– Я пришел просить прощения. У тебя полное право проклинать меня.
На подоконнике стояли фото в рамках. На одной из них – молодой, чисто выбритый Том улыбается прямо в камеру. На голове красный берет воздушно-десантного отряда береговой охраны.
– Я был зол на тебя, Николас. Но это было несправедливо. То решение, которое ты принял, было совершенно правильным для таких, как мы, вернее, какими мы должны быть в этих войсках. А те идиоты хотели бросить девчонок. Тебе хватило мужества не выполнить приказ, и весь отряд был с тобой согласен. Это чистая правда, и за это тебе не надо просить прощения.
За стеной заплакал ребенок.
– Ты часто об этом думаешь?
– Все время. Ничем другим не занимаюсь.
– Я тоже, – тихо произнес Николас.
– А знаешь, к чему я пришел? – Том бросил взгляд в окно, прежде чем продолжить: – Что это того стоило. Если бы я мог представить мою последнюю операцию в качестве оперативника это части, то я и не желал бы более достойного конца. Мы попытались их спасти. Нам это не удалось. Но мы же все-таки попытались!
– Вот именно. Нам не удалось.
Том развел руками.
– А какой у нас был выбор? Оставить двух малолетних девчонок, чтобы их каждый день насиловали эти… животные? Нет, Николас. Это не альтернатива. Тем, кто приказал нам бросить их на месте, а забрать только шведов, не нужно было, уходя, смотреть им в глаза. Бросить девчонок, потому что у них паспорта другого цвета. Да, ты принял решение, но и я, и все, кто с нами был, мы тебя поддерживали.
В кофеварке заурчало, значит, вся вода протекла через фильтр, кофе готов. Николас встал.
– Кружки в шкафчике, – сказал Том и показал пальцем.
Николас разлил кофе, зная, что не нужно спрашивать ни о молоке, ни о сахаре, и подвинул дымящуюся чашку к Тому.
– То, что я пытаюсь сказать всей этой тирадой, так это что тебе не надо просить прощения, – сказал Том, отпил кофе и поморщился. – Ни за что. Проклятье, конечно, стать инвалидом, но альтернативой было бы бросить там малолетних девчонок. И я не знаю, как ты, но я предпочитаю пожертвовать ногой, чем совестью.
3
Иван Томич.
Так звали человека, взявшего напрокат машину «Гольф», стоявшую у ее подъезда.
Ванессе пришлось поднапрячься и применить всяческие уловки, когда она звонила в сервис проката автомобилей. На самом деле полагалось прислать письменный запрос в «Хертц», они были правы. Но она настояла. Объяснила, что запрос срочный, что он отправлен «наверх» по служебной иерархии, и через час ей перезвонили из главного офиса компании и дали имя человека, взявшего напрокат машину с регистрационным номером XCI 171. Когда она положила трубку, то обнаружила два пропущенных звонка с неизвестного номера.
Она позвонила Юнасу и попросила найти этого Ивана Томича в полицейских списках «провинившихся», но у Юнаса не было времени этим заниматься.
Зато Ванесса нашла в интернете, что Томич является владельцем другой машины, что было довольно странно. Он был прописан на улице Сандхамнсгатан. Его страница в «Фейсбуке» была полна фотографий: он сам красуется голый по пояс. Но он не был одним из тех двоих, которых она видела за рулем «Гольфа». Может, он фигурировал в качестве подставного лица, машину просто взяли на его имя?
Ей надоело ждать. Она успеет быстренько навестить Ивана Томича, а потом поехать на вокзал и сесть на поезд в Карлсборг. Она закрыла дверь на замок и остановила такси на Уденгатан.
– Сандхамнсгатан, – назвала она адрес.
Приехав в район Ердет, они свернули на круговом перекрестке налево. Проехали практически пустое поле, где вместо спортсменов гуляли продрогшие собачники, выгуливающие своих любимцев. Притормозили около желтого здания с пиццерией на первом этаже.
Ванесса заплатила и вышла.
На фонаре висела бумага формата А4. Объявление о пропавшей собаке по кличке Налле. На черно-белом снимке Налле скалил зубы в объектив камеры. Под фотографией номер телефона.
Ванесса покачала головой и пошла к подъезду.
В эту секунду у нее зазвонил телефон.
Все тот же неизвестный номер. Человек вежливо представился: Николас Паредес.
Центральный вокзал Стокгольма за последние годы перестраивали несколько раз.
Отсюда они с Иваном уезжали лет десять тому назад, чтобы покататься по Европе. Николас помнил то чувство взбудораженности и свободы, когда они сели на поезд в Копенгаген.
Теперь старое здание вокзала больше походило на торговую галерею. Люди торопились в разные стороны, несли сумки или тащили огромные чемоданы на колесиках. Он спустился на эскалаторе вниз, запер сумку в ячейке. Подумал, не оставить ли там и пистолет, но решил, что не повредит быть вооруженным. Он назначил встречу с Ванессой Франк в парке Хага, за торговым центром «Веннер-Грен». Место открытое, прослушку установить невозможно. Она обещала прийти одна, но если не сдержит своего обещания, ему не составит труда это заметить. Путей к бегству было несколько, во всех направлениях. А в лесу он сможет уйти от потенциальных преследователей.
Поскольку Мария рассказала ей про Мелину, то его задачей было убедить Ванессу, что он не имеет отношения к убийству Хампуса Давидсона. И что Мелина не была замешана в похищении мужа.
Ванесса набрала код на двери подъезда своего дома 13 по улице Руслагсгатан, быстро глянула через плечо и вошла. Почти бегом поднялась по лестнице.
Температура в последние дни упала. Встреча с Николасом предстояла под открытым небом, и у нее не было никакого желания мерзнуть. Она снова прокрутила в уме их разговор. Он говорил коротко, но было в его голосе что-то, вызывающее симпатию. Она попыталась задавать вопросы, но он сказал, что предпочитает увидеться лицом к лицу.
Перед тем как положить трубку, она упомянула имя Ивана Томича. Тут собеседник впервые заколебался. Спросил, почему она спрашивает об Иване. Именно так и сказал. Иван. А не Иван Томич. Это значило, что он с ним знаком.
Она тяжело дышала, когда добралась до четвертого этажа, замедлила шаг и пошла спокойнее, чтобы не вспотеть.
У двери сделала вдох, достала ключи из кармана куртки, вставила в замок и повернула. Открыла дверь и в ту же секунду услышала какой-то звук за спиной. Ванесса развернулась.
За ней стоял мужчина с пистолетом, направленным прямо на нее.
4
Врачи видели, что Наташа не спит, и сняли ремни. Помогли ей встать и провели ее между рядами кроватей в комнату поменьше.
Она попыталась поговорить с ними по-английски. Жестикулировать. Но они только качали головой. Указали ей на кушетку, стоявшую у стены. Женщина лет сорока с черными волосами и темными глазами подошла и положила Наташе на колени стопку одежды. И снова исчезла, не сказав ни слова.
Две белые больничные рубашки. Одинаковые. Врачи жестами велели ей раздеться.
Наташа покачала головой. Один из врачей показал на свой стетоскоп.
– Нет, не хочу, – пробормотала она на английском.
Один из врачей крикнул что-то в зал. На пороге возник охранник. Он вел за собой высокого светловолосого мужчину.
Охранник показал на нее автоматом.
Наташа поняла, что у нее нет выбора. Она встала, сняла через голову футболку, расстегнула лифчик, сняла брюки и трусы. Села обратно на кушетку.
Четверо мужчин молча стояли рядом. Она попыталась как-то прикрыться. И от влажной сырости комнаты, и от их взглядов. Врач поднял стетоскоп. Приставил к ее спине. Она вздрогнула от холодного прикосновения металла.
– Breathe[3], – сказал он.
Наташа сделала, как он сказал. Он прищурился, поочередно приставил стетоскоп к разным точкам на ее спине.
– Good. Lay down[4], – сказал врач и похлопал ладонью по кушетке.
Он наклонился над ней, приставил стетоскоп к ее груди, послушал и передвинул прибор на несколько сантиметров в сторону.
– Good[5], – снова повторил он. – Now, shower. Okay?[6]
Рядом со смотровой находилась маленькая душевая. Наташе ее показала та же женщина, что принесла одежду. Там на крючке уже висело полотенце. Она встала под душ и повернула кран. Намылилась маленьким желтым мылом. Прополоскала рот и сплюнула на пол у ног.
Через пару минут в дверь постучали. Она выключила воду. Почувствовала, что стала свежее, согрелась. Она вытерлась и надела через голову больничную рубашку. Когда она открыла дверь, на кушетке уже лежала другая девочка. Врач проводил Наташу обратно к кровати.
Ее снова привязали ремнями. Маленькая девочка в соседней кровати справа повернула голову и смотрела на Наташу большими и серьезными глазами. Ей было примерно десять лет, кожа у нее была медно-коричневого оттенка. Наверное, азиатка. Наташа улыбнулась. Спросила, как ее зовут. Девочка заговорила, целый поток слов, которых Наташа не поняла.
Когда всех новеньких обследовали, им дали еду – каждому по маленькой чашке горячего овощного рагу. Ремни ослабили, чтобы они могли есть полусидя. Охранники наблюдали. Наташа ела быстро, чувствовала, насколько проголодалась. Попила чистой, холодной воды. Подержала ее во рту, прежде чем проглотить. Рядом с охранниками все время стоял этот светлокожий мужчина. Смотрел на комнату, прижимая к животу костыли. Наташе было интересно, кто он такой. Судя по внешности, европеец. Но с другими врачами он говорил по-испански. Наташа попыталась заговорить с Фарах, но подруга сидела, тупо уставившись в пространство, и ничего не ела.
– Ты должна поесть, – прошептала Наташа на арабском. – Мы же не знаем, когда дадут еду в следующий раз. Попробуй. Это вкусно.
Фарах покачала головой. Они отпила немного воды, но еду не трогала.
– Что с нами будет, как ты думаешь?
– Не знаю, но все будет хорошо, – сказала она и отвернулась, чтобы подруга не заметила, что она в этом сомневается.