С торжествующими криками спешенные рыцари в крылатых шлемах, пехотинцы в стёганой броне, люди Роттерланда в одинаковых коттах и другие воины-оптиматы расшвыряли в стороны баррикаду, откатили телеги, гружённые камнем, и с воодушевлением бросились вперёд, чтобы спустя двадцать шагов замереть в совершенном ступоре.
— Р-р-раз! Раз! Раз-два-три! — грохотали крепкие аскеронские сапоги по улице Первой Гавани.
— Раз! Раз! Раз-два-три! — качались в такт шагам длинные южные пики.
— Раз! Два! Три! — скалились чернобородые, голубоглазые орра: Лоусоны, Велветы, Дэниэлсы, Бимы, Тичеры и многие-многие другие воинственные кузены, пришедшие с Юга вместе с Арканом за славой, деньгами и репутацией. — Бей-убивай!
Нет ничего страшнее паники и давки на узких улочках. Разве что паника, давка и десять тысяч пикинёров, жаждущих крови! Они наступали единовременно, по каждой из улиц шириной более десяти шагов. Пики на прочных древках в восемь локтей, отличная подготовка и качественное снаряжение превратили орра в страшную машину для убийства. И не было у оптиматов сил противостоять ей, пусть число воинов Краузе внутри Первой Гавани и превосходило южан двукратно! Вступить в бой вместе осаждающие не могли — и орра насаживали их на пики, убивали одного за другим. На какие-то минуты жуткий звук погружаемых в человеческие и лошадиные тела острых наконечников заглушил даже церковный набат и боевые кличи, и воины Краузе дрогнули! Дикий крик раздался над городом, оптиматы бросились к торговым воротам — своему единственному пути к спасению…
Чаша весов качнулась в сторону ортодоксов и их союзников.
Однако для Аркана и его соратников, засевших в башне у ворот, всё складывалось куда хуже. Буревестник должен был находиться именно здесь, в гуще событий и как бы над ними — лучшую позицию и придумать было сложно. Шарль, Луи и другие зверобои крепко держали оборону, сделав башню неприступной — до поры.
Всё изменилось с прибытием людей Вайсвальда — его герб Буревестник узнал сразу. Закованные в полную броню великаны, вооружённые кулачными щитами-баклерами и короткими широкими фальчионами, прошли по галерее куртины сквозь боевые порядки наёмников дю Ритёра, которые проявляли не слишком много энтузиазма, явно предпочитая загребать жар чужими руками. Оказавшись у многократно выбитых и восстановленных дверей башни, они поступили прямолинейно и банально — вломились внутрь с разбега, не разбирая дороги!
Сразу два стальных верзилы одновременным ударом латных наплечников в который раз выбили дверь и вместе с ней рухнули на зверобоев, создав сумятицу. Этим воспользовались их товарищи, проникнув внутрь следом. Завязалась кровавая драка, напоминающая скорее кабацкую потасовку, а никак не бой профессиональных солдат. И преимущество здесь было на стороне оптиматов: стальная броня, большая масса, подходящее вооружение…
— Отступайте наверх! — выкрикнул Аркан. — Забаррикадируем лестницу!
Зверобои услышали командора. Он знал, что делал: скоро, скоро пикинёры убьют или вытолкнут остатки войска оптиматов из Купеческого квартала, нужно продержаться час-другой, не больше.
— Глаза! — скомандовал Буревестник и швырнул вниз одну за другой две склянки — подарки любимой жены.
Ярко вспыхнуло, готовые к этому ортодоксы воспользовались замешательством врагов и прикончили тех, кого смогли, но в дверь с куртины проникали новые, так что оставалось только отступать по винтовой лестнице наверх, на площадку, где ждал герцог…
— Это чёрт знает что! — неистовствовал Краузе. — Как это могло произойти⁈
Роттерланд прижимал к пустой, истекающей кровью глазнице грязную тряпку. Глаз ему выбил какой-то черноволосый молодчик в широкополой шляпе — хватило одного рокового удара пикой! Его конь был убит, доспехи — иззубрены, меч он потерял в давке у ворот…
— Десять тысяч орра, монсеньор… — прохрипел он. — Десять тысяч пикинёров, в городской тесноте… Это чёртова скотобойня, монсеньор. Настоящая гекатомба. Аркан поимел нас. Снова!
— «Поимел»? — взревел узурпатор. — Поимел⁈ Будь проклят этот сын сатаны! Он и его ортодоксы — отродья Ада! Позовите ко мне нунция Синедриона, этого, как его там… Амальрика? Да, кардинала Амальрика!
Краузе не хотел прибегать к этой крайней мере, но ведь они воевали во имя Феникса и под крыльями его! И если уж пришлось встретиться в бою с силами Ада — проклятыми мракобесами-ортодоксами, то сверхъестественная помощь будет не лишней… Если бы узурпатор был откровенным с самим собой, то признал бы: в его душе теплилась надежда, что кое-кто из его воинов обратится — и это переломит ход сражения, однако, похоже, ортодоксы знали, как не допустить такого поворота событий. Может быть, это проклятый дым, или их нерифмованное козлопение, или огни над башнями и колокола, а может… Да какая разница? Суть заключалась в том, что потери Крылатого похода оказались ужасными и повернуть ситуацию вспять могло только чудо. А чудо — настоящее, а не фиглярское, как все эти мерцающие плёночки и летающие огненные шарики, — это прерогатива церковников!
— Ваше величество… — произнёс кардинал Амальрик, глядя в самую душу Краузе своими чёрными, без белков, глазами. — Я правильно понимаю ваше желание? Вы хотели бы…
— Начинай уже свой ритуал, святоша! — рявкнул узурпатор. — И возьми на это столько людей, сколько тебе надо! В госпитале полно раненых, большая часть из них всё равно сдохнет к утру… Всё должно закончиться сегодня, понял меня?
Амальрик только поклонился молча и ушёл. Он прекрасно знал, что нужно сделать, чтобы в небесах над Первой Гаванью явился тот, кого оптиматы нынче почитают воплощением Бога. Тот факт, что следом за Амальриком последовал и Элеммирэ Сверкающий, эмиссар Туринн-Таура, никого не смутил. Здесь привыкли закрывать глаза на подобные вещи.
— Монсеньор, мы сегодня умрём? — Молодой зверобой, лицо которого казалось Аркану знакомым, стоически переносил страдания, причиняемые ему товарищем.
В плече у него застрял арбалетный болт, и его было необходимо извлечь прежде, чем залить рану алхимическим снадобьем и перевязать. Рем вспомнил юношу: этот парень пришёл в его дружину сразу после захвата Цитадели, принадлежавшей тогда маркизам. Был ещё какой-то случай с общей пробежкой вокруг замка в полной боевой выкладке…
— Мы не умрём. — Буревестник надеялся, что его голос звучал уверенно, несмотря на гулкие удары, от которых сотрясался люк, ведущий с лестницы на площадку — последний рубеж обороны. — Мы — дети Божьи, и потому — не умрём! Не здесь. Не сейчас. Никогда!
— Аркан! — кричали снизу. — Лучше сам спрыгни с башни! Мы сдерём с тебя шкуру, насыплем в неё соли и наденем обратно! Ты сдохнешь, Аркан, прямо сегодня!
У этих воинов внизу были причины ненавидеть аскеронского герцога — отсюда, из башенных бойниц, они видели, как умылась кровью армия Краузе, какие чудовищные потери понесла внутри периметра городских стен. Каждый из рыцарей Вайсвальда понимал — он обречён, поскольку ортодоксы и южане уже дочищали Купеческий квартал от последних оптиматов и скоро должны были взяться за ворота и захваченный осаждающими участок стены. А помощь из военного лагеря всё не приходила…
— Они убьют нас, — с явно прозвучавшим в голосе фатализмом проговорил раненый молодой зверобой. — Дайте мне меч, я хочу погибнуть как воин!
— Ладно тебе, парень! — сказал Шарль и, резко дёрнув, вытянул арбалетный болт, а Луи мигом залил рану декоктом и приложил чистый перевязочный пакет. Юноша обмяк, от боли лишившись сознания. — Вот и всё. По крайней мере, мы что могли — сделали. Всё, что в силах человеческих. Может быть, умрёт быстро и не увидит этого кошмара.
Голос старого сержанта был спокоен, но Буревестник понял: соратник имеет в виду не абстрактную картину кровавой осады, а нечто конкретное. И, проследив за взглядом Шарля, вздрогнул. В небе, распахнув огромные призрачные крылья, парила гигантская птица, вся состоящая из сполохов чёрного пламени. Как будто почуяв на себе взгляд Аркана, Феникс изменил направление полёта, взмахнул крыльями — и стал приближаться к городу!
Воздух как будто загустел, странная тишина воцарилась над Первой Гаванью, окружающими плоскогорьями и лугами, воинским лагерем оптиматов, Рубоном Великим и далёким берегом Зелёного Моря. Каждое слово звучало глухо, как будто сквозь вату. Все, кто сражался в этот момент, вдруг опустили оружие и замерли — глядя вверх. Кто-то с яростью, другие — с надеждой, но большинство — со смертным страхом.
— Что же мы можем сделать с эдаким чудищем? — Молодой ортодокс пришёл в себя очень быстро и теперь во все глаза смотрел на приближающегося крылатого демона. — Что же мы можем поделать?
Аркан сбросил с себя противоестественное оцепенение, мрачно оскалился и проговорил зло и уверенно:
— Верить! Верить в себя, в своих соратников! Верить в своего герцога, в Аскерон, в наших великих и славных предков! Верить и доверять Господу, Владыке Света и Огня, подателю вечной жизни и Творцу Миров!
Герцог шагнул в угол площадки и отдёрнул холстину с длинного зелёного ящика, на котором были начертаны белые буквы, как будто переведённые через трафарет.
Он уже привычным движением щёлкнул запорами, откинул крышку и подхватил на руки странную трубу — зелёную, с рукояткой наподобие арбалетной и удивительными приборами, присоединёнными к ней. Ощупав пальцами одному ему известные детали механизма, Рем закинул на плечо это диковинное устройство, приложил глаз к некой нашлёпке и сказал:
— Отойдите все от меня в стороны, никого не должно быть сзади… — И повёл наконечником трубы следом за Фениксом, который стремительно приближался. — Сдохни, скотина, во имя Гос-с-спода нашего!
Раздался душераздирающий свист, потом — грохот, и, оставляя за собой дымный след, к страшному крылатому демону устремилось оружие прежних — огненная стрела. Рем же, не медля, выхватил из ящика вторую трубу — такую же, как и первая, приложился — и выпустил ещё одну стрелу. Из ушей у герцога текла кровь, лицо представляло собой некое подобие похоронной маски, однако глаза горели неукротимым фамильным огнём!