— Алло, Берковица, передайте в Петрохан…
— Петрохан геройски сражается! — отвечала телефонистка, не в силах передать тяжелую весть о прорыве противника.
— Сообщите командиру, лично командиру, Замфиру Попову, чтобы отходил.
— Такой приказ передать не могу. Кто говорит? — возмущенно спросила телефонистка.
— Сообщите Замфиру Попову, чтобы отступал!
— Если даже я и передам, он не из тех, кто отступает. Лучше пошлите ему помощь! Где же подкрепления?
— Передайте приказ штаба восстания — отходить!
— Штаб не может отдать такого приказа! Это только на руку врагу! А кто это говорит?
— Приказ об отходе отдан Георгием Димитровым.
— Товарищ Димитров не может дать приказ об отступлении. Как это так — отступать? В разгар боя? Будем драться до последнего человека!
— Нет смысла. Противник наступает от Врацы, из Видина и Лома. Замфир Попов должен отходить!
Трубка упала из рук телефонистки. Если бы даже она захотела, у нее не было сил передать приказ штаба.
Замфир Попов понимал, какая опасность грозила оставшимся в живых повстанцам. Он вступил в последний бой с врагом у перекрестка дорог и потом организованно отвел отряд с перевала, не дав противнику возможности взять в плен хотя бы одного человека. С уцелевшими повстанцами он отступил на каменистую гряду, возвышавшуюся над городом, откуда были видны горящие села. Его сердце сжималось от боли. Буковые деревья вокруг печально пели горестную песню.
Петрохан, Петрохан! Тебя будут помнить поколения! Кровь убитых повстанцев позовет на бой новых бойцов, которые завоюют свободу народу, и тогда твоя гордая красота засияет в новых красках! Замфиру стало жаль чего-то дорогого, ценимого с детских лет, а теперь неожиданно потерянного. Ему стало грустно, что не сумел перед решительным боем повидать своих близких — отца, мать и любимую девушку. Как хотелось ему сейчас увидеть ее хоть на миг, поговорить с ней. И командир мысленно вернулся к ее теплым письмам. «Береги себя, Замфир, ты не знаешь, как ты дорог не только мне и своим товарищам, но и всему народу. Пойми меня, своего самого близкого человека, подругу и сестру. Ах, как хотелось бы быть всегда с тобой! Скитаться по гайдуцким Балканам, мстить палачам, идти по селам, вселять веру в отчаявшихся, подбадривать павших духом, готовить новое восстание. Хочу быть с тобой до конца! Это мое желание. Возьми меня к себе, Замфир!»
— Алло, алло! — взволнованно кричала в трубку телефонистка.
— Это главный штаб? Кто у телефона? А-а-а, товарищ Коларов… — Она замолкла, глотая слезы. Собрав последние силы, доложила: — В Берковицу ворвался противник…
Это были последние слова телефонистки. Ее сердце разрывалось от невыносимого горя, лишившего девушку сил…
Когда после разгрома восстания заграничное бюро подбирало человека, которого можно было бы послать в Болгарию, выбор Георгия Димитрова и Васила Коларова пал на Замфира Попова. Он должен был восстановить партийные комитеты и подготовить народ к новому вооруженному восстанию. Замфир перешел границу, и скоро о нем заговорили во многих селах Болгарии. Ему пришлось укрываться в горах возле загонов и избегать встречи с солдатскими патрулями, которые повсюду искали его.
Однажды солдаты встретили Замфира в одежде караканчанина[9]. Он шел за стадом с пастушьей палкой на плече, а под одеждой скрывал винтовку.
— Ты не видел подозрительного человека? — спросили его солдаты. Он, кивнув головой, указал посохом на горный хребет. Солдаты бросились в погоню, а Замфир сбросил бурку, оставил стадо и поспешил к загону деда Динко из Сумера, где его ждали представители двух округов.
Однажды Замфир пришел в село под видом продавца дегтя. Торговцы дегтем с небольшими повозками часто появлялись в селах, меняя свой товар на зерно. И поэтому искусный конспиратор выбрал именно такой способ маскировки. На место освободившихся бурдюков он поставил два мешка зерна и двинулся за повозкой. А в домике на краю села его ждали крестьяне. Он отдал им зерно, а заодно и винтовки.
Власти знали, что Замфир играет на скрипке и этим привлекает к себе людей. Поэтому полицейские ходили по посиделкам, заглядывали всюду, откуда только доносились звуки скрипки, чтобы посмотреть, не он ли это играет? Полиция даже подкупала людей, чтобы сообщали, где ждут Замфира. И однажды властям стало известно, в какое село он придет. Послали туда полицейских. Те вертелись около указанного им дома. Ждали, когда оттуда выйдет Замфир. Вдруг из дома послышалось разухабистое «И-ху-ху-у!» Раздался выстрел. Полицейские в испуге застыли.
— Кто стрелял? — закричали они, хватаясь за револьверы.
Однако навстречу им с белым платком на скрипке и букетиком цветов на шапке шел сельский музыкант. Он играл так, что ноги сами пускались в пляс. За музыкантом шло несколько парней. Они отчаянно плясали, выкрикивая «И-ху-ху-у-у!». На их плечах трепетали цветастые полотенца.
— Видно, здесь помолвка, — успокоились полицейские и спрятали пистолеты.
Скрипач, красный, улыбающийся, пошатывался, но продолжал играть. А парни протянули полицейским самшитовую флягу.
— Угощайтесь!
— Спасибо. Счастья желаем, — добродушно отвечали полицейские, по очереди приложившись к фляге. — А кто же невеста?
— Завтра узнаете!
И только наутро село узнало, что музыкантом был Замфир Попов. Так ему удалось спастись от преследователей.
В другой раз, чтобы привести в исполнение народный приговор одному из местных кровопийц, Замфир появился в городе и пришел на базар. Кричали продавцы, огородники. Торговцы сыромятной кожей расстилали свой товар — воловью, лошадиную, свиную кожу для царвуль[10]. В этой толпе стоял и полицейский пристав с аксельбантами в фуражке набекрень. Он высматривал новую жертву. И вот перед ним остановился какой-то белодрешковец[11] в узких белых холщовых штанах, остроносых царвулях и в светло-серой шапке. Через плечо у парня, как патронташ, были переброшены две связки красного перца, а две другие он держал в руках. Парень подошел к приставу и крикнул;
— Купите, господин пристав! Чудесный перец, такого вы не ели. На вот. — Парень оторвал большой мясистый стручок и подал приставу. — Попробуй, бесплатно.
Пристав взял стручок и расплылся в довольной улыбке, ведь все на него смотрели и ждали, не погнушается ли он отведать перца. А ему хотелось показать, что он — крестьянин, что он любит перец, что он такой же, как и все эти люди. Правда, руки у него в крови, без суда он собственноручно убил более трехсот повстанцев, за что ему дали белые галуны и обещали сделать околийским чиновником. Вот почему он в тот день вышел на охоту за новыми жертвами, чтобы поскорее получить этот высокий чин. Но не успел он поднести стручок ко рту, как разлился выстрел, и пристав упал навзничь. Продавец перца поспешил скрыться в толпе, на ходу выкрикивая:
— А ну навались, перец, сладкий перец, для одних сладкий, для других лютый!
Таков Замфир Попов. Надо иметь необыкновенное самообладание, железную волю, исключительную способность перевоплощаться, чтобы оставаться неузнаваемым. Не узнали его и в Софии, когда он появился там. Одетый, как столичный адвокат, с траурной лентой, он шел в процессии за гробом Димитра Благоева[12] вместе с близкими покойного. Процессия была окружена полицейскими. Кто бы мог подумать, что этот интеллигентный человек — тот, кого полиция тщетно ищет столько времени.
Апостол из Гушанцев не был пойман. Два года скрывался он в гайдуцких Балканских горах. Замфир, выполняя поручение Васила Коларова и Георгия Димитрова, распространял среди народа обращение вождей «Выше голову!». Он ободрял всех, кто пал духом после кровавой бури, призывал сплотить ряды, снабжал людей оружием от Искыра до Дуная.
В этот день к загону для овец пришел не овчар, который каждое утро приносил скрывавшимся революционерам парное молоко, в обед — похлебку, приправленную поджаренным луком, или брынзу со сладким перцем. На этот раз к их убежищу легкой походкой пугливо приблизился сын овчара. Он осмотрелся и ударил три раза палкой по стволу дерева, под которым была выкопана землянка. Замфир по ударам сразу понял, что пришел не отец. Тот стучал спокойнее, увереннее. Сын ударял по дереву тревожно, так же тревожно, как билось его сердце. Замфир первым высунул голову из землянки и, увидев оперевшегося на палку парня, спросил:
— В чем дело? Что случилось — ты весь дрожишь. Не схватили ли отца?
Из землянки показался и товарищ Замфира. У него, как и у Замфира, на поясе висели ручные гранаты. Замфир держал в руке пистолет. Паренек смутился, потом, улыбнувшись, сказал:
— Он остался дома, хочет выкупаться и переодеться. А меня послал сказать вам…
— Говори. Ты дрожишь и в то же время улыбаешься. Как это понять?
Кудрявый юноша прислушался к биению своего сердца и подошел к ним.
— Радуюсь, что вижу вас живыми.
— Как видишь, мы живы. В чем дело?
— Ты не знаешь, а отец кое-что рассказал мне, и я нарочно прошел там и увидел…
Парень перестал смеяться. Белое и круглое, как месяц, лицо его омрачилось.
— Возле дороги, в Шумнатице, неподалеку от села стоит крест…
— Ну и кто же под ним?
Сын овчара замолк. Глаза его, устремленные на Замфира, засветились.
— Ведь не я, раз стою перед тобой, — продолжал Замфир. — Если бы там лежал я, был бы не крест, а пирамида с пятиконечной звездой.
— Ты! — с волнением проговорил паренек. — Ты умерший.
— Я?! — рассмеялся Замфир.
— Ты! На кресте написано твое имя.
— Но я ведь жив!
— На кресте написано: «Здесь покоится умерший Замфир Попов».
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Замфир. Эхо разнесло его смех по лесу. — Этого им бы очень хотелось, но не так-то легко похоронить меня. К тому же я не умру, а, если уж суждено, погибну в бою. И на камне будет написано: «Здесь лежит павший в бою с врагами».