Пит без сил привалился к ограждению. Трое его товарищей – уже друзей – лежали на земле рядом с ним бездыханными, еще трое были ранены. На Прувере не было ни единой царапины, если не считать ожога на руке, который он получил, пытаясь потушить пожар.
Булыжники на мостовой перед баррикадой приобрели красный оттенок. Кирпичные стены выгоревших домов были обезображены черными полосами копоти. В воздухе висел тяжелый запах крови и плоти, пороха и гари.
Гнедой жеребец лежал на земле рядом со своим мертвым всадником, его черные глаза бешено вращались от боли и страха. Он силился подняться на ноги, но брюхо у него было распорото ударом копья, точно ткань, разрезанная портновскими ножницами. С каждым его шевелением края раны расходились все больше. Отчаянное ржание животного становилось все громче, беззащитная плоть розовела на фоне окровавленной коричневой шкуры.
– Прикрой меня, – бросил Прувер. – Негоже позволять ему мучиться.
Зажав в руке тонкий клинок, он спрыгнул с баррикады и, пригибаясь, подобрался к раненому животному. Провел ладонью по гладкой шее, нашептывая что-то, пока конь не затих. Потом бережно и осторожно одним точным движением нанес животному удар прямо в сердце. Конь содрогнулся всем телом, точно стряхивая воду, и затих.
– Я вырос в деревне, – сказал Прувер, взобравшийся обратно на баррикаду. – Не мог оставить его мучиться от боли. – Он вытер руки, потом глаза. – Они еще придут?
– Конники? Сомневаюсь, – отозвался Пит. – Улица слишком узкая, им здесь толком не развернуться, и их потери серьезнее наших. А вот пехота наверняка скоро будет здесь. Они будут пытаться вернуть доступ к базилике.
– И что нам теперь? Ждать?
– Ждать, – сказал Пит.
Прувер взмахнул рукой:
– Когда я был там, я слышал, что дом призрения на улице Перигор выгорел дотла, но погибших не оказалось. Поразительно, правда?
Пит покосился на него. Интересно, знал его друг или нет, что у него был к этому дому особый интерес?
– Его эвакуировали еще во вторник вечером, – произнес он. – Это известный гугенотский приют, так что понятно было, что он станет мишенью.
Прувер кивнул:
– Думаешь, еще какие-нибудь мирные люди в квартале остались?
– Те, кто спасся от пожара, думаю, укрылись в каком-то из домов чуть дальше по улице. Прямо за церковью, я не видел точно, в каком именно.
На мгновение на улице Тор воцарилась тишина. Потом, словно грянул сухой раскат грома в горах, где-то еще в городе начался обстрел.
Когда Мину закончила перевязывать раны новоприбывших и устроила всех на отдых, она вернулась к своему наблюдательному пункту на верхнем этаже.
Девушка увидела, как гугеноты укрепляют свою баррикаду, готовясь к следующей атаке. Они выносили из разрушенных домов столы и сундуки, уцелевшие в пожаре, выкатывали бочонки и наполняли их землей. Интересно, сколько еще они смогут продержаться?
Последняя атака началась в восемь часов вечера.
Пронзительно пропел горн, и батальон пехотинцев Раймона де Павиа со знаменосцем во главе показался на улице Тор и рассредоточился перед баррикадой.
– У них пушка, – пробормотал Прувер, глядя на то, как к ограждению подъезжает повозка. – Их там еще целая сотня.
– Будем бить по одному, – сказал Пит, перезаряжая мушкет.
На этот раз их противники, похоже, решили сменить тактику и попытаться снести баррикаду. Острые кошки полетели на вершины деревянных стен быстрее, чем защитники успевали их срезать; откуда-то появились штурмовые лестницы.
– Всем в укрытие! – закричал Пит, когда пушечное ядро приземлилось в самое сердце их укреплений, разворотив в них дыру ровно такой ширины, чтобы через нее мог пройти человек, и в нее хлынули первые солдаты Раймона де Павиа.
Рейдон отбросил мушкет в сторону – перезаряжать его все равно не было времени – и обнажил свою шпагу:
– Courage, mes amis[33].
Прувер рядом с ним тоже вскинул свою шпагу:
– Я готов.
Пит кивнул.
– Per lo Miègjorn! – взревел он. То был боевой клич Раймона Роже Тренкавеля во времена осады древней Каркассоны. – За Юг!
Они с криком бросились на улицу, врезавшись в гущу наступавших. Копья и шпаги, пушка, с грохотом отъехавшая на своем лафете назад после выстрела. Рядом с Питом пуля угодила прямо какому-то студенту в грудь, и от выстрела его тощее тело свалилось с баррикады вниз, сбив Прувера с ног. Тот утратил бдительность – всего на миг, но этого хватило, чтобы один из нападавших пронзил его копьем. Прувер попытался обороняться, но рука его, сжимавшая шпагу, бессильно упала. Он получил второй удар, на этот раз в бок, и рухнул наземь.
Пит подбежал к нему, подхватил под мышки и потащил прочь с линии огня. Улица Перигор была перегорожена, так что путь к его квартире был отрезан. Единственным возможным вариантом было попытаться прорваться к тому дому дальше по улице Тор, где нашли прибежище погорельцы, недалеко от того места, где жили дядя и тетка Мину.
– Брось меня, – выдохнул Прувер. – Сейчас есть дела поважнее.
– Сначала я должен позаботиться о тебе.
Едва они высунулись из укрытия, как на них откуда-то сзади бросился один из солдат де Павиа. Прувер, который был уже практически без сознания, висел на Пите мертвым грузом, однако же Рейдону удалось нанести нападавшему удар, который ранил того в руку. Солдат с криком отскочил, оказавшись в недосягаемости.
Пит всем телом налег на деревянные стойки обугленной осадной машины, раз, другой, третий пытаясь столкнуть ее с места. Громоздкое сооружение пошатнулось, потом его колеса пришли в движение, и оно медленно покатилось на нападавшего, придавив его к стене.
Оглядываться Пит не стал. Подхватив Прувера на руки, он побрел по улице, – надеясь, что в безопасное место.
В ворота забарабанили. Мину стремительно обернулась. Кто там – мирные люди в поисках убежища или солдаты?
– Они ворвутся в дом! – залепетал в страхе старый книготорговец. – Они перебьют нас всех!
– Тише, сударь, – произнесла Мину с уверенностью, которой не чувствовала. – У нас тут полный дом женщин, стариков и детей. Даже если это солдаты, я не верю, чтобы они стали хладнокровно убивать мирных людей.
– А вдруг это мародеры, которые явились, чтобы…
– Возвращайтесь в часовню и забаррикадируйтесь там, – велела Мину. – И прошу прощения, сударь, но будьте добры держать себя в руках. Не стоит наводить панику. Ради детей, постарайтесь сохранять спокойствие.
Ну что ж, решающий миг настал. Или ей удастся пробудить в пришельцах сострадание и их пощадят, или нет.
Теперь все было в руках Господа.
Мину охватило странное оцепенение. Чистый, ничем не сдерживаемый страх. И тем не менее сердце ее билось спокойно и ровно, а ладони были сухими. Она представила себе Эмерика с Алис, пререкающихся в их маленькой кухоньке на улице Трезо, мадам Нубель, подметающую свое крыльцо, Шарля, беседующего с облаками, и всех остальных друзей и соседей, которые составляли ее жизнь. Потом подумала обо всех тех, кто нашел убежище здесь и в доме призрения, лишившись крова из-за ненависти окружающих.
А еще она подумала о Пите.
Пит еле переставлял ноги, шатаясь от напряжения. Кровь хлестала из раны на боку Прувера, из алой быстро становясь черной. Штаны у Пита уже пропитались ею насквозь.
Озадаченный, он вскинул глаза на ворота, которые венчал резной герб Буссе. Пит готов был поклясться, что именно за этими воротами скрылись погорельцы, но разве такой человек, как Буссе, приютил бы у себя под крышей гугенотов?
Неужели он ошибся домом?
Пит опустил глаза. На земле у ворот валялся детский чепчик, и ему вспомнилась та женщина, которая убегала с баррикад с ребенком на руках. Белый чепчик в крови и в саже. Похоже, дом все-таки был тот самый.
Он несколько раз ударил по воротам носком сапога:
– Мне нужна помощь. Пожалуйста. Впустите нас, милости ради.
Теперь, когда Мину вышла во двор, звуки боя стали слышны еще отчетливей. Звон шпаг, страх в голосе сражающихся, вопли.
Потом, в наступивший вдруг миг затишья, раздался стук в ворота и чей-то голос:
– Есть там кто-нибудь? У меня тут раненый. Ему нужна помощь.
В возобновившейся какофонии боя Мину с трудом разобрала слова:
– Пожалуйста, прошу вас. Впустите нас.
Мину приникла к глазку в воротах и увидела фигуру солдата. Лицо его было скрыто забралом шлема, на руках он держал белокурого юношу. В плече у него зияла рана, из которой торчал обломок копья, а весь левый бок был в крови.
– Пожалуйста. Кто бы вы ни были, позвольте нам войти!
«Студенты с баррикад», – поняла Мину; раненый юноша был тот самый, кто прекратил мучения несчастного коня. Не колеблясь больше, Мину быстро отодвинула засов и распахнула ворота.
– Спасибо вам, – выдохнул солдат, вваливаясь внутрь. – Он тяжело ранен.
Вошедший бережно уложил товарища на землю, потом присел рядом с ним на корточки и стащил с головы шлем.
Глаза Мину расширились.
– Пит?
Он поднял голову, и на лице отразилось точно такое же потрясение.
– Jij weer. Это ты, Мину. Но как?
Она схватила его руку:
– Нашу повозку остановили на мосту. Чтобы дать Эмерику и тетушке беспрепятственно уехать, я побежала обратно в город.
– Я не могу поверить в то, что ты здесь, – сказал он.
– Я не знала, куда еще мне пойти. В доме призрения никого не было.
Какое-то мгновение они оба стояли молча посреди творящегося вокруг хаоса, а потом Мину улыбнулась. Потому что, несмотря ни на что, Пит стоял перед ней. Едва держащийся на ногах и весь в крови, но живой.
Глава 59
Текли часы, и воздух в часовне дома Буссе становился все более спертым. Новые и новые люди приходили в поисках прибежища, и у Мину не хватало духу никому отказать.
Колокола пробили полночь, потом час, два. Мину оставалась на ногах, без устали раздавая укрепляющие средства и снадобья, ко