Он сидел с братьями, а скучал по Холли. Он вернулся домой в одинокую постель. Теперь ему было трудно заснуть одному. Не хватало ее милого сопения под боком. Так что это было слегка тревожно.
Этим утром он проснулся, сварил себе кофе и потер грудь в ноющем месте. Сначала грешил на изжогу, но после того, как написал ей и пригласил в гости, сразу стало легче. Ему не терпелось прижать ее, впиться в мягкие губы, раздеть догола и оказаться с ней совсем близко. Гэвин отбросил тоску в сторону, приготовил на обед пару сэндвичей. К моменту сервировки в дверь раздался стук. Ура, его девушка здесь!
Он бросился открывать дверь.
— Милая…
Улыбка Холли была страдальческой, плечи напряжены. По спине пробежал холодок. Гэвин отмахнулся от предчувствия, он просто слишком много думал о ней.
— Заходи, раздевайся, — лучше совсем, — позвал он с улыбкой, — сбей меня с ног поцелуем.
Холли прикусила губу, ее горло дернулось, когда она сглотнула.
Что-то сейчас случится, предупредил его разум.
Гэвин узнал прежнюю версию Холли, серьезную версию, которая едва смотрела на него.
— Что-то случилось? — Он не мог не спросить. Если она скажет ему, то станет ясно, чем помочь.
— Причина, по которой я здесь… — начала Холли официальным тоном, и его желудок сжался: ведь чуял неладное все утро.
— Дорогая, зайди, здесь холодно, — перебил он.
Она кивнула и вошла внутрь, но не сняла пальто.
Еще один признак того, что происходило нечто ужасно неправильное.
— Нам пора заканчивать, — объявила Холли не своим, каким-то механическим голосом. — Мы пережили День благодарения, но в Рождество нам не уклониться от семейных посиделок.
Он моргнул: о чем это она вообще?
— Мы оба знали, что это временно, так что нет смысла дальше привлекать всеобщее внимание, — ее губы дрогнули в невеселой улыбке, — хотя мне было с тобой весело.
— Халс? О чем ты?
Она протянула руку для пожатия. Он посмотрел на протянутую ладонь, на ее нарочито спокойное лицо.
— Ты что? Предлагаешь мне пожать твою руку и расстаться?
— Так все начиналось, почему бы и не закончить так же?
— А почему вообще нужно заканчивать? Разве что-то случилось?
Его мысли метались. Ей что-то наговорили девчонки? Так они вроде бы не могут иметь что-то против него. Но почему она повернулась к нему спиной?
— Гэвин, — Холли опустила зависшую в воздухе руку, — я могу сохранить деловые отношения, если сможешь ты. Вряд ли наши отношения станут помехой в работе, ты ведь профи. Нам придется встречаться по работе, и у нас общие клиенты. Ты мне нравишься.
Почему ее заявление так ранило? Она ему тоже «нравилась» — слишком, о, слишком для того, чтобы позволить ей вот так буднично бросить его.
— Я тебе нравлюсь, — тупо повторил он, — но ты больше не хочешь меня?
Его мысли метались: что он сделал не так? Он знал, что после вечеринки у Мэгс она была не в себе, но он вроде бы успокоил ее? Холли провела ночь в его объятиях.
— Если Мэгс что-то наговорила тебе… — начал Гэвин.
— Дело не в ней, — перебила Холли.
Как это может быть? Она пришла к нему домой и так вот запросто хочет порвать с ним? Неужели то, как они были вместе, ничего для нее не значит? Он ужасно скучал по ней ночью, тосковал с утра, и, пока он лежал в постели один, она… что? Планировала разлуку? Хотела сказать, что не желает с ним больше спать? Как это принять без кучи ругательств?
Гнев был не вовремя, но он ничего не мог с собой поделать.
— Я не закончил отношения с тобой. Не позволю тебе уйти так, будто между нами ничего не было. Халс, что случилось, милая?
Гэвин перебирал каждую минуту их близости, подвергал сомнению все свои принципы, он уничтожил все свои прежние границы, пока помогал ей переступить свои. Он не отпустит ее легко, если вообще когда-нибудь отпустит.
— Мы должны когда-то остановиться.
Ее бойкий ответ разозлил его еще больше. И это заставило его ляпнуть определенно что-то не то:
— Я перевернул свою жизнь ради тебя.
— Сожалею о причиненных неудобствах, — безрадостно попыталась усмехнуться Холли, — это вышло неправильно.
Он приложил руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями и объяснить ей.
— Я больше ни с кем не встречался, пока был с тобой.
Черт, это прозвучало еще двусмысленнее. Ее рот приоткрылся, подтверждая, что чем больше он говорил, тем глубже копал себе яму.
— Хорошие новости, Гэв, теперь можно встречаться с кем хочешь.
Она повернулась к выходу.
— Холли, подожди, все не так. — Боже, почему было так трудно сказать ей все, что он думает? Что она принадлежит ему в постели и в жизни? Что все, что пугает ее, имеет решение, если они будут вместе?
— Я хотел сказать, что… — он с трудом подбирал слова, — не только ты нарушала свои правила.
Холли повернулась к нему, ее взгляд смягчился.
— Нам же весело вместе, верно? — сказал Гэвин, надеясь, что она согласится.
— Нам было весело, — ответила она глухо и подавленно, — но веселье превращается в настоящую жизнь. Насколько серьезно ты хочешь быть со мной?
Он шагнул в сторону, его накрыла новая волна страха.
— Что ты имеешь в виду?
Холли указала на пространство между ними:
— Твой статус одиночки находится в серьезной опасности, если мы будем продолжать.
Гэвин почувствовал холод в животе. По его мнению, слишком тесные отношения всегда были врагом свободы.
Затем он подумал о том, где она провела вчерашний вечер: с двумя очень счастливыми помолвленными и одной замужней женщиной. Ну понятно, что произошло: Ханна воркует о своей поездке в Париж, Кассандра и Пресли строят свадебные планы.
— Ты хочешь большего? — сказал он.
Она расправила плечи. Посмотрела в его глаза. Заговорила спокойно и холодно:
— А ты — нет.
Не было способа признаться в этом, поэтому Гэвин сказал:
— Халс, мне нравится то, что у нас есть. Я думал, мы договорились не вешать на отношения ярлыки. Я не прав?
На этот раз ее улыбка была печальной.
— Я хочу вернуться к тому, чтобы дружить с тобой. Не спорить же нам при каждой встрече. Мы останемся друзьями, верно?
— Конечно, — согласился он, но внутри у него все сжалось. Дружбы ему было недостаточно. — Я так понимаю, что ты не хочешь прийти на семейное Рождество?
— Это только все усложнит. — Ее взгляд потеплел, напоминая ему о каждом чувственном миге, проведенном с ней. Он будет скучать по этому взгляду. — Нам нужно время, чтобы спокойно расстаться. Потом мы вернемся к нормальной жизни.
Прежде чем она ушла из дома и, похоже, из его жизни, он потянулся к ее руке:
— Халс… ты уверена?
Гэвин ждал с надеждой, сердце бешено стучало. Холли улыбнулась, но ожидания умерли, когда она кивнула: в ее глазах была решимость. Он провел большим пальцем по ее руке, уже скучая по ней.
— Я хочу большего, чем дружба, но если это мой единственный вариант…
Он поднял на нее взгляд, все еще надеясь, что она передумает, кинется ему на шею и скажет, что была не права.
Вместо этого она сказала:
— Спасибо, Гэвин.
— Конечно… — сказал он сквозь комок в горле.
Она выдернула свою руку из его и ушла. Он смотрел, как ее машина выезжает от дома, больше всего желая погнаться за ней, умолять ее, если придется, но он тупо стоял и смотрел, как она уезжает.
Она хотела большего. А он не мог просить Холли рисковать собственным будущим, он не был уверен, что из него получится хороший муж, он вполне мог потерпеть неудачу в тех отношениях, с которыми внешне легко справлялись его братья. Гэвин оглядел высокие потолки, огромную кухню. Его гигантский новый дом словно насмехался над ним. Холли только что напомнила, что жить ему теперь здесь в одиночестве. Он потер грудь, боль снова усилилась. Это было нелепо. Он заботился о ней, помог ее раскрыться, она изменилась, как и хотела.
И черт возьми, почему он был расстроен?! Это же было лучшее время в его жизни, хотя оно так неожиданно закончилось. Гэвин предполагал, что все не вечно. И она его не ненавидит, сама сказала, что останутся друзьями, что продолжит работать с ним. Этого вроде должно быть достаточно.
Так почему же так больно?
Холли оставалась в его жизни, но ничто не было прежним. Он мог видеть ее, но не обнимать крепко. Он мог улыбаться ей, но не флиртовать. И он теперь будет спать под гигантским постером с миской мороженого один, в своей широкой постели.
За несколько дней до сочельника бабушка Элеонора, в свитере с оленями, внесла на кухню три тарелки с шоколадным тортом.
К ней на традиционный ужин приехали внучки. Элеонора поставила две тарелки на столик и подняла свою.
Прежде чем попробовать еду, она сделала паузу:
— Жаль, здесь нет ваших родителей, чтобы услышать новости лично. Но ты же знаешь, они не любят путешествовать в каникулы.
Холли тоже жалела, что родителей нет с ними. Хоть они и не были постоянно вовлечены в ее жизнь, она не обижалась на них, а просто скучала.
В последнее время Холли много думала о том, какой мамой станет она. Какие традиции будут в ее семье. Это заставило снова подумать о Гэвине и поморщиться от душевной боли. Когда она ехала к нему домой, планировала рассказать ему о беременности. Но у нее не хватило смелости. Когда она продумывала речь о расставании, ей казалось, знает, чего ожидать. Она надеялась, что он улыбнется, обрадуется и согласится на перемены. Но разговор сразу ушел не туда. Ее сердце разрывалось, когда он расстроился, когда взял ее за руку и страстно спорил с ней. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не разрыдаться и не броситься в его объятия. Пусть бы он уложил ее в кровать, обнял и успокоил. Но она беременна его ребенком, а он не был готов к отцовству. Как только он согласился, что не хочет большего, что еще можно было сказать? Они изначально договаривались, что все будет просто.
А ребенок — это не просто.
— Ты будешь отличной мамой, — произнесла Ханна, отламывая кусочек торта.