Колокола пробили десять. Звук был дребезжащий, монотонный.
– Говорю вам, тетушка, это кобыла моего отца, Канигу, – повторил Эмерик. – Я где угодно ее узнал бы. У нее проплешина вот тут, на холке, которую она заработала еще жеребенком. – Он ткнул пальцем. – Вот, видите? И седая щетина вокруг рта, как у пожилой дамы.
Старая кобыла, привязанная к колышку, мирно щипала травку на общем лугу на краю деревни, за церковью, у приземистого беленного известкой дома. По соседству паслись в наспех сооруженном деревянном загоне два вола и небольшое стадо коз.
Мадам Буссе посмотрела на мальчика:
– Ты точно уверен, племянник?
– Точно, – заверил он тетку. – Это единственная лошадь, которая когда-либо была у моего отца.
– Что ж, тогда помоги-ка мне спуститься.
Эмерик протянул ей руку, поражаясь перемене, которая произошла с их недалекой болтливой тетушкой.
Когда они только расстались с Мину на крытом мосту в Тулузе, он был в ужасе от того, что на него теперь легла ответственность за мадам Буссе. В Пеш-Давиде, пока они тщетно ожидали Мину, та пребывала в полной растерянности. Рыдала, требовала отвезти ее обратно домой, боялась, что за ней приедет ее муж, жалобно спрашивала про свою покойную сестру.
Однако, хотя ему пришлось выдержать настоящую битву, чтобы убедить ее сесть в подводу, запряженную парой лошадей, о которой договорился для них Пит, едва стоило им выехать на просторы Лораге, равнинной области к юго-западу от Тулузы, как их тетку словно подменили. Точно птица, долго сидевшая в клетке и вдруг выпущенная на свободу, она поначалу относилась ко всему с опаской, но мало-помалу любопытство взяло верх. И глаза ее больше не были потухшими.
Ко второму вечеру они были уже в Мирпуа, где благодаря деньгам, которыми снабдила их Мину, нашли уютную гостиницу. В ней двое родственников остановились на несколько дней, чтобы поджили раны и синяки тетушки Буссе. На третье утро она проснулась раньше его, и вдруг оказалось, что она остроумная и занятная собеседница. Он даже выучил ее фокусу Пита с ножом. К тому времени, когда они снова пустились в путь, – хотя он сам ни за что не согласился бы это признать, – Эмерик начал получать удовольствие от ее общества.
– В таком случае, племянник, – заявила мадам Буссе, – давай-ка сходим и поинтересуемся, каким образом у этого достойного господина оказалась лошадь твоего отца.
Они прошли по улице и постучались в дверь белого домишки, стоявшего рядом с общественным лугом. На стук никто не открыл, поэтому мадам Буссе перешла к соседнему дому и громко забарабанила в дверь.
– Ага. И как же вас зовут?
Эмерик мог лишь предполагать, что хозяин так изумился, обнаружив в десять часов утра у себя на пороге столь изысканно одетую даму, что безропотно назвал свое имя.
– Ашиль Лизье, мадама.
– Доброе утро, Лизье. Это мой племянник, Эмерик Жубер. А теперь я хотела бы узнать, каким образом к вам попала кобыла моего зятя.
– Caval? Та лошадь, Канигу?
– Я же вам говорил! – воскликнул Эмерик.
– Да, она самая, – подтвердила мадам Буссе. – Она принадлежит моему зятю.
– Жубер?! – послышался откуда-то из глубины дома возглас, и на пороге появился юноша в форме замковой стражи. Семейное сходство было очевидным. – «Жубер» вы сказали?
– А вы кто такой? – осведомилась она.
– Прошу прощения, мадама. Это мой племянник, Гильом. Он служит в гарнизоне, в замке, хотя я всегда был против этого.
– Дядя, – пробормотал Гильом по-окситански.
Мадам Буссе не обратила внимания на заминку.
– Вам знакомо имя Жубер? Откуда?
– Он очень похож на нее, – заметил Гильом, указывая на Эмерика.
– На кого это я похож?
– Дама приехала сюда не затем, чтобы слушать твои россказни, племянник, – вмешался Лизье, – она спрашивает про лошадь. Мадама, клянусь, кобыла попала ко мне совершенно законно. Несколько недель тому как, еще до того, как толком наступила весна, к нам в деревню приехал один человек. Он искал повитуху.
– Повитуху, – эхом отозвалась мадам Буссе, совершенно озадаченная.
– Старую Анну Габиньо, которую несколько месяцев тому как убили. Так вот, тот господин попросил меня приглядеть за его лошадкой день-другой. Куда идет – не сказал, но обещал вернуться. И все, пропал с концами, уже шесть недель тому как. А кобылка-то по нему тоскует.
– Ты мне ничего об этом не говорил, – заметил Гильом.
– Так а когда было говорить-то, племянник? Тебя и дома-то нет никогда.
– Я не могу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, дядюшка, ты ведь знаешь.
Эмерик решительно выступил вперед:
– Что вы имели в виду, когда сказали, что я похож на нее? Она – это кто?
Гильом кивнул в сторону замка:
– На одну маленькую девочку вот оттуда. С такой же шапкой черных кудрей, как у тебя.
– Примерно семи лет от роду? Вот такого роста?
– Я бы сказал – она повыше будет, но я и видал-то ее только издали. Но волосы у нее в точности такие. Аптекарь видел ее, когда его вызвали к госпоже Бланш с неделю назад.
– А ты ничего не говорил мне об этом, – вновь вмешался Лизье, – так что мы с тобой квиты.
– Лизье, пожалуйста, – сказала мадам Буссе. – Дайте Гильому договорить.
– Кордье считает, что малышка спасла своей хозяйке жизнь, хотя никакой благодарности за это не получила.
– Кордье! – воскликнул Эмерик. – Так же звали в девичестве мадам Ну…
– Так вот, – упрямо продолжал Гильом, – она сказала аптекарю Кордье, что ее зовут Жубер, Алис Жубер. Он говорит – бойкая девчушка. Пыталась уговорить его забрать ее с собой, когда он уходил из замка.
– Это она! – сказал Эмерик, поворачиваясь к тетке. – Алис здесь.
– Не спеши, племянник, – пробормотала та, потом вновь устремила взгляд на старика. – Послушайте, Лизье, мне очень не хотелось бы отнимать у вас время – и у тебя тоже, Гильом, – но не могли бы мы продолжить этот разговор с глазу на глаз? Похоже, тут есть что обсудить.
– Мину, просыпайся!
Она ощутила прикосновение его руки к своему плечу. Последнее, что она помнила, – это как вернулась с реки и обнаружила, что Пит все еще спит в амбаре. Она решила прилечь рядышком с ним, всего на минутку.
– Который теперь час? – спросила она, торопливо усаживаясь.
– Уже за полдень, – сказал Пит. – Ты была такая уставшая, что у меня рука не поднялась тебя разбудить.
– Ох нет. – Мину сделала попытку подняться. – Мы должны были уйти на рассвете. Мы пообещали.
– Не волнуйся, Жанетта знает, что мы все еще здесь. Ее отец не против. К нему заглядывала парочка солдат, и он отправил их восвояси.
– И все равно, надо было выйти раньше.
– Это и к лучшему, что мы задержались. Жанетта говорит: замок, как и следовало ожидать, стоит на самом высоком холме, откуда вся долина видна как на ладони. С северной стороны к холму подступает лес. Если мы хотим подойти незамеченными, придется ждать сумерек.
– Незамеченными? Но у меня с собой письмо с приглашением в Пивер! Нас должны беспрепятственно пропустить.
– И ты называешь это приглашением?! – Пит издал негромкий смешок. – Да это письмо – именно та причина, по которой мы должны попасть в замок незамеченными.
Мину покачала головой:
– Мне нужно к Алис. Я не могу задерживаться.
Пит положил руки ей на плечи.
– Ты, похоже, считаешь, что Бланш де Брюйер будет вести себя по законам чести. И что, как только ты ей представишься, она немедленно отдаст тебе Алис и отпустит вас обеих на все четыре стороны. Только с чего вдруг ей так поступать, Мину? Женщина, которая похищает ребенка и держит его в заложниках, не имеет о чести никакого понятия. Ей нельзя доверять. Если ты появишься в замке без защиты, где гарантия, что она не прикажет бросить в тюрьму и тебя тоже? Или еще что-нибудь похуже? Мы должны найти способ выкрасть Алис, пока Бланш не узнала, что мы здесь поблизости.
– Я же не дура. – Мину повела плечами, выворачиваясь из его объятий. – Я понимаю, что это опасно, но я не могу подвергать Алис риску. Если я предложу себя вместо сестры, есть шанс, что ее отпустят. Бланш нужна я, и никто другой.
– Я прошу тебя хорошенько подумать, Мину.
– Я должна попытаться.
– Хотя бы выслушай меня. Мы отправимся прямиком в Пивер. Жанетта говорит: в деревне хозяйку замка ненавидят, как и ее покойного мужа, так что могут найтись люди, готовые нам помочь, но мы должны быть осторожны. Ее солдаты регулярно патрулируют владения в поисках еретиков и браконьеров, и они славятся своей жестокостью.
– Но чего мы добьемся…
– Еще Жанетта сказала, что, возможно, ее жених, Гильом, сможет помочь, в зависимости от того, кто из солдат будет дежурить в замке. Он служит в гарнизоне и говорит, что среди них есть более верные своей хозяйке, а есть менее. Но прежде чем мы что-либо предпримем, я произведу рекогносцировку и выясню, где держат Алис.
Мину приложила пальцы к его губам:
– Пит, пожалуйста. Все, что ты говоришь, правильно, но у меня нет выбора. Мысль о том, что Алис там, совсем одна, не дает мне покоя. Я не могу не думать о том, что у нее может не быть лекарства, что ее содержат в ужасных условиях. Но хуже всего думать, что она считает, что я ее бросила.
– Я не могу поверить, чтобы она могла так подумать.
– Мне все равно, что будет со мной, если она будет в безопасности.
Пит вздохнул. Сил спорить у него не было.
– А как же я, Мину? Мне не все равно, что с тобой будет. Разве это не в счет?
Мину погладила его по щеке:
– Конечно в счет, но она же совсем ребенок. Я ей нужна.
– Мне ты тоже нужна.
Залившись багровой краской, он неожиданно зашагал прочь.
– Пит, прости. Пожалуйста, пойми меня.
Он распахнул дверь амбара, как будто пытаясь найти утешение во внешнем мире, потом обернулся.
– Мину, – начал он.
– Вернись. Посиди со мной.
– Не могу. У меня не хватит духу сказать тебе то, что я собираюсь сказать.