный кросс норок и белок. Ближе к вечеру, когда Джек, опустив голову, изо всех сил греб, стараясь поддерживать темп, Винн свистнул, привлекая внимание. Он поднял глаза и увидел, должно быть, целую сотню мышей. Они никогда раньше не слышали ни о чем подобном. Мыши сбились в миниатюрное стадо. Они карабкались по крутому обрывистому берегу и падали, или прыгали, или стекали с него в воду, и все они плыли. Кто знал, как именно они отслеживали правильное направление, однако им это удавалось. С трудом, но и они пересекли течение.