— Резонно… Но у нас тут лето к середине подбирается, да и сосен вокруг не видно… — Сверкер явно пытался пустой болтовнёй отвлечься от желудочно-кишечных спазмов.
— Лекарственные растения — это то что доктор прописал, — решительно кивнул Рем. — Будем скупать по хуторам… В конце концов — южане помешаны на ча и ко, расскажем им и о других напитках. Ромашка, цикорий, иоганн-ча, тимьян…
— А от ромашечки я бы не отказался… — Внутренности кхазада издали стон умирающего морского зверя.— А я, между прочим, из-за вас страдаю! Вам хотел лучший в мире подарок сделать!
Легендарный вождь потратил последние силы на рассказ о том, как доставал ещё тридцать пудов золота для дорогого друга-монсеньёрища. Верилось ему с трудом: в рассказе гнома о прошедшей ночи фигурировали магические порталы, старая заначка изгнанных из Ромсдар-Дума Сверкеров — чуть ли не весь золотой запас некогда влиятельного среди подгорных царств клана забойных рабочих, сотни изрубленных скимитаром фоморов в мрачных подземельях, грудастые кхазадки с развратными намерениями, коварный мельник с сыновьями и кротовуха. Последнее звучало особенно подозрительно!
Но доказательства находились в кузове фургона! Окованный стальными полосами гномский сундук, внутри которого желтизной поблескивали тяжёленькие кругляшки с квадратными дырками посередине. На такие деньги можно было купить город или крупную эскадру из военных кораблей — вместе с экипажами, запасами и снаряжением на многомесячное плавание. Да что там говорить: такой золотой запас не у каждого герцогства имелся! Рем нет-нет да и ловил себя на мысли, что уже продумывает, как бы половчее использовать внезапно образовавшиеся средства для усиления влияния Арканов на Юге. Но не о том нужно мечтать! Не дай Творец, прознает кто о таком грузе — костей по тракту не соберёшь…
— Итак, у нас теперь есть деньги — пусть и гномские, и их невероятно много. Но при этом один легендарный вождь куда-то дел всё, что я подготовил для путешествия, да и сам в попутчиках образовался… Значит — план меняется! Мы будем скупать лекарственные растения на хуторах за обычные аскеронские сребреники — здесь моих средств хватит. Точнее, вести переговоры будет Габи — её пока не очень хорошо знают в герцогстве, а мы с тобой, друг мой зелёный, станем изображать свирепых охранников…
— Это мы сможем… — Сверкер пополз к заднему борту фургона, явно намереваясь снова опорожнить и без того пустой желудок.
— А потом, когда доберёмся до Турнепса — крайней южной точки аскеронских земель, — Ёррин сходит в город и поменяет денег. Гном меняет гномские деньги — нет никаких проблем, верно? — Аркан был почти уверен в том, что всё получится. — А потом вернёшься в Сверкер-Дум на дилижансе или морем и расскажешь, что с нами всё в порядке. А мы отправимся дальше.
— Хренушки, — откликнулся Ёррин. — Я с вами поеду, с тобой, монсеньёрище, и с герцогиней сердца моего!
— Э-э-э-э нет, друг мой! — возмутился Рем. — Это свадебное путешествие, смекаешь? Сва-деб-но-е! Нам тут третий не нужен!
— Нужен, — откликнулся Сверкер. — У вас тут тридцать пудов золота, как я вас с ними отпущу? Это же куча денег, соображаете? И вообще — я смотрю на вас и завидую. Вот вы женатые, а я неженатый и теперь тоже жениться хочу! Говорят, на Юге тоже есть кхазады, городские… Может, найду себе наконец подходящую девчонку! Вона как вы друг к другу льнёте! Хорошо вам.
— Хорошо! — подтвердила Габи.
— А мне — плохо. — И с тыла фургона снова раздались страшные звуки.
VII НА ДОРОГЕ
Деятельной натуре Буревестника претило постоянно отсиживаться на козлах, пряча лицо в капюшоне. Однако другого выхода не было: на портретах ли газетных рисовальщиков, на словах ли, а порой — и просто из-за фамильных аркановских черт лица — но в Аскероне его внешность была знакома слишком многим. Даже на таких удалённых хуторах, как тот, к которому они прибыли на исходе второго дня пути.
— Там висит портрет Деспота и твой портрет, — пояснил Ёррин, вразвалочку возвращаясь к фургону и легко удерживая на плечах несколько объёмных мешков, источающих травяные ароматы. — На дверях часовни, возле лампады. Простым ортодоксам по душе правление Арканов, вот что я тебе скажу. Да и баннеретам — тоже. Там один старый чёрт с флажком на пике, обряженный в кожаную броню и шапель, как раз любезничает с герцогиней сердца моего…
— Что-о-о-о? — подкинулся Рем.
— Не кипятись, он слишком старый. Местного баннерета интересует не задница твоей жёнушки, а его собственная задница. У него почечуй — то бишь эти, геморроидальные шишки! А у Габи — снадобья и рецепты. А ещё у него поместье и овощеводческое хозяйство, он цикорий растит — корни. И сушит. Зайчишка там уже договаривается о партии порошка.
— Не очень люблю цикорий, — признался Аркан, успокаиваясь.
— Знаешь, что я слыхал про Юг? — Гном скинул с плеча поклажу в кузов, а потом стал обкладывать мешками сундук с золотом. — Что там убивают друг друга из-за напитков.
— Так это когда было! — отмахнулся Рем. — Сто лет наза… Погоди-ка! Сто лет? Что — снова начали?
— Ай-ой! — откликнулся Ёррин. — Мне родственник один рассказывал: мол, сидят благородные джентльмены-орра в пабе, одни заказывают ча, другие — ко… Смотрят друг на друга — а потом ка-а-ак начнут костерить друг друга распоследними словами! Ну и за шпаги хватаются, и начинают пырять друг друга почём зря. Там целая философия под это подведена, но, знаешь, я предпочитаю эль и что-нибудь покрепче, а уж бить друг друга потому, что в чашках разное налито — это и вовсе… — Гном повертел пальцем у виска, скосил глаза к переносице и присвистнул, явно намекая на пациентов Дуал-Кульба.
— Безумие… — кивнул Буревестник. — То есть перейти на цикорий, пока мы на Юге — не такая уж и дурацкая идея, если мы решим не выбирать ничью сторону. Или на ромашку.
— Не надо ромашку! — Голос Сверкера стал жалобным.
Он ведь выпил не менее ведра ромашкового настоя, когда лечился от последствий употребления кротовухи, и теперь слышать ни о первом, ни о второй не мог и не хотел.
— А вот и Габи с этим пожилым маэстру в нашу сторону идёт… — насторожился Рем и надвинул капюшон до самого носа. — Давай встречай их, а я сделаю вид, что сильно занят. Это отец Фиданцы, чтоб меня! Я и понятия не имел, что у них земли под Турнепсом! И вообще — с чего бы им растить цикорий, если живут здесь? Растили бы турнепс. Или городок назвали бы по-другому!
Усадьба старого Фиданцы представляла собой классическое жильё небогатого баннерета: укреплённый двухэтажный особняк и огороженный двор с хозяйственными постройками. В зависимости от наличествующих строительных материалов для возведения такой эрзац-крепости могли использоваться брёвна, покрытые специальным огнеупорным составом, или кирпичи, или тёсаный камень. В любом случае баннереты всегда строили настоящие крепости, способные не только пережить внезапный штурм, но и продержаться в осаде несколько дней — до подхода подкрепления от соседей.
На юге герцогства имелись месторождения отличной глины, и потому, завидев кирпичные стены, Рем не удивился: печи для обжига тут работали чуть ли не в каждой деревне! Старик в шапели и кожаном доспехе взмахнул флажком на пике (ведь он был баннерет, баннеретам положено иметь знамя!), и тяжёлые, почерневшие от времени и непогоды ворота стали отворяться. Те, кто был внутри, узнали хозяина и подчинились!
— Добро пожаловать! Заезжайте! — закричал старик и снова замахал флагом, приглашая путников за собой.
— Нет, нет, маэстру Фиданца, просто прикажите вашим людям погрузить цикорий, и мы поедем дальше, — звонким голосом откликнулась Габи. А потом негромко пояснила своим спутникам: — Если мы сядем за стол — пиши пропало!
В её словах был смысл: о хлебосольстве баннеретов ходили легенды, они готовы были последнюю курицу зарезать и остаться без запасов на зиму, только бы произвести впечатление на гостя. Обычная ортодоксальная практичность тут давала сбой: репутация сама себя не заработает! И вряд ли Рему удалось бы проводить всё время, не снимая капюшона: это сочли бы как минимум невежливым и потребовали бы объясниться. Здесь не оптиматский Запад, где любую дурь можно объяснить рыцарским обетом.
А путешествие герцога, даже инкогнито — дело политическое. Да и наследил Аркан по миру, недаром его прозвали Буревестником! Могли бы начать строить предположения и плести интриги… И именно этого хотелось избежать.
— Ладно, пришлю слуг… — помрачнел Фиданца-старший. — Но зато дам вам с собой на пробу несколько бутылок нашего местного винца и копчёный свиной окорок! И круг сыру! И изюм! И…
Он всё перечислял угощения и гостинцы, пока, спешившись и ведя коня в поводу, входил во двор. А Ёррин проговорил как бы в воздух:
— Это какая у тебя жена золотая, а, монсеньёрище? Это как она баннеретской жопе угодила, что он целый склад продовольствия готов нам в нагрузку всучить? Признавайся, герцогиня сердца моего, что ты ему такое втюхала?
— Я-а-а? — притворно удивилась Габи. — Так ничего особенного! Довольно мощные обезболивающие и противовоспалительные алхимические пилюли, кое-что для улучшения кровообращения и рецепт свечей на барсучьем жиру… В конце концов — я алхимик, а не медик! Наверное, пилюли помогли.
— А свечи на кой ляд ему? — подозрительно поинтересовался Ёррин. — Для романтической обстановки?
Аркан давился смехом, но потом переглянулся с супругой и не выдержал:
— Нет, я, конечно, знал, что у вас, кхазадов, своеобразные представления о романтике, но чтобы насто-о-о-олько!
— Что вы глумитесь? А? — Насупленный гном переводил взгляд с Рема на Габи и обратно. — Нет, вы посмотрите на них! Они только позавчера женились, а уже дуют в одну дудку! Сговорились против меня, да? Ну не хотите говорить — не надо. Я сам узнаю, к чему при почечуе свечи! Вот в Турнепсе и узнаю! Там есть нормальный аптекарь, а не эти ваши хиханьки и хаханьки!
В это время из ворот усадьбы Фиданцы появилась вереница носильщиков, которые тащили большие мешки с порошком цикория и съестными припасами. Аркан с некоторым подозрением присматривался к этим приземистым кривоногим мужичкам, одетым в одни лишь холщовые туники и короткие брэ из такого же грубого материала. Кожа рук и ног у них была покрыта слоем то ли грязи, то ли — тины, и казалась серо-зелёной.