– Наши вожаки в эту самую минуту готовятся вести переговоры о перемирии, – заверил ее Пит. – Подобные вещи ни в коем случае не должны повторяться.
Женщина покачала головой:
– Мы признательны вам за помощь, сударь, но надо быть круглым дураком, чтобы в это верить. Поглядите вокруг. Когда обычные люди считают, что могут безнаказанно творить такие вещи, не имеет никакого значения, что будут говорить судьи и священники. Слишком поздно.
Она сердито сверкнула глазами на Пита с Макконом и разрыдалась. Муж обнял ее.
– Спасибо вам, сударь. Что тут еще скажешь.
Они зашли в лавку. Пит внезапно почувствовал себя совершенно обессиленным.
– Думаешь, все остальные считают так же, как они? – спросил Маккон. – Что лучше уехать из Тулузы, чем оставаться с риском, что такое повторится снова?
Пит скрипнул зубами.
– Боюсь, что так. Среди католиков множество таких, которые не стали бы сами поднимать оружие против братьев-христиан, но тем не менее позволили этому случиться. А те, кто недоволен нашим присутствием в Тулузе, считают, что если разорить все гугенотские лавки, то протестанты уедут. Никто не хочет, чтобы его выгоняли из дома, но многие ли готовы жить в постоянном страхе?
– Вопрос в том, куда им ехать? – заметил Маккон. – Многие слишком стары, чтобы начинать все заново.
– К родным, к друзьям в более крупные города. То есть в те города, где протестанты не в таком меньшинстве. В Монтобане сейчас значительная гугенотская община. В Монпелье и Ла-Рошели тоже.
Рейдон с холодной яростью обвел взглядом площадь. Он был в квартале Дорада только накануне – тщетно искал мастера, который изготовил для него копию плащаницы. Все было тихо и мирно. Люди шли по своим делам, лавки были открыты, пахло жареным миндалем, мягкий солнечный свет сочился сквозь листву. Не то что теперь.
Пит нагнулся, подобрал с пола надтреснутый глиняный графин и поставил его на угол ограды. Повсюду валялись стулья, табуреты и столы, починить которые уже не представлялось возможным.
– Странно, – пробормотал он, глядя на расположенную на другой стороне площади мастерскую того самого умельца.
Его глаза сузились. На двери чернел крест, которого вчера там не было.
Оставив Маккона в одиночестве, Пит поспешил через площадь.
– Мадемуазель, простите за беспокойство, – обратился он к молодой женщине, которая стояла перед входом в ателье, – вы не знаете, что здесь произошло? Портной, который здесь работал, он не пострадал?
– Он мертв, месье.
Еще одна смерть?
– Печально это слышать. Он стал жертвой погромов?
Она наконец вышла из оцепенения и вскинула на него глаза:
– Я нашла отца за рабочим столом с иглой и ножницами в руках. Сердце.
– Он был вашим отцом? Очень вам сочувствую. Я знал его. Он был талантливый человек.
– Посмотрите вокруг. Посмотрите, что они натворили. По крайней мере, он не дожил до этого безобразия.
Девушка ушла, оставив Пита наедине с тревожными мыслями. Ему очень бы хотелось верить в то, что старик не был убит, но слишком уж подозрительным было такое совпадение.
– Что там у тебя такое? – спросил подошедший Маккон.
Пит совсем уже было собрался рассказать, но что-то его удержало.
– Ничего, – ответил он. – Та девушка показалась мне знакомой, вот и все.
Маккон положил руку соратнику на плечо:
– Ты едва на ногах держишься. Тебе нужно отдохнуть. Пойдем-ка в таверну. У меня в горле пересохло.
Пит обвел площадь прощальным взглядом, потом кивнул:
– Хорошо.
– S’il vous plaît, Monsieur, – повторила Мину. – Пожалуйста, позвольте мне пройти.
Солдат, стоявший перед выходом из дома призрения, не шелохнулся.
– Приказано никого не выпускать. Не положено.
После пары часов, проведенных за работой на кухне, и помощи последним раненым Мину выбилась из сил и отчаянно хотела поскорее вернуться к Эмерику и тетке.
– Любезный, позвольте мне пройти.
Часовой постучал себя пальцем по уху:
– Вы что, меня не слышали? Вы глухая? Приказано никого не впускать и не выпускать.
– Моя тетушка с ума сходит от беспокойства за меня, – взмолилась она, хотя представляла себе, как разволновался бы ее отец, узнай он, в какую передрягу она попала.
Мину попыталась прошмыгнуть мимо, и в это мгновение четки выпали у нее из кармана. Выражение лица солдата изменилось.
– А тетушка-то у нас никак католичка, а? – протянул он, поддев острием шпаги угол ее плаща. – Что, за все эти роскошные тряпки приходится платить?
Мину поспешно отступила от него подальше.
– Тебя подослали сюда шпионить за нами? Мы знаем, что они используют женщин, чтобы обстряпывать свои грязные делишки! – Он стремительным движением схватил Мину за запястье. – Ну, признавайся, ты здесь за этим?
К ужасу Мину, он рванул застежку на ее плаще.
– Ну-ка, если они за этим подсылают своих католических шлюх, посмотрим-ка…
Мину что было сил саданула его коленом в пах.
– Тварь! – взвыл он, согнувшись пополам. – Потаскуха!
Не обращая внимания на боль в плече, Мину сцепила руки в замок и с размаху обрушила их на его затылок. Солдат рухнул на колени, и она, воспользовавшись этим, протиснулась мимо него, распахнула дверь и, охваченная ужасом, выскочила на улицу Перигор.
Глава 37
В таверне было темно и дымно. Это было известное место схода протестантов, и сегодня все ставни были закрыты, а воздух буквально пропитан тревогой. Пахло кожей, опилками и пролитым элем. Всякий раз, когда дверь открывалась и в нее врывался порыв свежего ветра с улицы, все глаза устремлялись к ней в надежде на новости.
Маккон с Кромптоном сидели за столом, пили и играли в кости. Пит, привалившись к стене, пытался привести в порядок мысли. Сцена перед мастерской на площади Дорада вновь вывела на передний план плащаницу. Он не мог отделаться от ощущения, что появление в Тулузе Кромптона в сопровождении его кузена Деверо куда более связано с ней, нежели с желанием оказать поддержку братьям-гугенотам. На мгновение у него даже закралось подозрение, не мог ли Кромптон быть причастен к гибели мастера.
– Per lo Miègjorn, – пробормотал он вполголоса пароль, который у него потребовали назвать в комнате над таверной в Каркасоне. – «За Юг».
Пит поднялся. У него слишком разыгралось воображение. Они ведь с Кромптоном по одну сторону баррикады, разве нет? Да, этот человек ему не по душе, но это еще не делает его злодеем.
И тем не менее Пит не мог отделаться от ощущения, которое кольнуло его в доме призрения: что-то не так. Какая-то вскользь сказанная фраза, которая не должна была быть произнесена. Он покосился на Кромптона, который готовился бросить кости.
И все-таки…
Дверь вновь открылась, и в таверну вошел гонец. Безошибочно вычислив среди собравшихся гугенотов старшего, он направился к нему. Пит шагнул поближе, чтобы послушать, о чем будет идти речь.
– Перед главным входом в монастырь выставили алебардщиков, людей сенешаля. Судьи тоже обзавелись частной охраной. Они утверждают, что городскую стражу контролируют гугеноты, поэтому рассчитывать на защиту с ее стороны нельзя.
– Вздор.
– Такую причину назвал парламент.
Капитан покачал головой:
– Переговоры уже начались?
– Вот-вот начнутся.
– И председательствует на них Жан де Мансенкаль, как мы слышали?
– Да, сударь.
– И у нас есть внутри свои люди, которые будут сообщать нам о том, что там говорится?
– Есть.
Капитан взмахнул рукой:
– Отлично. Доложите мне, как идут дела, через час.
Пит проводил посланца взглядом, потом уселся рядом с Макконом. Они говорили по-английски, и Кромптон снова пытался затеять ссору.
– Ваш пастор с амвона призывает к бунту, – произнес Оливер. – Прямо-таки рвет и мечет. Вполне правомерно, на мой скромный взгляд. Но он подстрекатель, а не миротворец.
– Согласен, Баррель – человек прямолинейный, – осторожно отозвался Маккон.
– Он поносит герцога Гиза. – Кромптон сгреб со стола кости и сунул их в карман. – Если эти разговоры зайдут не в ту степь, у вас недостаточно людей, чтобы овладеть городом без подкреплений извне.
Пит подался вперед:
– Мы вовсе не планируем овладевать городом. Нам нужен справедливый мир, а не война.
– А Юно с Конде в Орлеане, по-вашему, что делают? Планируют охотничью вылазку? – расхохотался Кромптон.
Пит вспыхнул.
– Чем вы, Кромптон, были заняты сегодня весь день, пока мы тут вкалывали? – осведомился он. – И Деверо тоже? Кстати, где он? Он до сих пор не вернулся.
– На что это вы намекаете?
– Я задал вам этот вопрос совершенно без всякой задней мысли, Кромптон. А что? Вам есть что скрывать?
– Катись ты к черту, Рейдон. – Кромптон поднялся и, ни слова больше не говоря, вышел за дверь, так ею хлопнув, что она заходила ходуном на своих петлях.
– Знаю, знаю, – сказал Пит, чувствуя на себе вопросительный взгляд Маккона. – Глупо было его злить, можешь мне даже не говорить.
– Вообще-то, я всего лишь хотел спросить, в чем причина столь острой неприязни между вами? – улыбнулся Маккон.
– Он скользкий тип, а его кузен и того хуже, – ответил Пит. – Хотел бы я знать, зачем они в Тулузе.
– Они утверждают, что приехали оказать нам поддержку. Думаешь, за этим стоит какой-то скрытый мотив?
– Не исключено, – пожал плечами Пит.
– Шпионы?
– Честное слово, Джаспер, я не знаю. Может, они и шпионят, но на кого? На нас или на них? Деверо, похоже, куда хочет, туда и ходит. У него в Тулузе множество связей.
– Но Кромптона ты недолюбливаешь сильнее.
Пит протянул руку к своей кружке.
– С ним что-то не так.
– Поэтому он называет тебя другим именем? – мягко спросил Маккон. – Рейдон, я ничего не путаю?
Пита обожгло стыдом.
– Друг мой, прости меня. Я хотел тебе рассказать, когда мы узнаем друг друга получше.
– Не нужно извиняться.
– Нет, нужно. Когда я только приехал в Тулузу в марте, у меня были причины скрывать свое настоящее имя. Поэтому я взял себе другое.