Писание — вслух, громко и вдумчиво, понял? И не будешь по вашему популярскому обычаю искать в нём подтексты и скрытые смыслы, ясно тебе? Будешь читать его так, будто это твой далёкий отец говорит с тобой, как будто он написал тебе письмо — истинную правду. А ты — маленький ребёнок, который безумно доверяет отцу, но не всегда понимает, что он имеет в виду, потому что отец в тысячу раз умнее и опытнее тебя. Понял?
— Д-да!
— А после этого, когда я допишу письмо экзарху, ты возьмешь его, спрячешь за пазухой, у самого сердца, и поскачешь в Аскерон, имея двух лошадей — одну под тобой, вторую — заводную. И расскажешь там, в монастыре святого Завиши Чарного, всё, что видел здесь, и передашь его высокопреосвященству низкий поклон от Тиберия Аркана Буревестника, герцога Аскеронского.
— Ваше высочество! — вскочил Вермаллен.
— Моё высочество, — усмехнулся Рем. И, глянув на Габи, продолжил: — И её высочество… Оба наших высочества и его милость легендарный вождь свободного клана Сверкеров — все мы очень сильно расстроимся, если ты сейчас не сделаешь то, что тебе говорят. А ну, ешь быстрей!
И сунул в руки популяру миску с рагу, в котором мяса было как бы не больше, чем овощей.
Уже потом, спустя пару часов, когда Вермаллен ускакал на Север, в сторону Аскерона, Буревестник позволил себе на секунду опереться лбом о плечо жены и проговорить:
— Очень, очень страшная химера. Мне удалось лишь позорно сбежать и увести с собой одного популяра, Габи. Это всё, на что я оказался способен! Надеюсь, Разор прибудет сюда с флотом как можно скорее, и расстреляет Ковчег из аркбаллист с далёкого расстояния, и зальёт весь залив Устриц ворванью, и сожжёт всё дотла. И, я надеюсь, что экзарх согласится сопровождать эскадру Ордена, потому что мне страшно представить себе кого угодно другого, кто попытается противостоять этому кошмару… Знаешь, Габи, что было самое жуткое?
— Что? — Зайчишка чувствовала, как физически плохо мужу, она обняла его и принялась гладить по волосам.
— Это и вправду было частью мира прежних, понимаешь? Всё, что я там видел! Предки рыцарей Запада так и жили… Для них это было нормальным! Какой народ вырастет из такого корня? Габи, я бы хотел увидеть каждый из ковчегов, чтобы понять — что мы за люди, понимаешь?
— Но ведь всё это было ужасненько давно, и…
— … и все ковчеги проржавели и сгнили за полторы тысячи лет, — мрачно кивнул Аркан, а потом распрямился, прижал к себе жену и сказал: — Будем собираться в дорогу!
Участок пути от залива Устриц до границы владений голубоглазых и черноволосых орра — местности под названием Соляные Столбы — считался самым опасным. Здесь бродили шайки изгоев и бандитов, водились хищные горные звери. Говаривали, что и фоморы появлялись здесь и нападали на одиноких путников.
— Смотри, какая цаца! — Ёррин Сверкер повертел в руках блестящую шипованную подкову. — Пока вы там с демонами прошлого хороводы водили, я вона — подковки сладил! Ща-а-ас наших кастратиков подкую, как им сразу сподручно станет по здешней паршивой местности бегать и лбы всяким тварям разбивать, а?
На его лице сияла улыбка, почти такая же яркая, как восходящее солнце. Гном, похоже, был счастлив в полной мере. А как же! В Турнепсе он расстарался добыть походную наковаленку и кое-какой инструмент, а при помощи алхимических составов Габриель, небольших кожаных мехов и силы рук сумел добиться нужной температуры в сложенном из камней и промазанном глиной эрзац-горне. И поработать как следует! Конечно, Сверкеры — забойные мастера и шахтёры, а не кузнецы, но настоящему кхазаду всегда приятно поковыряться с металлом, почувствовать жар горящих углей, подержать в руках какую-нибудь твёрдую и блестящую штуковину, которую сделал сам!
— Они не кастратики. — Аркан закончил грузить пожитки в фургон. — Кастратики — это мерины. А это — мулы. Они гибриды лошади и осла и бездетны от рождения, им для этого ничего удалять не надо. А вот тебе, Ёррин Сверкер, похоже, удалили часть мозга, если ты стучал молотом здесь, в трёх верстах от Святой отмели!
— Я тихонько, монсеньёрище! — откликнулся Ёррин, но было видно, что ему стало неловко. — Ну, подковать-то я этих… гибридов… всё равно должен, а? А ещё — попоны надеть и шоры с налобниками. Потому как всякое может быть!
С этим сложно было не согласиться — подготовить животных к тяжёлому пути следовало, так как остаться с полутонной золота посреди диких скал Прибрежного хребта без всякого гужевого транспорта — такого и врагу не пожелаешь!
Так что выезд задержался ещё на час или около того, но зато мулы теперь напоминали настоящих боевых скакунов — экипированных, сытых и ретивых.
— Я дала им по столовой ложке териака, — пояснила Габриель. — Кажется, ушастикам понравилось!
Рем только головой покачал и полез на козлы. Гном устроился внутри фургона — спать, чтобы перехватить управление через несколько часов, Габи с арбалетом в руках выглядывала из-за плотного полога с тыла.
— Пшли, — сказал Аркан и щёлкнул поводьями.
Дорога в целом выдалась спокойной. Узкая тропа расширилась до стандартных размеров имперского тракта, подъёмы и спуски стали более пологими, повороты — менее крутыми. Мулы неутомимо цокали новенькими подковами по камням, по небу пробегали пушистые, похожие на барашков облачка, время от времени заслоняя палящее летнее солнце и давая возможность отдохнуть от жары — и тягловым животным, и пассажирам фургона.
Виды здесь представали глазам путников в целом однообразные: заброшенные людьми горные долины со скудной растительностью и виднеющимися там и сям развалинами каменных крестьянских домишек и разрушенных неприятелями и временем рыцарских замков… А ещё — горные гряды с заснеженными пиками и тёмными перевалами, синеющее на западе Последнее море и клубящиеся над ним иссиня-серые дождевые облака — картина живописная, но навевающая мысли о конечности человеческой жизни и бренности бытия в целом: ранее бывший колыбелью одного из очагов человечества край ныне пребывал в запустении.
Дважды за день путники натыкались на трупы людей и животных, а в какой-то момент на вершине пологого холма увидели прибитого гвоздями к дереву фомора с распоротым брюхом. Чудовище, как и все твари бездны, обладал мощным, но асимметричным телом — с маленькой головой и крупной клешнёй вместо правой руки.
— Разгарнак, — пробормотал в бороду Ёррин, который спрыгнул с фургона и осматривал тёмную тварь. — Готов поклясться, эти гвозди были изготовлены…
— О Творец Всемогущий, гноме, у тебя с вечера в голове вместо мозга иль-де-ружский плавленый сыр! — не выдержал Буревестник. — А ну, полезай обратно в фургон, легендарный вождь, иначе я отправлю тебя пешком в Аскерон! Гвозди! Подумать только! Кто о чём, а гном — о гвоздях и подковах! Двигаемся, двигаемся, друг мой Сверкер, если хотим живыми добраться до Соляных Столбов — мы должны пошевеливаться! У меня нехорошее предчувствие!
— Так и у меня тоже! — возмутился кхазад, который в это время кузнечными клещами ухватил за шляпку гвоздь, торчащий из клешни фомора, напрягся, потянул и — извлёк кусок металла на свет Божий. Клешня при этом безвольно ляпнулась на землю. — Я же и говорю, что готов поклясться, что эти гвозди…
— Лезь на козлы, Ёррин Сверкер, или видит Бог, я слезу сам и надеру твою коренастую задницу! — рявкнул Аркан.
— Надиралка не выросла! А ну, иди сюда, морда герцогская, ща-а-ас я тебя буду уму-разуму учить! — Гном тут же принял бойцовскую стойку и стал демонстративно двигать кулаками в воздухе, как бы нанося удары невидимому противнику. — Давно тебе по жопе не давали, мамин сын! Ишь, жени-и-ился, важным почувствовал себя, такой солидный, тошный!
— Я тошный? — Рем спрыгнул с козел и нарочито вальяжной походкой двинулся в сторону друга, разминая руки и явно намереваясь легендарно отлупить легендарного вождя.
— Тошный, тошный! — покивал гном, приплясывая на своих коротких крепких ногах вокруг приближающегося боевого товарища и сеньора. — Иди сюда, иди, давно пора размять тебе потроха кулаками!
— Мальчики! — возмутилась Габи, высовывая своё хорошенькое личико из-за полога фургона. — Ну что за глупости?
Мальчики только отмахнулись и уже примерялись, как бы половчее наподдать друг другу и не получить в ответ, но голос герцогини Аскеронской стал твёрже стали:
— Маэстру муж и маэстру гном! Немедленно прекратите и взгляните уже в долину! Там бой идёт!
— А? — Они моментально бросили дурачиться и синхронно повернулись в сторону, куда указывала Зайчишка.
— Это твои соплеменники, Ёррин, или какие-то другие коротышки с боевыми молотами? — житейским тоном уточнил Рем, одновременно с этим затягивая шнуровку на куртке и передвигая ножны с мечом.
— А я тебе о чём говорю! Гвозди-то из подземных кузниц! — потряс в воздухе блестящим скобяным изделием кхазад. — А вот и они — гномы! Гляди, как хэрсиры разделывают фоморов, любо-дорого… А, нет. Хэрсирам-то, похоже, разгарнак-и-разгарнак эп куач эп арсе!
Габи тут же покраснела и сказала:
— Фу-у-у-у!
А Аркан, про себя удивившись, откуда его милая жёнушка знает такие грязные ругательства, проговорил:
— Предположим, этой дюжине хэрсиров разгарнак-и-разгарнак и всё остальное наступит, если мы прямо сейчас не вмешаемся. Ёррин, решать тебе — это твои родичи!
— А что тут решать? Я уже настроился надирать задницы и потрошить потроха, и если не удалось это провернуть с твоей герцогской рожей, то я с удовольствием размозжу пару фоморов! Погнали лупить фоморов, погнали!
И они погнали.
Хирд Гарма Рукастого выслеживал напавших на медный рудник тварей третий день, но фоморами управлял злой и неожиданно изощрённый разум: в тёмные часы исчадья мрака поднимались на поверхность и скрывались там, уходя всё дальше на Юг!
Хэрсиры сыпали проклятьями, пили поску из фляжек, жевали свиную солонину и преследовали чудищ день за днём, час за часом, настигая отставших и убивая без всякой жалости самок, детёнышей и раненых фоморов — в Подгорных Чертогах и на поверхности. Гномы Прибрежного хребта предпочитали не показываться под открытым небом — слишком опасные игры затеяли Дылды и слишком ожесточённо занимались уничтожением себе подобных в последний год. Однако Гарм Рукастый был младшим и любимым сыном Царя-Под-Горами, и ему было дозволено гораздо больше, чем любому другому вождю.