Везнев узнал в тонущем проводника собаки.
Подплыл, задыхаясь, и лейтенант Костов. Вдвоем они выволокли утопающего на южный берег.
Рассвело.
Борец стряхнул воду с мокрой шерсти. На правом его бедре показалась струйка крови. Собака слегка прихрамывала.
Ступив на берег, солдат быстро опомнился, опять схватил ее за поводок и бросился к ивняку, росшему близ моста.
Везнев побежал к тому месту, откуда только что выскочила высокая фигура. Через 20—30 шагов он нагнулся и поднял что-то с земли. В его руках оказался шлем пилота.
— Ко мне! — закричал капитан. — Приведите собаку!
Проводник Борца повернул от моста и подбежал к капитану вместе с собакой. Он взял пилотку из рук капитана и поднес ее к морде овчарки.
— Борец, ищи! Ищи! Ищи! — зашептал он тихо, но настойчиво.
Собака опустила морду, стала обнюхивать землю вокруг ног капитана, потом вдруг подняла голову и посмотрела в глаза проводнику.
— Борец, ищи!
Она опять понюхала землю, зарычала и стремительно бросилась вперед.
Капитан Везнев, лейтенант и трое солдат побежали вслед за ищейкой и ее проводником. Пробежав пятьсот метров, собака на мгновение остановилась, повела головою, повертелась на месте и бесшумно устремилась в сторону, в кустарник. Там снова остановилась, понюхала, обошла куст и вдруг со страшным лаем бросилась в середину его.
Проводник Борца направил свой автомат на куст и громко крикнул:
— Вот он! Руки вверх!
Бледный, с поднятыми над головой руками, слегка пошатываясь, из куста выбрался Линдок Дэглиш.
ТРОЕ И «УБОРЩИК»
Прошло уже около получаса, как техник Любен Христов, в рабочем комбинезоне, с проводами и инструментами в руках, взобрался на электрический столб перед входом сектора «С» завода № 36. Христов был приятелем капитана Лечева и работал на военном заводе бригадиром группы уборщиков. На нем лежала также ответственность за состояние электрического оборудования.
Когда первая группа рабочих очередной смены приехала на одном из заводских рейсовых автобусов, Христов быстро спустился со столба.
Случилось так, что в проходную он вошел одновременно с токарем Ангеловым. Этот кривоногий человек с характерной развалистой походкой, редкими бровями и почерневшими, выступающими вперед зубами, был всегда молчалив. От него ничего нельзя было услышать, только «да» или «нет». Он говорил, что не любит болтать, но любит слушать, когда разговаривают другие. Все же Христову удалось кое-что узнать о нем от рабочих.
Ангелов работал в секторе уже полтора года. Предложил две рационализации с очень значительным экономическим эффектом. Обе были приняты и внедрены.
— Есть у вас огонек? — спросил Христов.
Токарь вытащил из кармана куртки зажигалку в форме снаряда.
— Хотите папироску? — спросил Христов.
— Какие у вас?
— «Бузлуджа».
— Спасибо, не могу. У меня от них кашель.
Ангелов вынул свои папиросы.
— Ого! — удивился Христов. — «Золотая Арда»!
— Я курю немного, — возразил, словно оправдываясь, Ангелов.
— Да хотя бы и много! — засмеялся бригадир. — Вы регулярно выгоняете по полторы нормы!
— Да, верно, — неопределенно пробормотал токарь.
Он щелкнул зажигалкой и поднес пламя к папироске Христова, а затем заковылял к механическому цеху.
Христов отличался одним ценным качеством: умел общаться с людьми.
— Он способен заставить камень заговорить с ним, — сказал как-то о нем капитан Лечев.
Когда Христов и Ангелов вошли в механический цех, бригадир уборщиков спросил:
— Электрическое оборудование у вас в порядке?
Он задал этот вопрос, потому что в станке Ангелова случилась на днях маленькая поломка в распределителе электрической сети. Тогда Христов устранил повреждение; именно тогда он и познакомился с токарем.
— Да, сейчас проводка в порядке.
— Это вы в свое время предложили две рационализации?
— Да, я.
— За вторую вам хорошо заплатили, тысяч двадцать, не правда ли?
— Да. Видно, вы интересовались мною?
Токарь остановился, остановился вместе с ним и бригадир. Христов прикусил язык; он понял, что слишком поспешил. Но это его не смутило. Он спокойно ответил:
— Я не ради вас интересовался, а ради себя.
— Как так?
— Я тоже работаю над одним вопросом. На заводе я недавно. Не знаю еще, как относятся здесь к рационализаторским предложениям рабочих. Потому и расспрашиваю.
— Над чем вы работаете? — спросил Ангелов и усмехнулся одними уголками тонких губ. — Конечно, если это не тайна!
Христову нетрудно было ответить. Несколько месяцев тому назад он работал на заводе имени Найдена Кирова. Там он действительно был занят идеей о внесении некоторых изменений в технологию фрикционных прокладок.
— Никакой здесь тайны нет. Мое предложение относится к фрикционным прокладкам.
— И мне это производство знакомо.
— Вот как! Откуда же? В Болгарии всего два завода, которые делают такие прокладки.
— Год назад я работал на заводе электроматериалов в Русе. Там был и такой цех, — заметил Ангелов.
— Да ведь и я работал на этом заводе.
— Когда?
— Пять-шесть месяцев назад.
— Я к тому времени уже ушел оттуда.
— Вот и хорошо, что вам это производство знакомо, — заметил Христов. — Вы легко поймете меня.
— Простите, — Ангелов взглянул на часы. — Мне надо начинать работу. Если хотите, мы можем сегодня вместе пообедать. Тогда и поговорим.
— Отлично.
Они разошлись. Ангелов с чувством, что встретил болтуна, а Христов с мыслью, что ответы токаря слишком точны и определенны. В них нет непосредственности. Они, видимо, заранее заготовлены для всех подобных случаев.
Христов направился к зданию, где помещалось правление сектора. Это было первое здание на территории завода, трехэтажное, с широкими окнами, почти целиком заполняющими фасад.
На третьем этаже помещался конструкторский отдел. Он занимал три кабинета и два чертежных зала. В первом кабинете, против лестницы, работал начальник отдела, инженер Михайлов, в двух других — начальники проектных бюро инженеры Борисов и Трендов. В обширных залах находились конструкторы и чертежники.
До начала рабочего дня оставался целый час. Христов хотел использовать это время, чтобы осмотреть помещения на третьем этаже.
Внизу, у входа в здание, он встретил тетю Катю.
— Доброе утро, товарищ Христов, — громко поздоровалась она. — А мы сегодня поссоримся.
— С чего это ты взяла?
— По руке гадала!
— На этот раз гаданье тебя обмануло. У меня на сегодня не запланировано ссоры.
Тетя Катя весело рассмеялась.
— Да кто же бранится по плану? Свара всегда приходит сверх плана. Если предварительно решил ругаться, значит, уже наполовину у тебя отлегло от сердца.
Тетю Катю, жизнерадостную крупную женщину с проседью в волосах, знали все на заводе. Она работала уборщицей в отделе со дня его создания. Любопытная, памятливая, она была живой историей отдела. Помнила все перемены в его составе. Никто не знал так хорошо, как она, всех людей в отделе — и рабочих, и руководителей. Начальник личного состава шутливо называл ее «внештатным сотрудником службы кадров».
Тетя Катя болтала много, но слушать ее было не утомительно, потому что речь ее всегда была остроумна и сердечна. Забавно было ее слушать, никто не мог пройти мимо нее, не заговорив с ней.
— А ну-ка, — продолжал разговор Христов, — прямо скажи, какие раздоры, в чем дело?
— Отопри кабинет инженера Борисова.
— Зачем?
— Убрать надо.
— Да ведь ты же вчера вечером убирала?
— Вечером инженер не позволил.
— А другие комнаты?
— Другие я вчера убрала.
Помещения в конструкторском отделе убирали по вечерам, после работы, и всегда в присутствии дежурного инженера. После уборки он передавал секретные ключи дежурному по сектору.
— Ты вчера до которого часа работала?
— До девяти. А инженер еще позже остался.
Христов насторожился. Он знал, что в правлении сектора разрешается оставаться после рабочего времени только в исключительных случаях, с разрешения начальника сектора. Об этом разрешении уведомляли дежурного и начальника внутренней охраны.
— А что, часто тебе случается откладывать уборку на утро? — спросил Христов совсем безразличным тоном.
— Нет, не часто. Инженеры уходят вовремя. Бывает, остаются, но вместе. Только инженер Трендов и инженер Борисов оставались одни.
— Часто?
— Нет. Всего два-три раза.
— Я потом отопру. Убери сперва внизу, в канцеляриях.
Через несколько минут Христов был в кабинете инженера Борисова.
Кабинет имел такой же вид, как и все кабинеты на заводе. Письменный стол, чертежный стол, книжный шкаф, платяной шкаф, большой несгораемый шкаф, в одном углу цветы — полукругом три этажерки для вазонов.
Христов окинул быстрым взглядом комнату. На столах все прибрано. Несгораемый шкаф запечатан сургучными печатями. В углу стоит большой сверток в оберточной бумаге.
Христов подошел и приподнял тяжелый сверток. Он положил его на стол, развернул. Под оберткой было десятка два толстых листов с чертежами.
Христов развернул первый лист и заметил в нем несколько дырочек. Очевидно, лист прикрепляли кнопками к чертежному столу. Его внимание привлекло странное расположение дырочек: следы кнопок имелись только по одной длинной и по одной короткой стороне листа, по двум другим сторонам дырочек не было.
— Что за черт! — пробормотал Христов.
На втором листе тоже имелись следы кнопок. Но тут они были иначе расположены: три на одной короткой стороне и по одной на двух длинных сторонах.
Он быстро просмотрел все листы. На пятнадцати из них видны были проколы.
Христов остановился посреди комнаты, задумавшись. «Куда их прикрепляли?» — прошептал он.
Очевидно, не на чертежный стол: об этом свидетельствовало несимметричное расположение дырочек.
Он посмотрел на широкое пятистворчатое окно.