– Куда вы? – окликнула ее Мину, когда та уже была в коридоре. – В доме никого не осталось.
Ответом ей был громкий хлопок входной двери.
Ошарашенная, Мину какое-то время стояла столбом посреди разгромленной часовни. Следы ссоры были здесь повсюду: разорванный алтарный покров, перевернутые скамеечки для молитв, подушечки с вышитым на них гербом Буссе, отброшенные в угол, точно пара сношенных башмаков. Золотой крест, который обычно стоял на алтаре, исчез, филенчатые дверцы под ним были распахнуты настежь.
Мину нагнулась и заметила на полке ворох каких-то бумаг и писем. В глаза ей бросилось ее собственное имя. Сердце у нее заколотилось, она протянула руку и вытащила три письма, которых никогда не видела. Все три были адресованы ей.
Девушка понимала, что нужно взять их и уходить. Каждая лишняя секунда, проведенная в этом доме, была потерянной. Но Мину узнала почерк отца и поняла, что не может ждать. Ее охватило облегчение, а следом нахлынула злость на мадам Монфор, которая – Мину не сомневалась, что это была она, – утаила от них с братом эти письма. Судя по всему, та их даже не открывала, просто для нее это был вопрос власти, утверждения своего верховенства.
– Мерзкая, мерзкая женщина.
Мину подсунула палец под сгиб первого письма. Оно было от отца, написано в марте, через несколько дней после того, как она с Эмериком уехала в Тулузу. Мину пробежала строчки глазами: в письме не было ничего особенно важного, всякие местные новости – о мадам Нубель, о семействе Санчес, которое с неохотой готовилось к переезду из Бастиды, о Шарле, что с каждым днем вел себя все чуднее и чуднее.
Во втором письме, датированном пятнадцатым марта, отец писал о том, что получил ее письмо, но тон его был более серьезным. Он просил у дочери прощения (но за что?) и обещал, что все исправит.
С этой целью он намеревался отправиться в некое место под названием Пивер. Он давал слово, что все ей расскажет, как только они окажутся вместе, Мину же тем временем не должна ни о чем волноваться. А Алис пока что побудет на попечении мадам Нубель.
Это название было написано там черным по белому: «Пивер».
Все то, о чем рассказывала ей тетка, мгновенно всплыло в памяти. Мину прижала письмо к груди, глубоко раненная тем обстоятельством, что все это время, пока она представляла отца на всегдашнем месте в кресле у очага в их маленьком домике, его вообще не было в Каркасоне.
Она взглянула на последнее письмо и лишь сейчас обратила внимание, что адресовано оно в иной форме, нежели два предыдущих: «Мадемуазель Маргарите Жубер». Печать на нем была та же самая, что и на письме, которое она нашла тогда под ковриком отцовской лавки: два инициала, «Б» и «П», по обеим сторонам обрамляющие мифическое существо с когтями и раздвоенным хвостом.
Но хотя печать была той же самой, письмо было написано определенно другой рукой. Почерк витиеватый, буквы изящные и затейливые, выведенные тонким пером и дорогими чернилами.
Мину разломила печать и похолодела.
Я буду вас ждать, мадемуазель Жубер. Вы должны оказать мне честь и прибыть собственной персоной. Ваша сестра будет передана исключительно лично вам в руки.
Письмо было датировано третьим апреля и подписано именем Бланш де Пивер.
Мину прочла его и тут же перечитала снова, затем скомкала бумагу в руке. Если все написанное в нем было правдой, целых пять недель ее маленькая сестричка находилась одна вдалеке от дома. Мину невыносимо было об этом думать. Ее охватил гнев, а вслед за ним жгучая ненависть не только к автору письма, но и к мадам Монфор. Утаив от нее это письмо, она тем самым подвергла ее сестру ужасному риску.
Неужели Алис мертва? Мину замотала головой. Нет, быть такого не может. Она бы поняла, она бы почувствовала это.
И тут ослепительным проблеском зимнего солнца в хмурый декабрьский день в голове у нее внезапно все сошлось в единое целое. Мину словно все это время смотрела на обратную сторону вышивки, прекрасно различая и яркие краски, и выбивающиеся нитки, и кривоватые стежки, однако не видя за всем этим цельного узора. Теперь же, когда она перевернула гобелен правильной стороной вверх, ей открылась истинная картина.
Мину бросилась прочь из часовни, быстрым шагом пересекла двор и вышла на улицу Тор. Решение было принято. Эмерик отвезет их тетку в Каркасон, где о ней позаботится мадам Нубель. Мину же отправится в Пивер, не только затем, чтобы найти Алис, но, возможно, и их отца тоже. Слишком долго он жил под гнетом прошлого.
– Si es atal es atal, – произнесла она вслух пришедшую на ум старую поговорку, которую любил повторять отец. – Чему быть, того не миновать.
Может, именно там она впервые ее услышала? В Пивере?
Мину остановилась перед входом в церковь. Торговки цветами, которая всегда стояла на ступенях, не было, и на улицах было тихо.
– Kleine schat, – пробормотала она. Голландские слова были непривычными. «Маленькое сокровище» – так Пит ее тогда назвал. Он говорил об Амстердаме с той же любовью, какую она испытывала к Каркасону. Ей очень хотелось бы увидеть улицы из воды. И чтобы Пит с ее отцом познакомились и смогли поговорить о городе, который был так дорог им обоим.
На мгновение Мину улыбнулась, представив этих двоих вместе. Потом на церкви Сен-Тор зазвонили колокола, и картинка померкла. Ее отец сейчас не в Каркасоне, а в Пивере. А Пит? Мину прерывисто вздохнула. Кто знает, что может случиться после того, как сядет солнце и гугеноты пойдут в бой?
Мину усилием воли заставила себя отвлечься от грез и поспешила на улицу Пенитан-Гри, где ее ждал брат.
Глава 53
– Где моя племянница? – в очередной раз спросила мадам Буссе. – Она заботится обо мне, моя племянница, и она знала бы, что мне нужно под крышу. Солнце испортит мне цвет лица. Моему мужу нравится, когда у меня белая кожа.
– Солнце уже зашло, – сказал Эмерик, хотя и видел, что она не слушает.
Мадам Буссе сидела на куче сена в углу конюшни, вслух разговаривая сама с собой. Она вытянула перед собой руку и принялась ее разглядывать. Кожа ее вся была исполосована багровыми рубцами там, где она пыталась прикрыться. Плечи представляли собой лилово-красное месиво, левый глаз заплыл.
– Безупречная кожа – вот секрет, который позволяет удержать мужа. Если жена не хочет, чтобы муж искал счастья на стороне, она должна иметь белую кожу. Мне нужна моя племянница, – внезапно напустилась она на Эмерика. – Она обо мне позаботится!
– Мину скоро придет, – ответил он смущенно.
Кажется, их тетка повредилась рассудком. Она не очень понимала, где находится, и несла что-то невразумительное.
Эмерик покосился на конюха, и тот скорчил гримасу. Он не слишком хорошо знал этого парнишку, но им доводилось пару раз пить вместе в те ночи, когда Эмерику удавалось улизнуть из дома и отправиться исследовать таверны Сен-Тора.
– Она упала, – сказал он.
– Как скажете, – отозвался парнишка.
Мадам Буссе снова попыталась подняться.
– Мне нужно идти, – произнесла она. Язык у нее заплетался, как у пьяной. – Месье Буссе будет недоволен, если обнаружит мое отсутствие, и тогда мне несдобровать. Лучше вернуться сейчас. – Она издала зловещий заливистый смешок. – А с другой стороны, если меня нет дома, он не сможет на меня рассердиться, так ведь? Он будет доволен. Он будет доволен, и все опять станет хорошо. Как когда-то давно, как когда-то давно…
Интересно, каким образом они будут убеждать ее сесть в повозку? Пробило семь, и Эмерик в очередной раз выглянул на улицу. Ему сейчас ничего не хотелось так сильно, как наконец увидеть Мину.
Пит с Джаспером Макконом шагали по улице Луа, преследуемые звоном колоколов.
– Но где этот черт Кромптон пропадал все это время? Ты же вроде бы говорил, он отправился на север, чтобы присоединиться к армии Конде? – отозвался Пит, стараясь не поддаться искушению обернуться назад, чтобы посмотреть, не идет ли Мину. Он перехватит повозку у крытого моста и убедится, что она благополучно покинула город. – Я ему не доверяю.
– Он, похоже, вернулся, – небрежно бросил Маккон и махнул в сторону ратуши. – Сюда. И в тот же день на выходе из таверны ввязался в какую-то потасовку, получил удар по голове и потерял память.
– Весьма удобно, – пробормотал Пит.
– По его словам, его подобрала одна вдова из квартала Дорада и ухаживала за ним. Мало-помалу он начал приходить в себя и, когда наконец всего несколько часов назад понял, где находится, дал о себе знать.
– И все равно я не понимаю, с чего вдруг он захотел меня видеть, – покачал головой Пит. – Видит Бог, мы с ним не слишком большие друзья.
Маккон пожал плечами:
– Может, он и Деверо тоже послал весточку о себе, но не забывай, что ему не известно, что его кузен мертв. Весточку от него принесли в таверну, а я как раз был там, и я сказал, что передам ее по адресу и приведу тебя к нему. Я ждал тебя на улице у твоего дома несколько часов.
– Ясно, – сказал Пит и остановился.
Какова была вероятность того, что Маккон зайдет пропустить кружечку эля в таверну именно сегодня? И быть может, это его подозрительность заставляла его во всем видеть подвох, но, если Маккон поджидал у его дома несколько часов, почему он не заметил Видаля и его людей?
– И сколько же времени ты меня ждал? – уточнил он, бросив взгляд на друга.
В самом ли деле на висках Маккона выступили бисеринки пота, или это ему померещилось?
– Где-то с час, может, чуть дольше.
– Да побольше часа, – возразил Пит, стараясь, чтобы не дрогнул голос.
Он напряг память, пытаясь вспомнить, рассказывал ли – и если да, то что именно – Маккону о своей дружбе с Видалем, но так и не смог ничего вспомнить. Так много разговоров, так много лжи.
О том, где он жил в Тулузе, знали всего двое: Мину и человек, стоящий рядом с ним. Даже добрым женщинам, работавшим в доме призрения, было известно лишь, что он квартирует где-то поблизости. И тем не менее Видаль поджидал его, причем не просто у дома, а внутри его комнаты.