Кто-то взял его за шиворот, встряхнул и поставил на ноги. В воздухе зажегся карманный фонарь и ударил светом ему в лицо.
Совершенно ослепленный, Сяо Гу слабо закрывался рукой. Он еще не видел, кто перед ним, но сразу узнал эту железную хватку. Милосердная Гуаньинь и всемилостивый Будда, спасите и помилуйте!
Юнвэй – а это, конечно, был он – отвел в сторону свой фонарик. В слабом электрическом свете полуослепший Сяо Гу увидел знакомое словно слепленное из глины злое лицо, рыжие волосы и черные очки.
«Зачем ему сейчас черные очки, ведь на дворе ночь?» – умирая от ужаса, успел еще подумать Сяо Гу.
Словно услышав его мысли, Юнвэй снял очки и приблизил лицо. Глаза его были ослепительно синими, сама смерть заглянула этими глазами в душу Сяо Гу…
18. Грезы любви
Это было смешно и глупо… Или даже так: просто глупо. И уж даже совсем не смешно.
Подумать только – влюбиться в варвара! В глупого верзилу, заросшего, как обезьяна, с его длинным носом, карими глазами, светлыми волосами и здоровенными ручищами… Как она могла! Что скажет отец, если вдруг узнает? Какой стыд! А У Цай, кажется, уже о чем-то догадывается… То-то он смотрит на варвара волком. Будь его воля, спихнул бы гостя со скалы, вот и весь разговор.
Но он не спихнет, потому что варвар – великий воин среди людей. Так и отец сказал, а отец понимает в этом как никто другой. К тому же варвара обучал мастер-наставник их ордена, учитель Тай. А Тай был величайшим воином всех времен и народов, хотя и умер совсем молодым. Его имя еще при жизни занесено было на скрижали традиции.
Но, правда, ничего этого отец не сказал иностранцу – незачем ему знать раньше времени. К тому же он совсем еще мальчишка, не по возрасту, конечно, а по внутренней зрелости. Мэй Линь это видит сразу, у нее глаз наметан. Впрочем, мужчины все мальчишки, когда дело касается женщин. Они ведут себя как молодые фазаны, наскакивают друг на друга, распушают хвост…
Правда, есть и другие – умные, хитрые, расчетливые. Для них женщина – как трофей, добытый на войне или на охоте. Они используют специальные методы и хорошо знают женскую психологию, особенно психологию влюбленной женщины.
Но, кажется, наш варвар не из таких. Страшно подумать, что было бы, если бы он по природе своей был коварным соблазнителем. Впрочем, может, он такой и есть. Делает вид, что ничего не замечает, что Мэй Линь ему безразлична, а сам только и ждет момента, пока она расслабится…
У Мэй Линь от таких мыслей сладко и горячо забилось сердце, но она тут же и одернула себя. Хватит думать о глупостях! Между ними не может быть ничего серьезного. Он – чужак, к тому же иностранец. Она – наследница древней традиции, дочь патриарха великого учения. Ее дело – не думать о всякой ерунде вроде любви, а неустанно постигать тайны бытия, стоять на границе двух миров и обеспечивать спокойствие.
Она ушла к обрыву, туда, где старый поросший мхом валун висел над пропастью, стала смотреть вниз, но мысли о варваре не оставляли ее ни на миг. Рассердившись на себя, она решила потренироваться.
Тренировки даосов отличаются, конечно, от тренировок обычных смертных, даже если и выглядят точно так же. Кроме обычных вещей даосы часто тренируют вещи совсем удивительные. Вот так и Мэй Линь – сегодня она будет тренировать искусство невидимости.
Немного размявшись, Мэй Линь встала в саньтиши. Левая ладонь ее была поднята вровень с лицом и развернута вперед, правая основанием прижата к дань-тянь, туда, где выплавляется пилюля бессмертия и возникает бессмертный зародыш. Пальцы рук как бы охватывали пиалу, образуя знаменитый орлиный хват, тренирующий такую силу кисти, что легким движением можно вырвать из человека кусок мяса или вовсе оторвать ему голову.
Тренировать невидимость можно было в разных позициях. Кто-то занимался этим, стоя в хун-юань, кто-то – в у-цзи, но у нее лучше всего получалось делать это в саньтиши. Она установила сорочий мост [30], вдохнула, и ци послушно тяжелой теплой волной прошла через все тело, достигла дань-тянь [31] и точек юнцюань на стопах. Ноги стали укореняться в земле – Мэй Линь чувствовала, как они медленно проваливаются в почву.
Она смотрела перед собой. Живот в области дань-тянь был наполнен ци и одновременно стал легким и подвижным, словно никогда не принимал в себя пищу смертных. Налившиеся силой ладони чувствовали энергию как сопротивление воздуха, которое все усиливалось. Ци накапливалась в ладонях, но не оставалась здесь, а шла дальше. Сейчас руки ее были источником удивительного излучения сродни радиации – невидимого, неощутимого. Радиация эта густела и распространялась все дальше и дальше. Вот она сгустилась до того, что если бы взглянуть со стороны, стало бы видно, как трепещет и переливается воздух перед ее ладонями.
И тогда Мэй Линь выдохнула через ладони. Листья на огромном дубе затрепетали, словно подул ветер.
Мэй Линь свела зрачки и расфокусировала взгляд. Дуб стал двоиться, она смотрела прямо сквозь него, на соседнюю вершину и еще дальше. Предметы приобрели призрачный вид, сквозь них легко просматривались другие, стоявшие гораздо дальше, которые в обычном состоянии увидеть было невозможно.
Внезапно для себя Мэй Линь разглядела затаившуюся в кустарнике лису, мысленно вздрогнула и едва не потеряла концентрацию. Но тут же успокоилась: лиса была просто лисой, не оборотнем, да к тому же находилась от нее на расстоянии в несколько километров.
Мэй Линь продолжала смотреть перед собой расфокусированным взглядом, и вот, наконец, на периферии этого взгляда появились серые мерцающие точки. Их становилось все больше и больше, вскоре все пространство перед ее глазами заполнилось этими точками, словно серая пелена накрыла ее и отделила от всего мира. И только в самом центре зрачка оставалось небольшое ясное пятнышко, все остальное мерцало и переливалось.
Теперь она была невидима для окружающего мира: ни звери, ни птицы, ни люди, ни духи не могли распознать ее присутствия. Почти невидима, потому что сохранялась еще небольшая область в центре зрачка, через которую она ясно различала белый свет. Чтобы увидеть ее, надо было, чтобы она взглянула этой областью прямо на того, кто хотел ее отыскать.
Так она стояла не шевелясь, и даже ветер не трепал ее волосы, словно и он не видел ее. Она заметила, как на дуб села сойка, покрутила головой, перескочила с ветки на ветку, что-то крикнула на своем языке – Мэй Линь не разобрала, что именно – и улетела прочь. Через пару минут на поляну вышел барсук. Разнюхивая что-то, ясное только ему одному, важно прошелся туда-сюда, едва не стукнулся носом о ее ногу и исчез. Мэй Линь сделалось смешно, но потом она сразу стала серьезной: вспомнила, как тренировалась здесь же несколько дней назад.
Она стояла вот так же, не видимая ни единому живому существу, когда на поляну вышел варвар. Вообще-то у него и имя имелось – Александр, или попросту Алекс.
Алекс, Алекс – задумалась она. Красивое имя или все-таки не очень? Вообще-то, конечно, трудноватое для китайца. Привычнее было бы, если бы его звали Ань – «спокойствие», Бао – «драгоценность» или, на худой конец, Ли – «сила». А что означает имя Алекс?
Она вспомнила, что в тот же вечер, как он появился у них, она подошла к нему и, посверкивая глазами, спросила:
– Что значит твое имя?
– Что значит? – переспросил он.
На миг ей почудилось, что он растерялся. Его карие глаза заморгали. Она тогда уже отметила, какие у него длинные ресницы, такие не у всякой женщины встретишь. И притом он не какой-нибудь изнеженный мальчишка, а настоящий мужчина, это сразу видно.
Так вот, когда она спросила, глядя на него исподлобья, что значит его имя, он поначалу растерялся, но быстро пришел в себя и отвечал.
– Это имя очень древнее, пришло из античной Греции. Означает оно «защитник людей».
Защитник людей! Подходящее имя для воина, подумала она тогда. И для даоса тоже подходит, ведь одно из их главных дел – защищать людей от всякой нечисти. Хотя в разговоры про древность она не очень поверила – что там за древность может быть у иностранцев? У китайцев уже были императоры Яо и Шунь, когда западные люди только-только спрыгнули с дерева и хвост у них отвалился по причине плохого питания. Нет, когда иностранец говорит о древности, он просто не понимает смысла этого слова.
Впрочем, Алексу она позволила рассуждать о древности, хотя это и было очень смешно. Ведь иностранцы со своим самомнением и своей беспомощной наукой, которой они почему-то не могут вылечить ими же открытые болезни, ужасно похожи на младенцев. Покажи им луну в небе – они начнут тянуться к ней и досадовать, что небесное тело никак в руки не дается. А дай им сокровенное знание, они повертят в руках и выбросят, как никчемную пустышку. Таковы они, заморские варвары…
А тогда она замерла невидимкой на обрыве и краем глаза сквозь пелену поглядывала на Алекса. Тот некоторое время постоял, глядя вниз, на горную деревню, потом быстро размялся и начал тренировку. Он тренировал Кулак Великого предела. Мэй Линь заинтересовалась – в такой традиции старое искусство тайцзицюань она еще не видела.
Алекс тренировался, а Мэй Линь все посматривала на него искоса. Однако это было неудобно, она не могла разглядеть деталей, и тогда Мэй Линь, забывшись, глянула на него открыто – не через пелену, делавшую ее невидимой, а прямым взглядом. Он ощутил на себе этот взгляд, в ту же секунду обернулся и с изумлением поглядел на нее.
Он так смешно удивлялся! Его брови, густые, как у генералов древности, поднимались вверх, а лицо становилось как у обиженного дитяти, того и гляди захнычет.
Однако он не захныкал, а лишь спросил:
– Откуда ты взялась?
Она нахмурилась, коря себя за лишнее любопытство. Теперь уж как следует не потренируешься!
– Я здесь гуляю, – сурово отвечала она.
– Гуляешь?
– Да, – огрызнулась она. – Или ты, иностранец, запретишь мне гулять по моим собственным горам?