— Без сомнений, — сказала Элеонора, — мое воспитание. Я же отличная мама.
— Самая лучшая. — Холли сжала руку бабушки.
— Ты — идеальный пример.
— Не осуждай маму. — Бабушка помахала рукой с ярко-розовыми, в тон помаде, ногтями: — Моя дочь всегда была цыганкой в душе. Она такой родилась, и это нормально — следовать собственным желаниям. Она подарила мне вас, а вы — мое счастье.
— Холли, ты будешь правильной мамой, а множество родни залюбит твоего ребенка. Как Гэвин встретил эту новость?
Холли пока умолчала о том, что не призналась Гэвину, но Ханна была в курсе.
— Он должен стать замечательным отцом, — сказала бабушка…
И тут Холли разрыдалась. Когда она немного успокоилась, то изложила несколько искаженную версию того, что произошло три дня назад в доме Гэвина: как она пришла, чтобы рассказать ему, как, несмотря на его потрясение, он не предложил ей того, в чем она отчаянно нуждалась.
— Я не смогла рассказать ему о ребенке… — Голос Холли оборвался рыданием, и за нее продолжила Ханна, поглаживая Холли по спине:
— Она порвала с ним, потому что он сказал, что не остепенится. Она решила, что лучше самой справляться с беременностью. Ну что ж, она не одна.
— Все верно, милая, у тебя есть мы с Ханной, — погладила ее по плечу бабушка, — а ты — Бэнкс и справишься с проблемами — даже с завязанными глазами, руками за спиной и прыгая на одной ноге.
Холли рассмеялась сквозь слезы, этот нелепый образ поднял ей настроение. Она действительно никогда не останется одна.
— Спасибо тебе, бабушка.
— Милая, не за что. Хочешь, мы с Ханной споем для тебя?
— Еще бы.
Дуэт сестры и бабушки заставил бы ее почувствовать себя лучше. Да, она скоро скажет Гэвину правду.
Вчера она была у врача, чтобы убедиться точно. Доктор была довольна и состоянием здоровья, и анализами Холли. Она проводила Холли с витаминами для беременных и заверениями, что теперь они будут видеться часто.
И ее вдруг неожиданно накрыла волна радости. Она не планировала беременность, но, кажется, уже любила этого ребенка.
Бабушка и сестра тоже были очень рады, что облегчало представление Холли о светлом будущем для своего ребенка. Но тень маячила: как Гэвин примет эту новость? Он может запаниковать, может взбеситься. Но он сделает шаг вперед и станет отцом, которым способен быть. Они могут вместе участвовать в воспитании. У Ханны и Холли не было типичного детства: их воспитывала одна из крупнейших звезд кантри, но у них никогда и не было недостатка в любви. То, что Гэвин не хочет семью, — не означало, что он не будет любить своего ребенка. Его семья, Сазерленды, тоже будут его любить: у ребенка будут тети, дяди и прабабушка. То есть ее ребенка будут любить многие… И это главное. Так она убеждала свое разбитое сердце. Холли не ожидала, что так влюбится в Гэвина.
Пока ее сестра и бабушка пели, Холли почувствовала, что улыбается. Было что отпраздновать: через год они уже будут встречать сочельник вместе, и она сделает для ребенка все…
Но сердце снова забилось, и она задалась вопросом: сколько времени ей потребуется, чтобы разлюбить Гэвина, раз семья с ним невозможна?
Глава 22
Канун Рождества был бы намного радостнее, если бы с ним была Холли. В доме его родителей собралась на ужин вся семья, но разговор казался натянутым. За столом сидели счастливые пары, его братья со своими женщинами, и Гэвин старался не упомянуть о их расставании.
Подарки были открыты, его отец собирал в пакет оберточную бумагу, а мама вошла, держа поднос с полными кружками горячего какао.
Люк предложил плеснуть туда немного ликера, и Гэвин уже собрался попросить двойную порцию, но кто-то взял его за плечо.
— Пойдем-ка с нами, — позвала его Кассандра, взметнув рыжей гривой.
Он обернулся через плечо и увидел стоящих рядом, как стражи, Пресли и Ханну.
— Что происходит? — спросил он, но Пресли тянула его за руку в соседнюю комнату, где они открывали подарки. — Вам не понравились мои сюрпризы?
— Дело не в подарках, — ответила Ханна.
А то он не догадывался. Что ж, пойдем напролом.
— Чего вы наговорили Холли на вашем девичнике? Она вернулась сама не своя и сказала, что бросает меня.
Ханна повернулась к Кассандре:
— Уж не знаю, отругать его или просто кастрировать.
Гэвин посмотрел в ту сторону, где его братья радостно разливали в какао ликер, не обращая на него внимания. Он был брошен на произвол судьбы.
— Отругать для начала. — Голос Кассандры звучал непривычно холодно.
— Я начну, — повернулась к Гэвину Пресли, — ты идиот, что позволил ей уйти.
— Не вини меня, — возразил он, — мне было весело с Холли, и я говорю не только о сексе, — понизил он голос, чтобы остальные члены семьи его не услышали. — Но она ясно дала понять, что все кончено и она хочет свободы.
Все трое закатили глаза.
— И ты хочешь свободы, и подумай, хочешь ты или нет, чтобы Холли вошла в твою жизнь не просто как друг, как нечто большее чем друг? Признайся себе в том, что чувствуешь.
Пресли ткнула ему в грудь наманикюренным пальцем:
— И вот это ноющее чувство — вовсе не изжога.
Он потер центр груди, чувствуя себя неловко. Не хотелось вести эту дискуссию с девушками, глядящими на него, как расстрельная команда. И не хотелось этих разборок в канун Рождества. И больше всего ему не хотелось признаваться в том, что он понял за эти дни, прошедшие с тех пор, как Холли его бросила: он влюблен в женщину, которая больше не хочет быть с ним.
Он обмяк на диване.
— Я хочу ее. Думаете, я не знаю, что за нее стоит сражаться? Но я влюблен в нее, а она мне отказала. Знаете, как трудно это признать? И вы трое ополчились на меня так же, как она.
Рука Пресли легла поверх его руки и успокаивающе похлопала:
— Мы на тебя не ополчились. И Холли порвала с тобой по другой причине.
— Тогда почему она не отвечает на мои звонки и сообщения? Почему бросила меня? Я до сих пор думал, что если женщина хочет уйти, то удерживать ее тщетно.
— И ты считаешь, женщину нужно вот так отпустить? — спросила Кассандра.
У него всегда были проблемы на этом этапе. Он не удерживал никого, страх потерпеть неудачу сделал его прошлые отношения короткими и поверхностными. И теперь, когда он был в первый раз влюблен, ставки поднялись.
— Обычно при расставании уже не за что бороться, — пробормотал Гэвин.
Но не в случае с Холли, конечно. Он мучился потерей уже несколько бессонных ночей и беспокойных дней. Человек, которым он был, боролся с человеком, который сейчас появлялся. Он любил ее, но она приняла решение, и как переубедить ее? Он не знал.
— Я не знаю, чего она хочет, — признался он, и это прозвучало как поражение. — Боюсь, ей недостаточно того, что предлагал я.
Кассандра вздохнула, Ханна повторила ее вздох. Их взгляды были печальными и мягкими. Когда он подумал, что все объяснил, Пресли налетела на него:
— Не сдавайся. Особенно если, правда, любишь ее. Пойди к ней и признайся, что не можешь вынести мысли о жизни без нее. И не жди гарантий, что она примет тебя, — гарантий нет.
— Как ты можешь прожить еще день без нее? — спросила Ханна. — Разве не пустует сегодня ее место здесь?
Да, это точно. Стул рядом с ним пустовал, напоминая о его потере. Его семья устроилась вокруг пустого места, которое несло вахту за женщину, которая должна быть здесь.
Он облизнул губы — и сдался. Они были правы. Он позволил принимать решения за него своим страху и неуверенности в будущем. И никогда еще не был так разочарован в себе.
— Я поговорю с ней…
— Вот все, о чем мы просим, — сладко сказала Пресли. — Кому горячего какао?
— Я хочу, — сказали, вставая, Кассандра и Ханна.
— Не говори моим братьям ни слова, — попросил Гэвин.
И остался один в комнате. Он немного посидел на диване. Сложив руки, размышлял о том, что сейчас произошло. Он не планировал делиться признанием в своих чувствах. Но и не жалел, что сказал это. Он был влюблен в Холли и чувствовал себя тряпкой. Была ли Кассандра права, сказав, что Холли не знает, чего хочет? Неужели она бросила его, прежде чем он смог спасти ее от разбитого сердца? И самый главный вопрос: если он скажет, что готов к большему, не будет ли это слишком поздно? Только Холли могла ответить на все эти вопросы. И ему было нужно немедленно поговорить с ней.
Когда он решительно вышел из комнаты, все члены его большой семьи, с кружками какао в руках, выжидательно смотрели на него.
— Она дома? — спросил Гэвин Ханну.
Та кивнула и одарила его первой искренней улыбкой за вечер.
— Не звоните ей и не говорите, что я приду, — попросил он женщин.
Все кивнули в знак согласия.
— Что происходит? — спросил Уилл.
— Гэвин хочет сказать Холли, что он большая задница, — предположил Кэш.
— Вставать на колени унизительно… но не в этом случае, — ухмыльнулся Люк.
— Я сделаю то, что должен, — серьезно произнес Гэвин.
Холли вышла из магазина здоровой пищи. Ей нужны были витамины и соки, а еще постоянно хотелось чипсов из сладкого картофеля.
Она свернула к дому, улыбаясь светящейся в окне маленькой рождественской ели. Прошлой ночью ей было одиноко, но с утра настроение поднялось. Перекинув сумку через плечо, она вышла из машины на свежий зимний воздух.
Вчера Ханна пыталась пригласить ее в дом Сазерлендов на ужин, но настроение было не для вечеринок. Разрыв с Гэвином был слишком свеж, не хватало еще расплакаться при всей родне.
Завтра утром они с Ханной навестят бабушку, обменяются подарками и споют рождественские гимны. Может, Холли и Гэвин привыкнут к разлуке до того, как она скажет о беременности. Ей не хотелось принуждать его, ей хотелось, чтобы он ее любил. За последние несколько дней от него приходили сообщения, все — версии фразы «Может, мы поговорим?», и они это сделают. Но ей нужна пауза для того, чтобы успокоить свое разбитое сердце, чтобы выслушать его слова о том, что он не хочет семью и вместе растить их ребенка. Она почти ненавидела свои надежды на то, что он скажет обратное.