Студент подумал и ответил:
— Но откуда вы знаете, что мы готовим восстание?
— Знаем, знаем. Вы работаете, и мы тоже работаем. У нас имеются точные сведения о решениях Центрального Комитета. Мы даже знаем, что не все там были согласны. Но повсюду что-то готовится. Непрерывно снуют курьеры, ночью проводятся учения. Такое учение провел и ты возле Харитоновского хутора. Практиковались, как занять станцию Бойчиновцы. Ведь это верно?
— Если все молодежные встречи ночью вы принимаете за учения, ваша информация не очень хороша.
— Хочешь, мы приведем человека, который принимал участие в учении?
«Кто же этот малодушный, который проболтался?» Молодой человек быстро перебрал в памяти всех участников ночного учения — все вне подозрения. Все готовы пойти на любые жертвы, и трудно так сразу кого-нибудь из них отнести к числу предателей.
— Мы захватили даже боеприпасы и оружие, из которого, разумеется, не было сделано ни одного выстрела. Ты не можешь отрицать, что знаешь Дино, мельника из вашего села, и что ты дал ему винтовку с патронами, которую мы нашли у мельницы.
Владо вздохнул. Дино был единственным, кто не явился на сбор. Сказал, что допоздна работал и разболелся.
— Если хочешь, могу позвать его, чтобы он все подтвердил.
Молчание Владо говорило о том, что он не хочет такой встречи.
— Конечно, такая встреча не совсем удобна для тебя. Дино ведь подтвердил все в селе и здесь, в участке.
— Ну и что из того? — вспыхнул вдруг Владо. — Доносчики были всегда, и миру не так легко очиститься от них.
Не успел Владо докончить, как начальник нажал кнопку и крикнул показавшемуся в дверях приставу»
— Приведи его!
Послышались шаги. Вошел мельник Дино, весь в муке. Даже усы были в муке. Пристав подтолкнул Дино, и тот очутился у стола начальника. Его серые мышиные глазки, испуганно моргавшие под запыленными мукой веками, выражали тупой ужас. В руки ему сунули винтовку, а пачку патронов держал пристав. Страх сковал мельника. Бедняга думал, что его вызвали на последний допрос, чтобы потом расстрелять из этой же самой винтовки. Так запугали его полицейские, вынуждая сказать, где спрятано оружие, закупленное для восстания.
— Скажи, Дино, все вашему организатору, а то он нам не верит!
— А-а-а… — увидев Владо Манчева, мельник чуть не выронил из рук винтовку.
— Скажи ему, кто дал тебе винтовку и зачем, кто сообщил тебе об учении, куда надо было явиться и почему ты не пришел.
— Ну… испугался, — пробормотал мельник, втягивая голову в плечи и уставившись на Владо. — Что скрывать, Владо? Они все раскрыли и всех забрали.
— По твоему доносу! — крикнул студент и плюнул предателю в лицо.
— А что мне оставалось делать? — отряхиваясь, спросил мельник. Пристав взял у него винтовку. — Я человек простой. У меня небольшая мельничка. Мелю всем — и богатым, и бедным. Зачем мне губить дом, Владо? Что мы задумали, пропало…
— Гибнут люди! — с горечью произнес Владо. — Но идеи никогда не погибают! Они всегда будут властвовать над человечеством!
Начальник сделал знак, и обезумевшего от страха мельника увели.
— Ну как? — резко спросил начальник. — Парижские коммунары тоже жили иллюзиями… и были разгромлены.
— Если их заветы остались человечеству, значит, не были разгромлены.
— Они стали историей.
— Вы не можете не знать, господин начальник, что из этой истории родилось настоящее и родится будущее всего человечества.
— Не понимаю тебя, — проговорил начальник, но сразу же спохватился и, подняв лохматые брови, произнес: — Понимаю, о каком настоящем ты говоришь. О Советской России! Но еще неизвестно, до каких пор там просуществует это настоящее! Все государства против Советской России, и не удивительно, если это настоящее станет историей, а не будущим…
— Оно уже стало реальностью, — усмехнулся студент.
— Но у нас не станет! Не вышло с Владайским восстанием после войны. Я был среди взбунтовавшихся солдат и своими глазами все видел. Не произошло этого и после девятого июня. И теперь у вас ничего не выйдет. Опоздали!
Студент задумался. И вправду, не опоздали ли? Может быть, следовало начать восстание девятого июня?
— Ты можешь иметь любые убеждения. Я люблю людей с характером. Но ты должен понять, что никто не позволит тебе эти убеждения использовать для свержения существующего в стране строя. Ты должен решить: или — или.
— Раз я здесь, в вашей тюрьме, значит, решил.
— Это ясно, но, чтобы выйти отсюда, надо иметь какое-то основание.
— Предлагаете мне стать предателем?! — зло сказал Владо. Лицо его искривилось от презрения, а пальцы сжались в кулаки.
— Этого я тебе не предлагаю, потому что узнал твой характер. На это ты не пойдешь. Ты идеальный парень, и оставайся таким. Но чтобы выпустить тебя на свободу, нам надо иметь гарантию, что больше не будешь проводить учений. — Начальник рассмеялся, и лицо его снова стало добродушным.
— Не будешь организовывать повстанческих групп. Одним словом, не будешь проводить вооруженных операций против власти.
Студент искоса посмотрел на начальника. Вспомнил о Ките.
— Только на таких условиях я могу на свою ответственность освободить тебя. К тому же ты и сам говоришь, что не занимаешься политической деятельностью, а только проповедуешь идеи. Так вот, проповедуйте их самим себе и не превращайте их в оружие против власти.
— Что же вы требуете от меня за освобождение? — Владо задал свой последний вопрос, хотя знал, какой последует ответ.
— Подпишешь обязательство, что не будешь участвовать в восстании, и все.
— Да… — Студент рассмеялся. — А мои товарищи? Как вы знаете, я сижу не один. И не хотел бы выйти из тюрьмы без них.
Начальник окончательно понял, почему его дочь влюбилась в этого парня. Он действительно может пленить своими качествами — готовностью к самопожертвованию и чувством товарищества. Свободы для одного себя он не хочет. Его жизнь — это жизнь для других. Такой характер не может не покорить сердце девушки, несмотря на то, что ее отец — враг юноши-коммуниста! Отец Киты поднялся из-за стола и сказал примирительно:
— Выпущу и других, если откажутся от участия в восстании. Только не всех сразу, а по-одному.
— Хорошо, я подумаю и дам ответ…
Внизу, у входа, юношу ждала Кита. Уже по выражению лица Владо она поняла, что он и отец договорились, и кивнула усатому стражнику, словно говоря: «Не суйся, оставь нас одних!» И когда полицейский удалился, Владо провел рукой по волосам девушки, поцеловал ее:
— Спасибо тебе. До вечера!
Вечером Владо выпустили из подвала. Кита ждала его. Молодые люди что-то сказали друг другу, пожали руки и расстались. Она пошла своей дорогой, он — своей.
Арестованные решили, что обязательство подпишет только один Владо, чтобы выйти на свободу, а они останутся под арестом. Он выполнил это решение. И у начальника теперь уже было основание освободить студента. Прощаясь с Владо, он сказал: «Мой тебе совет — исчезни отсюда. Поезжай в Софию. Ведь у тебя еще остались несданными экзамены. Отправляйся куда хочешь, но только здесь не появляйся, чтобы тебя во что-нибудь не втянули…» Так сказал начальник, а Владо понял, что этим отец Киты добивается двух целей. Во-первых, будет доказано, что Манчев больше не занимается политической деятельностью. Сознание своей победы принесет начальнику удовлетворение. И, во-вторых, студент исчезнет с глаз дочери, что даст ему, как отцу, успокоение. Кита добилась своего. Он выполнил просьбу — проявил человечность к ее другу. Скроется Владо, дочь, как и все девушки ее возраста, охладеет к нему и станет смотреть на других. Будучи уверенным, что он достиг своей цели, околийский начальник выпустил студента. Вздох облегчения, вырвавшийся из груди отца Киты, означал удовлетворение.
Очутившись на улице, Владо был буквально ослеплен ярким солнечным светом. Он зажмурился, покачнулся и почувствовал слабость. Стражники выпустили Владо за ограду, и он поторопился уйти из города. Юноша не сразу решил, что предпринять. Прежде было несколько домов, в которых его с удовольствием приютили бы, но, где сейчас их хозяева — он не знал. Владо перебрал в уме всех — старых и молодых, девушек и парней, у которых ночевал, с которыми проводил собрания, встречи. Но сейчас здесь оставаться было нельзя.
Выйдя за черту города, он направился к большому мосту. Обернувшись к окутанному пылью городу, заметил вблизи на склоне полянку. Спустился к ней, лег на спину и, раскинув руки, стал вспоминать, что говорили товарищи: «Воспользуйся случаем, выходи и берись за дело!» По этому вопросу споров не было. Но в сердце юноши родились сомнения, и он спросил товарищей: «Как вы думаете, что мне теперь делать с девушкой? Повернуться и уйти?» И сразу же послышался откровенный ответ: «А на что она тебе? Что с ней будешь делать? Любовь крутить? С этой буржуйкой?» В подвале сидели товарищи постарше, с большим опытом. Они горячо доказывали неправомерность его чувств. «Мы должны хранить свои идеи в чистоте, как знамя!» И юноше пришлось замолчать. Хотелось возразить, но он не находил слов, хотя и не соглашался с товарищами. Его терзали угрызения совести, хотелось бороться за свое чувство. Собственно, почему он не имеет права встречаться с этой девушкой? Ему вспомнились случаи из книг и жизни. И перед тем как его вызвали, чтобы сообщить об освобождении, Владо собрал возле себя товарищей как бы на суд, товарищеский суд над своей любовью.
— А почему, скажите, я не имею права на любовь? Почему должен лишь ради дела поддерживать с ней отношения? Не противоречит ли это морали? Это же обман с моей стороны, а мы не обманщики! Это было бы нечестно, даже подло, а мы ведь не подлецы! Почему мы все согласились использовать доверчивость девушки? Нет, не может быть таким нравственный облик коммуниста!
— Неужели ты не понимаешь, что мы должны использовать буржуазию в наших целях, если нужно, и не допустить, чтобы она использовала нас для укрепления своих позиций.