— Владимир Николаевич, вы сказали, из проверочного полёта. Саботаж? Вредительство?
— Никак нет, товарищ лейтенант НКВД. Обыкновенная горячность. Пошёл на выполнение упражнения «стрельба по конусу» не уточнив точку сведения оружия. Поспешил, решил доказать, что стрелять умеет. Тем более, награда от командующего округом…
Внутренне, конечно, дёргаюсь немножко — как бы пацану жизнь не сломать… В таких делах, сами знаете, как бывает: иной раз не то, что слова — полувзгляда хватает, чтоб прицепиться. А там уж и до помянутой статьи рукой подать…
«Особняк» внимательно смотрит мне в глаза, затем переспрашивает:
— Вы уверены?
— Абсолютно, товарищ начальник особого отдела. Это подтвердил старший бригады обслуживания учебных полётов старшина Сидорчук. Правда, после проверки.
— А до этого он не мог?
— Не успел, товарищ лейтенант…
Чуткое ухо мгновенно улавливает крохотную заминку в моём ответе. Вот-вот, примерно это я и имел в виду…
— А если честно, товарищ Столяров?
— Испугался старшина… — нехотя выдавливаю из себя. И замираю от удивления — «особняк» негромко смеется в ответ на мои слова:
— Это точно, испугался. Вас, Владимир Николаевич, мы у штаба полка услышали, потому и повели делегацию на полигон. Но вы — молодец! Классное выступление устроили! Как по заказу! Сбитые есть?
— Один… Фоккер XXI…
— У меня два девяносто шестых…
Он разворачивается и уходит прочь, оставив меня с открытым от удивления ртом. Вот тебе и «особняк»…
— Значит так, лейтенант Чумаков. Промазали вы из-за собственного разгильдяйства и безалаберности. И, стало быть, полностью виноваты. Поэтому я принял решение перевести вас на связной «У-2», рапорт командованию я сейчас напишу…
Мать честная, ну и лицо у лейтехи становится! Как бы он сейчас, от меня выйдя, сразу пулю себе в лоб не пустил… Поэтому торопливо добавляю, четко интонируя срок «наказания»:
— Надеюсь, недели вам хватит понять, где вы допустили ошибку?
Ожил. Радостно кивает головой:
— Так точно, товарищ командир эскадрильи!
— Идите.
Тьфу ты! Да не бей ты так каблуками — пол провалится. И без того вижу, что рад. Ладно, пора писать рапорт…
На написание уходит минут десять, еще пять регистрирую бумагу у дежурного в штабе полка и, наконец, иду переодеваться, по дороге узнав насчёт попутки в город. Будет — повезло, значит. Ура, товарищи!
В ожидании «эмки» выкуриваю две папиросы, под конец второй из-за угла появляется машина. Опять замполит выпросил легковушку у командира и едет закупать принадлежности для Красного уголка. Тем не менее, Розенбаум без возражений берёт меня с собой, и даже не пристаёт по дороге с разговорами. Слишком поглощён думами о ватмане и ленинградской туши…
Город. Обычный белорусский городок на пятьдесят тысяч жителей. Всего две фабрики: швейная и ткацкая, так что процент женского населения значительно превышает мужской. Поэтому нас, лётчиков, сюда и перевели. Тем более, что граница рядом — пятнадцать минут лёта на форсаже…
Дома я быстро споласкиваюсь под умывальником и облачаюсь в парадную форму. Пока примеряю перед пыльным зеркалом фуражку, в который раз ловлю себя на мысли, что пора бы и заняться обустройством выделенной мне квартиры. Нет, оно, конечно, понятно — человек военный, холостяк, дома бывает нечасто, но… Зеркало вон пыльное, полы давно немыты, в буфете — хоть шаром покати, истощённый до последней стадии таракан смотрит на меня с немым укором… Кстати, о еде — придётся пойти куда-нибудь перекусить…
В принципе, городок хоть и небольшой, но точек «общепита» хватает, хотя, если честно, есть макароны, приготовленные на машинном масле, нет ни малейшего желания. О! Идея! Схожу в ресторан. Тем более, давно имел желание посидеть по-буржуински, чтобы за мной поухаживали, а не сам я с подносом бегал.
С этими мыслями выхожу из дома, направляя стопы в центр города. Время — пять часов вечера, но светло, летом темнеет поздно. Поскольку сегодня вечер предвыходного дня, народа на улицах много, и я, не торопясь, шествую по центральному проспекту имени товарища Сталина. Много всякой зелени, по булыжнику мостовой плавно катят немногочисленные машины, чаще — грузовые с военными номерами, но иногда попадаются и легковушки Горьковского автозавода.
Встречные прохожие смотрят по-разному, в основном — с уважением, но пару раз обожгло и откровенной ненавистью. Видать, кто-то из бывших… впрочем, ладно. К старому возврата нет, так что пусть исходят злобой…
— Товарищ старший лейтенант! Товарищ Столяров, вы меня не помните?
Передо мной возникает чудное создание лет двадцати-двадцати двух. Окрашенные пергидролем светлые волосы, уложенные в высокую причёску с валиком на польский манер, нарядное платье из светлого ситца с рюшечками на груди. Где же я её видел? А точно, вспомнил — нас познакомили, когда мы ездили к ним на фабрику ветошь получать. Эта девушка там кладовщицей работает, а зовут ее, кажется, Таней… ну да, точно, Татьяна:
— Танечка? Откуда?! Как я рад вас видеть, честное слово!
Красавица цветёт от восторга, румянец смущения мигом заливает щёки с небольшими милыми ямочками. А девочка и впрямь очень даже симпатичная! Стройная фигурка, карие глаза… Кажется, мне есть с кем провести время…
— Таня, а что вы делаете сегодня вечером?
— Я?!
— Да, а разве рядом есть ещё кто-нибудь?
Она оглядывается, потом прыскает от смеха.
— Вообще хотела с подругой погулять, но если вы приглашаете…
— Конечно! И давайте на «ты»? Как, не против?
— Нет…
Буквально несколько минут спустя мы уже подходим к ресторану, на пяточке перед которым много военных. Ну, ещё бы! Сейчас мы самые обеспеченные люди в стране, которая ничего для нас не жалеет. Мы знаем, как нелегко даются ей все те силы и средства, что идут на поддержание боеспособности армии. Но знаем мы и иное: безопасность первого в мире социалистического государства — превыше всего на свете!
В этот момент слышу сзади удивительно знакомый и родной голос:
— Старший лейтенант Столяров! Немедленно на взлёт!
Не веря своим ушам, поворачиваюсь — Сашка! Старший брат! В серой форме танкиста, и уже с капитанскими петлицами. Ну, старший брат всегда первый, чему удивляться — и тут обскакал…
Глава 3
…У Вовки медленно отвисает челюсть, затем брат отпускает свою спутницу и бросается ко мне. Мы от души обнимаемся. Это сколько же не виделись-то? Да, почитай, с награждения — как в Кремле всесоюзный староста нам ордена навесил да ночь в гостинице посидели, так больше и не виделись. Меня, вместе с повышением, сразу на переформирование, а его назад, в часть — даже почтой не успели обменяться.
Потом так обидно было, что его следы опять потерял, прямо, хоть плачь! Одна только слабенькая надежда на встречу и теплилась. И вот на тебе встретились! Видно, судьба…
Да, изменился брат за этот год, заматерел. Впрочем, он и раньше-то был крупный, а сейчас ещё больше разнесло. Теперь, правда, в ширину — совсем квадратный стал. И улыбка поперёк себя шире.
Но встреча — на то и встреча, чтоб ее полагалось отметить, по-нашему, по-северному, и мы все втроём шагаем в ресторан. К нам суетливо подбегает официант — похоже, тоже из бывших — и интересуется, чего изволят уважаемые клиенты. Заняв указанный столик, мы делаем заказ, и вскоре укрытая крахмальной скатертью поверхность покрывается множеством блюд и бутылок. А мы вспоминаем нашу первую фронтовую встречу. Спутница Вовки, широко раскрыв удивленные глаза, по очереди переводит взгляд на каждого из нас. Ещё бы, герои войны!..
Внезапно Таня, как её представил брат, приподнимается и кричит, увидев кого-то в накатывающих на городок сумерках:
— Катя! Катерина!
В ответ слышится:
— Танюшка! Ты что тут делаешь?
— Ой, Катя! Подожди, я сейчас!
Девушка извиняется и исчезает в дверях. Мы тем временем не теряемся и наполняем стаканы чистой, как слеза, жидкостью.
— Ну что, за встречу?
— За встречу, брат!
Быстро опрокидываем внутрь ледяную водку, зажёвываем её удивительно вкусным сыром, красиво разложенным на небольшой фарфоровой тарелочке. По привычке сразу же лезу в карман и достаю именной портсигар, предложив брату командирский Казбек. Он не отказывается, щелкнув в ответ зажигалкой. Хитро прищурившись, Володька смотрит на меня и затем вдруг предлагает:
— Слушай, а давай Танькину подругу пригласим? А то неудобно как-то получается ты один, а нас двое.
Прикидываю ситуацию эх, гулять, так гулять.
— А давай!
Мы поднимаемся и идём к выходу. Возле веранды, на которой стоит наш столик, видим знакомое платье. Таня о чем-то оживлённо болтает с удивительно красивой девушкой. Пока я рассматриваю красавицу, брат, привычно одернув гимнастерку и заученным движением поправив фуражку, решительно направляется к паре:
— Таня, а почему ты не пригласишь к нам за столик свою подругу?
Девушки синхронно ойкают от неожиданности, робко возражая по поводу того, что «не стоит», «мы не знакомы» и «просто неудобно»…
— Неудобно, красавицы, было при проклятом царизме, а мы — простые советские люди, так что приглашаем к нам на угощение.
Катюша мило краснеет, и отводя взгляд, спрашивает:
— А по какому поводу праздник?
— Братья встретились. Представь только — целый год не виделись, и вдруг случайно сегодня встретили друг друга!
Переглядываемся с Володькой и вполголоса запеваем:
— Принимай нас, Суоми, красавица…
…Минут через сорок замечаю, что почему-то уже Вовчик, ухаживает за Катей. Татьяна же уже надула пухлые губки, выказывая обиду, но эти двое забыли обо всём на свете. Они сидят рядом, тесно касаясь плечами, и мило щебечут. Что ж делать — надо спасать брата…
Недолго думая, наливаю вино в стаканы и предлагаю выпить на брудершафт. Девушка мучительно краснеет, пытаясь понять, что это значит, и я, сжалившись, объясняю. Секунду Таня молчит, отчаянно взмахивает головой и, звякнув своим стаканом о мой, залпом глотает «кагор», а затем хватает меня за уши и, притянув к себе, впивается в губы страстным поцелуем. От непередаваемых ощущений слегка плывёт перед глазами…