з равновесия; он убьет его.
Они гребли. Солнце взошло, оно горело почти багровым светом сквозь дым, который стелился над восточным горизонтом подобно атмосферному фронту; его вообще затруднительно было опознать как солнце до самой середины зенита, и даже тогда это был раскаленный красный диск, больше похожий на какую-то расплавленную планету, чем на звезду. По всему срезанному берегу во влажной земле виднелись следы, оставшиеся там, где были корни – почерневшие разветвляющиеся линии, похожие на какую-то непостижимую каллиграфию. Открывшийся пейзаж был пустынным. Большая часть этого края была покрыта лишайником и мхом, иногда толщиной в фут, и все это сгорело за одну ночь, вместе с подлеском, кипреем и ивами. Все, что осталось – это выжженная земля и скальные породы, черные копья деревьев, кладбище. Отсутствие леса давало гораздо более протяженный обзор на небольшие подъемы и опускания почвы во всех направлениях, на горбы эскеров, по большей части лишенные пней, на складки там, где раньше протекали ручьи, сухие, начисто выкипевшие. Невеселая картина, подумал Винн. В земле, лишившейся своей географии, уже никто не признал бы дом.
В контейнере вещей первой необходимости все еще оставалась горсть протеиновых батончиков; когда Майя проснулась и села, Винн открыл защелки, выудил три батончика, и каждый из них съел по одному. Они дрейфовали. Поднявшийся уровень сахара в крови ощущался почти как чашка крепкого кофе, и каждый внезапно почувствовал себя более бодрым, настороженным. Наверняка это предвестники голодной смерти, подумал Джек. Он осмотрел оба берега вверх и вниз, и, конечно же, там не было ничего, чем бы можно было кормиться. И никаких дров, как он только что понял, чтобы развести костер. Хотя мысль о прикосновении спички к дереву почти заставила его содрогнуться. У них все еще был котелок. Как бы они приготовили последние из сублимированных блюд? В крайнем случае она могла бы есть их размоченными в холодной воде. Но как бы они заварили чай, чтобы подкрепиться? Лесные пожары всегда, всегда были неоднородными, вдоль берега должны быть участки, которые по какой-то причине не тронуло пламя, их не может не быть – нужно просто держать ухо востро. Насчет этого, и на счет того мужчины. Может быть, виной всему прилив белка и сахара, но Джек произнес следующие слова прежде, чем сумел сдержать себя:
– Майя. Ты ведь Майя, верно? Твой ублюдочный муженек поджидал нас в засаде у последнего водопада. Каковы шансы, что он продолжит в том же духе? Я имею в виду, если он еще не стал золой.
Он мог видеть только ее затылок. Растрепанные волосы, выбившиеся из косы за время долгого заплыва. Она также потеряла шерстяную шапочку и повязку.
– Ты имеешь в виду, попытается ли он убить нас? – тихо спросила она.
Это удивило его. Готовый, убедительный ответ. Должно быть, она каким-то образом выздоравливает, даже несмотря на все эти травмирующие события.
– Да.
Джек взглянул на Винна, который выглядел шокированным. Джеку захотелось влепить ему пощечину. То, чего тебе не хочется замечать, все еще может убить тебя, здоровяк. Вот, что ему хотелось сказать – но он не сделал этого. Чего уж там, он и сам убьет этого человека, если до такого дойдет.
Она сохраняла удивительную неподвижность. Не пассивный ступор, а сосредоточенность, необходимую для того, чтобы сохранять твердость перед лицом какой-то эмоциональной бури. К ней определенно возвращались силы.
– Он пытался убить меня.
– Я предполагаю, что да, – осторожно ответил Джек.
– Если не вмешается какое-нибудь фантастическое везение, кто-нибудь точно умрет, – сказала она.
Они пытались разобраться в карте. Они потеряли ориентировку во время ночного плавания и не были уверены в том, какие пороги уже миновали. Река текла на север, но широко извивалась, местами даже загибаясь к югу, и она сильно изменилась со времен исследования в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, но общие контуры должны были остаться такими же. Тем не менее, было трудно ориентироваться по карте, когда солнце висело над головой. Когда оно начнет опускаться к западу, появится шанс сделать это вернее. Еще лучше станет после наступления темноты. В последние две ночи небо было ясным, и сегодня вечером, если удастся разглядеть достаточно длинный участок реки, они, вероятно, смогут определить направление по Полярной звезде и соотнести с картой форму реки, которую увидят. Было важно заострить на этом внимание. Джек сказал:
– Во-первых, мы не хотим, чтобы нас застали врасплох еще одни пороги. Во-вторых, он до сих пор действует в условиях одного и того же ограничения: он не может позволить нам пройти мимо него. Так что он снова будет ждать там, где, как он знает, мы точно остановимся – в начале следующей тропы для волока. Прямо на вершине следующего большого обрыва.
Это имело смысл. Возможно, он не найдет укрытия в выжженной земле вдоль берега, но обретет его там, где река обрушится вниз – самые большие перепады высот, как правило, бывают ступенчатыми. Как в прошлый раз. Он может найти достаточно подходящих укрытий за выступами скал. Однако в любом случае, им не следовало ставить своей целью преследование его. Он наверняка будет ждать. Им нужна была еда. Пожар сильно травмировал их, но по мере того, как они неуклонно гребли вниз по течению в потоке ровной движущейся воды, они все больше сожалели о потере ягод. Это было очередное издевательство: в разгар ягодного сезона, когда черника, ежевика и их собратья отяжелели на стеблях, и очевидно необходимые им калории были прямо под рукой, огонь прогремел ураганом и унес их прочь. Река позаботилась обо всем остальном: при перевороте они также потеряли остатки мяса карибу. Сейчас оно сослужило бы им хорошую службу.
Все, что угодно, было лучше, чем ничего. Пройдя, должно быть, три мили на веслах по выжженной местности, мимо огромных поваленных стволов, все еще трепещущих желтым пламенем, и заостренных пней, испускающих тонкий белый дым, словно испуская остатки духа, они увидели ручей, впадающий в реку слева. Он тек между низкими выжженными берегами и почерневшими камнями, и был усыпан мелким пеплом, но в остальном прозрачен. Они выбрались на песчаный пляж, который казался нетронутым, напились прямо из ручья, вытащили свои удочки, натянули их, и принялись ловить рыбу. Они решили, что если поймают что-нибудь, то смогут приготовить это на каком-нибудь продолжающем тлеть пне. Выполнение этих простых процедур, этапов ритуала, немного подняло им настроение. Собрать удилища, плотно прикрутить стопорное кольцо к катушке, натянуть направляющие, выбрать наживку – последовательные элементы пожизненной дисциплины, которая сулила радость. Они ловили рыбу в течение часа в теплое послеполуденное время – морозные ночи, казалось, охладили и дни тоже, было уже не жарко, а приятно и тепло. Они ловили рыбу на теплом бризе, и ни один из поплавков ни разу не дернулся. Ни мальки, ни пескари не проносились мимо их лодыжек. По мере того как они раз за разом сматывали леску, закидывали приманку по-новой и вновь вытаскивали пустые крючки из воды, настроение падало. Ни один из них не хотел быть первым, кто озвучит очевидное. Винн подошел к Джеку и сказал:
– Они ушли.
– Знаю.
– Здесь неглубоко. Как думаешь, они могли свариться? Или все из-за пепла?
Джек пожал плечами.
– Почему не видно вообще ничего плавающего?
– Без понятия, – Джек снова пожал плечами, – Еще одна вспышка, например. При температуре в полторы тысячи градусов наверняка можно вскипятить целый ручей. Я просто не подумал об этом.
Невозможно предусмотреть все, подумал Винн. Еще он подумал, что Джек слишком сурово наказывает себя за то, что у него это не получается. Винн не собирался снова лить слезы перед своим приятелем, но почему-то из всего, что они пережили за последнее время, потеря форели казалась самым печальным событием.
Звук они услышали одновременно, хруст гравия позади, обернулись и увидели Майю. Ее левая рука была прижата к боку, возможно, в попытке справиться с некоторой болью в животе. Растрепанная, но стоящая на ногах.
– Не вся рыба погибла, – прохрипела она. Ее голос был почти нормальным. Она казалась… почти обычной женщиной, – Такое случается. Мы… я застала несколько крупных пожаров во время наших поездок. Моих поездок, – она как будто пыталась вырезать мужчину из памяти, – Похоже, они каким-то образом узнают, что их ждет, и многие успевают уплыть вниз по реке.
– Хрена себе, – пробормотал Джек.
Он испытал настоящий благоговейный трепет и подлинное облегчение. Неумолимость и жестокость природы всегда пугала и восхищала его. Все в ней могло быть совершенно беспечно и в то же время так прекрасно. Его это приводило в восторг. Но в не меньший восторг его приводил сложный интеллект природы. Тонкая балансировка. Вот такие тихие компенсации. Как будто какая-то безымянная, непостижимая справедливость пронизывала все вокруг. Ему не следовало заходить в своих рассуждениях дальше этого. Тем не менее, на фоне действий природы ненасытный, самоудовлетворяющийся интеллект людей начал казаться отстающим, а не превосходящим.
– Они поплывут обратно, – сказала Майя, – К следующему лету, если насекомые вернутся – а они так и сделают – за ними последуют многие рыбы.
Они все просто молча стояли там, на солнце, вдыхая запахи обожженной земли и более холодные, долгожданные ароматы пепельного ручья. Впитывали перспективу возвращения жизни. И еще тот факт, что теперь у них не было никакого источника пищи.
Они сложили удилища и убрали их обратно в рюкзак. Они вдоволь напились из ручья, наполнили потрепанный, верный котелок чистой водой – ручей не помутнеет от грязи и пепла до следующего дождя – и отчалили.
Некоторое время они медленно гребли, затем просто заскользили. Без ветра, в середине течения, их скорость составляла четыре узла. Они не брали в расчет притоки ручьев, которые миновали по пути, не учитывали их объем, но ручьи встречались все чаще и увеличивали скорость реки. Они были одурманены усталостью. И голодом. У них не было никакого плана. Сколько дней пути отделяло их от деревни? Они сбились со счета.