Так они и шли вдвоем среди гуляющих толп, пока, наконец, не добрались до храма Неба. Располагался он прямо в центре города, в одном из крупнейших парков Пекина.
– А зачем нам храм Неба? – полюбопытствовал Сяо Гу.
– Мы ищем одного человека, – отвечал господин.
– Какого еще человека? – недовольно спросил Сяо Гу. Он как раз увидел жаровню с шашлычками, за три юаня две палочки, и почувствовал, что самое время подкрепиться. – Какого такого человека, верблюд его заплюй?
– Это один даосский мастер, звать его Ху Лиминь.
Услышав это имя, Сяо Гу замер как громом пораженный, и лицо его сделалось белее белого. Господин посмотрел на него с удивлением.
– Что с тобой?
– Дорогой хозяин, – взмолился Сяо Гу, – не надо этого делать.
– Чего не надо делать?
– Не надо к нему ходить. Учитель Ху – самый могучий даосский маг во всей столице.
– А, я вижу, ты тоже о нем слышал, – кивнул хозяин.
– Еще бы не слышать, милосердная Гуаньинь! Это такой могущественный человек, что к нему просто так, без подношений и подойти нельзя: непременно превратит в жабу или поразит молнией.
– Ничего, – сказал хозяин, – не поразит.
С этим словами они вошли в парк храма Неба.
Там, поплутав самую малость, в укромном уголке прямо у юго-западной стены они в конце концов и обнаружили великого наставника и даосского мага учителя Ху. Это был крепкого телосложения немолодой уже человек с припухшими глазами и крупными кистями рук. Одет он был в синий спортивный костюм и кроссовки. Голову его, как тонзура, венчала небольшая лысина – видно, образовалась от постоянного исхода энергии ци через макушку. Ху Лиминь молча сидел под кипарисом и занимался своим обыденным делом – выплавлял пилюлю бессмертия.
Увидев прославленного и ужасного учителя Ху, Сяо Гу сначала покраснел, потом побелел, а под конец и вовсе пошел какими-то зелеными пятнами. Он скрючился в три погибели в низком поклоне и старался не поднимать взгляда выше своих ботинок.
К счастью, учитель Ху медитировал с закрытыми глазами, так что еще не поздно было быстренько ретироваться. Сам Сяо Гу еще даже и штаны не успел намочить от испуга. И если бы, конечно, учитель Ху не метнул бы им в спину молнию или какое-нибудь особенно страшное проклятие, от которых, он знал, мужское естество втягивается внутрь живота, они бы еще могли незаметно ускользнуть…
Но глупый и самонадеянный хозяин – да покарает его всемилостивый Будда! – уже подошел к учителю и как ни в чем ни бывало уселся напротив него. Сяо Гу, дрожа, просто бухнулся головой в газон, препоручив свою душу милосердной Гуаньинь, поэтому он не видел, как глаза учителя Ху чуть приоткрылись и из них на хозяина сверкнула погибельной пропастью Великая пустота.
Что ни говори, а почтенный наставник Ху был очень непрост: умен, хитер и предусмотрителен. Хитрость его и подвела.
Он не сразу понял, кто перед ним. Решил, что очередной глупый иностранец пришел набиваться в ученики. Принял важный и неприступный вид, единым взором проник в мои намерения и оценил толщину кошелька. На лице его возникла приветливая и в то же время снисходительная улыбка.
Но мне было не до улыбок и замысловатых интриг наставника Ху. Мне нужен был его учитель, преждерожденный Чжан – двухсотлетний старец, владеющий тайнами бессмертия и вечной молодости.
Услышав это, почтенный даос даже рот открыл от неожиданности. Наглость моя была неслыханна и непростительна, извинить меня могло только мое иностранное происхождение, да и то вряд ли.
Несколько секунд Ху Лиминь с упреком глядел на меня: может, одумаюсь?
Но я не одумался.
– Так, значит, вы хотите посмотреть на учителя Чжана? – переспросил меня господин Ху таким тоном, как будто я имел наглость потребовать к себе самого Будду.
– Нет, – отвечал я довольно мрачно, – я не хочу посмотреть на учителя Чжана. Я хочу поговорить с ним.
Воцарилась пауза. Она была долгой, с трепетанием листьев на ветру и медленным движением облаков по небу.
Ху, видно, соображал, кто этот иностранный наглец и в какую сторону повернуть разговор. Было ясно, что терпение не относилось к числу его отличительных черт. Я отлично понимал, что все эти даосские старцы, несмотря на мирный вид, скоры на суд и расправу.
Проще всего, конечно, было отправить меня в нокаут, а потом сказать, что я сам споткнулся. Но его смущал мой напор, хорошее знание языка и сам факт того, что я знал о его учителе – лице глубоко законспирированном, о котором ничего не знали посторонние.
– Не знаю, есть ли у учителя мобильный телефон… – наконец покачал головой почтенный наставник Ху.
В переводе с китайского это значило, что ни о каком разговоре не может быть и речи. Мне довольно прозрачно намекали, что пора возвращаться восвояси. Но мне отступать было некуда.
– Это ничего, – отвечал я решительно. – Мне нужно поговорить с ним лично.
Если бы Ху Лиминь обладал меньшим самообладанием, он бы просто задохнулся от моей наглости. Несколько секунд он глядел на меня исподлобья, даже позабыв, что следует улыбаться.
– Зачем? – наконец спросил он. Это прозвучало слишком прямо для немолодого, воспитанного в старых традициях китайца. Он почти грубил мне. – Зачем вам нужен великий наставник?
– У меня есть к нему дело большой важности, – отвечал я.
Лицо наставника Ху сделалось черным от гнева. В переводе с китайского мои слова значили примерно следующее: «А вот это, уважаемый, не вашего ума забота!»
Сидевший в некотором отдалении Сяо Гу затрясся от ужаса – было слышно, как стучат его зубы. Видимо, он прикидывал, заденет ли его молния, которую метнет в меня сейчас мастер Ху.
Бедный Сяо Гу! В этот миг, думаю, он проклял день и час, когда мы встретились, и свою алчность, заставившую его пойти ко мне в услужение. «Всемилостивый Будда, умереть за пятьдесят юаней от электрического разряда страшной силы – об этом ли я мечтал всю свою жизнь!» – вот что было написано на его вытянувшейся от ужаса физиономии.
Может, конечно, и не стоило злить Ху Лиминя, но у меня на его счет были некоторые планы, и чтобы воплотить их в жизнь, надо было вывести почтенного даоса из терпения.
В любом случае, терял я немного, всего только расположение господина Ху. Если же учесть, что он с самого начала меня не жаловал, так и вообще ничего не терял. И напрасно паниковал Сяо Гу: если и суждено ему было умереть от молнии, то не в этот раз.
Почтенный учитель Ху, как я и думал, не стал переть на рожон. Глупых иностранцев много, не попадать же из-за каждого в полицию. Лучше потихонечку спустить дело на тормозах, сохранив таким образом лицо. Смешно было бы злиться на заморского черта, который, конечно, не имеет никакого представления о ритуале. Разве злитесь вы на глупую макаку, которая мочится вам на голову прямо с ветвей, вместо того чтобы интеллигентно спуститься на грешную землю и сделать свое дело в горшок? Вот так и почтенный наставник Ху не стал гневаться на наглого лаовая [19], каким-то безумным ветром заброшенного к нему в это утро.
Мысли его ясно отражались прямо на лице, он даже не пытался их скрывать.
«Всему свое время, – было написано на этом лице. – Нужно будет – заморский черт никуда от нас не уйдет…»
А пока суд да дело, учитель Ху в высокопарных выражениях извинился, что не может быть мне полезным. Он, дескать, не осведомлен о нынешнем местопребывании великого наставника Чжана, о чем страшно сожалеет. Но если он узнает, то немедленно мне об этом сообщит, нужно лишь оставить ему номер моего мобильного телефона.
Номер мобильного телефона? А не хочет ли почтенный наставник, чтобы я тут же собственноручно отрезал себе голову и положил на травку – из чистого уважения к нему, учителю Ху?
Этого я, конечно, не сказал. Со всей возможной скромностью ответил только, что пока еще не имею китайского номера, но как только заведу его, всенепременно сообщу почтенному Ху Лиминю. На том и расстались.
Я шел прочь от наставника Ху твердым шагом. За мной испуганной собачонкой трусил Сяо Гу. Он был так напуган, что даже не смел меня упрекать.
Перед тем как выйти из парка, я бросил один косой взгляд назад. Учитель Ху сидел в той же позе, и весь вид его отражал чрезвычайную задумчивость. Ну что ж, семя брошено, будем ждать всходов.
Я был уверен, что очень скоро все, кому надо, узнают, что появился чудаковатый иностранец, ищущий учителя Чжана, и с иностранцем этим рано или поздно попытаются разобраться. Оставалось только ждать.
7. Ниндзя на раскаленной крыше
«Всемилостивый Будда, что за человек мой хозяин?! – говорил про себя Сяо Гу, с трудом поспевая за своим новым господином. – Я сразу понял, что он – что-то необыкновенное… Но когда он заговорил с мастером Ху, про которого ходят слухи, будто он по ночам обращается в черную лисицу и может по желанию наслать смертельную болезнь, стало ясно, что он совсем не то, что я думал».
Мастер Ху и иностранный хозяин – вот это был разговор: подлинное, неподдельное развлечение, хоть билеты на него продавай! Сяо Гу наслаждался всей душой, хотя чуть не умер со страху. Так дерзко говорить с великим магом мог только маг не менее могучий. Но если хозяин – такой могучий маг, то что это значит для его верного слуги Сяо Гу? Для него это значит только одно: он наконец-то нашел свое счастье, и очень скоро деньги посыплются на него как из ведра.
Еще полчаса назад Сяо Гу изнывал от ужаса и мысленно прощался со всеми родственниками и знакомыми, зато теперь он ликовал и мысленно пересчитывал свое будущее богатство. А в том, что их ждет богатство, Сяо Гу не сомневался. Зачем же нужна магия, если не для того, чтобы стать самым богатым и счастливым? Он слышал, правда, что на далеком Западе существует поговорка «Не в деньгах счастье!», но ее могли придумать только очень дикие, необразованные и бессовестные люди. Если счастье не в деньгах, то в чем же, о милосердная Гуаньинь?