– А скажите, Мину, каким образом вы вообще оказались в Тулузе? Давно вы уже здесь?
Девушка улыбнулась. За своими воображаемыми диалогами с Питом она совершенно упустила из виду тот факт, что он ничего не знал о том, как сильно изменились ее обстоятельства с момента их последней встречи.
– Мы уже почти месяц живем у дяди с тетей на улице Тор. Тетя – сестра моей покойной матери, и, хотя наши семьи продолжительное время не общались, она мне очень нравится. Она женщина добрая и сердечная. Наш отец надеется, что покровительство месье Буссе пойдет Эмерику на пользу.
Пит вскинул брови:
– Вы сказали «Эмерику»? Я встречал парнишку с таким именем в Каркасоне. Буйные черные волосы, озорной и сообразительный?
– Да, это мой брат, – сказала Мину, потом погрозила Питу пальцем. – Должна признаться, я была немало на вас сердита, когда узнала, что вы попросили его помочь вам и тем самым подвергли риску. Я совершенно серьезно, – нахмурилась она, когда Пит ухмыльнулся. – Подговорить его сначала забраться в дом Фурнье, а потом тайком привести вам из Ситэ вашу лошадь, несмотря на то что был объявлен комендантский час! По вашей милости его могли арестовать.
– Простите меня, – с напускным раскаянием отозвался Пит, – хотя, смею полагать, Эмерик вполне в состоянии о себе позаботиться.
– Это тут вообще ни при чем, – сказала Мину, стараясь сохранять невозмутимость.
– Нет, я приношу свои извинения. Искренне. Но, говорю вам, своей свободой я обязан вашему брату. Если бы не его находчивость, я бы сейчас, вне всякого сомнения, гнил в тюрьме. Похоже, я перед вашей семьей в двойном долгу.
Мину продолжала хмуриться. Пит легонько подтолкнул ее локтем:
– Ну, я прощен?
– Вы в самом деле раскаиваетесь?
Пит приложил ладонь к сердцу:
– До глубины души.
– Ну ладно, тогда не будем больше об этом. – Она улыбнулась. – Эмерик утверждает, что вы обещали научить его одному фокусу с ножом? Какому-то особенному броску, который завладел его воображением. Он только об этом и твердит.
– Было дело. Теперь, когда я знаю, что мы соседи, я очень постараюсь сдержать свое слово.
Пит запустил пятерню в волосы, и с них посыпались хлопья золы и сажа. Мину засмеялась.
– Небольшая предосторожность, которая, к сожалению, оказалась не слишком стойкой.
– В качестве маскировки сгодится. Ваш настоящий цвет выделялся бы в толпе.
Теперь настал черед Пита смеяться.
– Мой друг говорит, что я брат-близнец английской королевы.
– Можно кое-что у вас спросить?
– Нет такого вопроса, на который я бы вам не ответил.
– Что значит «kleine schat»? Вы так сказали, когда я приходила в себя.
К удивлению Мину, Пит отвел взгляд.
– Ох, я и не подозревал, что произнес это вслух. – Он улыбнулся. – Это значит «маленькое сокровище». Так меня называла мама, когда вечером укладывала в постель. Мои детские годы прошли в Амстердаме.
– Мой отец очень любит бывать в этом городе.
– Он великолепен.
– Ваша матушка до сих пор там живет?
Пит покачал головой:
– Она умерла много зим назад, когда мне было семь, но ее могила там. Когда-нибудь я туда вернусь.
Глава 35
Мину, хорошо помнившая, как тяжело переживал смерть их матери Эмерик, взяла Пита за руку, не заботясь о том, что этот жест может быть воспринят как слишком смелый с ее стороны.
– Вы очень ее любили, – произнесла она негромко.
– Любил. – Он помолчал. – Да, я очень ее любил. Это было очень давно.
– Это не значит, что вы не можете до сих пор горевать по ней.
Они долго сидели в молчании. Потом из-за двери, ведущей в общий дортуар, вновь донесся шум, и Мину, словно очнувшись, сжала пальцы Пита, а затем убрала руку.
– Эмерик сказал – в доме Фурнье было пусто, – произнесла она, инстинктивно почувствовав, что лучше сменить тему.
Пит кашлянул.
– Так и есть. Ни следа мебели, ничего. Накануне вечером квартира была полностью обставлена. Горящий камин, гобелены на стенах, богатая библиотека.
– Он сказал, что у окна была кровь. Это правда?
– Правдивее не бывает. Эмерик – парнишка наблюдательный. У него все задатки отличного солдата. Зоркий глаз, отвага, острый ум.
– Мой отец предпочел бы видеть его человеком благородных занятий или ученым. Отчасти поэтому он и отправил его сюда, в Тулузу. Отцу сложно смириться с тем, что у Эмерика не лежит душа к книгам.
– Эмерик должен сам выбрать свой жизненный путь, – сказал Пит. – Как и каждый из нас.
Их негромкий разговор был прерван криками за стеной. Пит подошел к двери и выглянул наружу.
– Вам надо идти, – сказала Мину. – Я и так уже слишком долго злоупотребляю вашим временем.
– Ничего страшного, переживут они еще немного без меня. Я хотел бы спросить вас еще кое о чем.
Она поколебалась, потом ответила в точности его же собственными словами:
– Нет такого вопроса, на который я бы вам не ответила.
– Что ж, мы с вами и впрямь очень похожи. В тот день в Каркасоне… почему вы были так уверены в моей невиновности? Почему помогли мне скрыться?
Мину не раз задавала себе этот вопрос. Почему она – всегда жившая своим умом и никогда ни на кого не оглядывавшаяся – так безоговорочно поверила в этого незнакомца?
Который, ко всему прочему, оказался еще и гугенотом.
Девушка в двух словах рассказала ему о странном посетителе, который явился в их лавку, о том, как на следующее утро она обнаружила под мостом его тело прежде, чем зазвонил набат, и как отреагировал ее отец, когда узнал об этом.
– Так что я сделала вывод, что вы никак не могли быть к этому причастны. Каким образом поиски убийцы Мишеля могли начаться еще до того, как он погиб?
– Это очень скверная новость, – произнес Пит.
Мину захлопала глазами:
– А я-то думала, что мои слова вас успокоят. Если придется свидетельствовать в суде, я буду говорить в вашу защиту. Обвинение рассыплется.
– Дело не в этом, – вздохнул Пит. – Просто я до этой самой минуты не знал, что тогда убили Мишеля.
– Вы с ним знакомы?
– Мы с Мишелем вместе воевали в армии принца Конде, но потом наши пути разошлись. До того дня в Бастиде я не видел его лет пять. Он был благородный человек.
– Это была случайная встреча? Столько лет спустя?
– Ее устроило третье лицо. Мне тогда показалось, что Мишель пребывает в состоянии такого душевного смятения, какое никак нельзя было объяснить делом, которое свело нас вместе. Он ушел до того, как наше дело было завершено. Я думал последовать за ним, но решил все же не ходить. Теперь я горько об этом сожалею.
– Он приходил в лавку в поисках моего отца как раз в тот самый день.
– Видимо, с нашей встречи он направился прямиком к вам. Ваш отец не говорил, откуда он знал Мишеля?
– Нет. Я спрашивала, но он уклонился от ответа.
Пит тяжело вздохнул:
– Не глупо ли, Мину, что на фоне всех событий последних суток, на фоне всех страданий, свидетелями которых мы стали, меня так поразила гибель одного-единственного друга?
– Это правильно, что вы горюете по Мишелю, – негромко произнесла Мину. – Стоит только равнодушно отнестись к какой-нибудь одной смерти, не успеем мы оглянуться, как очень скоро утратим всякое сострадание вообще.
– Я был солдатом.
– Но в то же время вы человек, который оплакивает утрату друга. Вы товарищ, сын… а может, и муж тоже?
Пит бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся:
– Нет, не муж.
В следующее мгновение они каким-то образом оказались очень близко друг к другу. Его плечо прижималось к ее плечу. Мину обдало жаром. Она чувствовала каждую его жилку, каждый мускул, почти соприкасающиеся сквозь их запыленные одежды. Мину закрыла глаза, отдавая себе отчет в том, что это чувство наконец и есть желание.
Потом его ладонь властно легла на ее затылок. Их пальцы сплелись и губы соприкоснулись. Поначалу целомудренно, затем со страстью, от которой у Мину перехватило дыхание.
Вкус сандалового дерева и миндаля.
Пит отстранился первым.
– Простите. Я не должен был позволять себе такие вольности.
Мину посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы не взяли ничего такого, что не было вам отдано добровольно, сударь, – произнесла она, пытаясь унять бухающее в груди сердце.
Потом положила ладонь ему на локоть, и Пит накрыл ее своей рукой.
Внезапно до них донеслись взволнованные голоса и чьи-то тяжелые шаги, приближающиеся к двери, и влюбленные поспешно отскочили друг от друга.
– Нельзя, чтобы меня здесь видели, – запаниковала Мину.
– Скорее! – Пит протянул ей плащ. – Прячьтесь за дверь.
Дождавшись, когда Мину укроется за дверью, он вытащил кинжал и вышел в дортуар, готовый встретить нежданного гостя, кем бы тот ни был.
– Ну наконец-то! Я повсюду тебя разыскивал.
– Маккон, ты бы хоть дал знать, что это ты идешь! Ни разу тебя тут раньше не видел. – Пит убрал свой клинок в ножны. – Я мог тебя прирезать.
– Мы пришли сообщить тебе, что они согласились сесть за стол переговоров.
– Мы?
– Эти джентльмены, – сказал Маккон, переходя с английского на ломаный французский. – Наши товарищи из Каркасона. Они говорят, что ты их знаешь.
Мину, подглядывавшая в щелку между дверью и косяком, увидела, как плечи Пита напряглись.
– Кромптон. Я не знал, что вы в Тулузе.
Мину, к изумлению своему, узнала молодого человека, который стоял рядом с Кромптоном. Лицо без намека на бороду, короткий желтый плащ и шоссы, – она видела его во дворе дядиного дома. Внезапно девушка вдруг вспомнила, почему он показался ей знакомым: это был тот самый юнец, который распевал серенады и декламировал пьяные стихи на улицах Триваля в Каркасоне, пока ему на голову не вылили ведро помоев.
– О, Деверо, вы тоже тут? – удивился Пит.
Тот коротко поклонился:
– Сударь.
– Где состоятся переговоры?
– В августинском монастыре, – ответил Маккон. – Как только все стороны смогут собраться.