Искра задумалась.
— Отец проверил. Это верно. Тебе разрешают учиться.
— Неужели правда? — спросила Искра. — А ведь я еще прошение не подала. Как же это мне разрешили?
— Но ведь ты у них в списках. Отец проверит еще раз. Раз зовут, надо идти.
Искра стояла, оттопырив по-детски нижнюю губу. Потом бросилась в комнату и начала собираться.
— Обвиняемый, почему вы не оставили свидетельницу в покое после того, как спасли ее от карателей? Вы намеревались сделать ее своей любовницей?
— Нет. — Голос подсудимого дрожал. — У меня таких мыслей не было. Просто хотел удочерить ее.
Зал зашумел. Это было необычно и давало следствию новый оборот. Свидетельница должна была подтвердить слова бывшего полковника.
Придя в город, в гимназию, Искра увидела, что прежнего директора сменили. Сменили и всех учителей, участвовавших в восстании. Их или лишили права преподавать вообще, или перевели в другие места. Некоторые были убиты. Преподавателя географии Стоянова расстреляли вместе с другими повстанцами.
Новый директор встретил девушку строго, а ведь прежний всегда был приветлив.
Искра стояла в дверях, а директор делал вид, что не замечает ее. Лишь некоторое время спустя оторвал глаза от бумаг и повернул голову в ее сторону.
— В чем дело?
— Пришла учиться.
Директор с недоумением посмотрел на девушку.
— Я давно зачислена, но мне сообщили, что я исключена, а сейчас…
— Вы Искра Тодорова? — спросил директор.
Девушка, заметив ухмылку на его лице, побледнела, у нее закружилась голова.
— Зачетная книжка при тебе?
— Вот… — тяжело вздохнув, произнесла Искра.
Директор раскрыл заботливо обернутую книжку и поднял брови.
— Отличница. А все-таки, зачем тебе понадобилось вмешиваться в эти дела? — Он испытующе посмотрел на Искру.
Лицо девушки потемнело, глаза затуманились. На миг она увидела себя на белом коне, потом в белом халате возле бредящего паренька и, наконец, в разорванной рубашке.
— Это отец вовлек тебя. Жаль. А еще учитель. Вместо того чтобы воспитывать, он, видишь, чем занялся. И собственной дочери не пожалел…
Искра стиснула зубы, с трудом сдерживая гнев и возмущение.
— Принимаем тебя при условии, что будешь вести себя примерно, не посрамишь полковника. Это ведь он за тебя поручился. Приготовь форму и приступай к занятиям.
Девушка вышла из кабинета директора. Ее радовало, что она снова будет учиться, и огорчало то, что эту возможность ей предоставил полковник. Отправляясь в гимназию, она почему-то думала, что все устроил Цветанов. Сейчас же все стало ясно, и «благородство» полковника омрачило радостное настроение девушки. Забота этого страшного человека пугала Искру, и ей не терпелось узнать, почему он не оставляет ее в покое.
Искра поселилась вместе с Живкой. Каждую пятницу отец передавал ей продукты или приносил сам. Девушки жили на окраине города у пожилой женщины, дети которой выросли и разъехались по стране в поисках заработка. Искра не сказала сестре, что вернуться в гимназию ей помог полковник. Живка была болтлива и могла рассказать об этом, кому не следовало.
В гимназии знали, что Искра отчаянным поступком своим спасла отца, и постоянно расспрашивали девушку об этом. Искра уклонялась от разговоров, после занятий уходила домой, все время отдавала учебе. Лишь изредка заходила в кондитерскую перекусить. Она отстала от товарищей, и надо было догонять их. Живка возвращалась с занятий веселая, радостная, но это не меняло настроения Искры. Свернувшись калачиком на кровати, стоявшей у окна с видом на горы, она читала, пересказывала прочитанное вслух.
— Помешаться можно от таких занятий! — говорила ей Живка, выдергивала из ее рук книгу. — А ну пойдем погуляем.
— Ты иди, а я порешаю задачи. Мне нужно готовиться к экзаменам.
Математика давалась Искре с трудом. Учителя знали, кто она, и могли придираться к ней. Старых учителей уволили, а новые были подобраны из приверженцев царской власти. Они старались сделать все, чтобы доказать директору, что Искра не заслуживает той милости, которая была оказана ей. Преподавательница математики относилась к девушке с особой неприязнью.
— Математика, девочка, — оружие. Надо стрелять точно, — говорила учительница.
Искра поняла.
Объясняться было бесполезно. Только усердие и труд могли обезоружить математичку. Искра до умопомрачения решала задачи. Мало-помалу увлеклась. Упорные занятия помогли девушке одолеть предмет. Дело пошло лучше. Однако положение Искры в классе было особым. Никто не пережил того, что вынесла она. Ученики были просто свидетелями восстания, им не приходилось ожидать расплаты. Если бы в классе был хоть один, у кого среди близких имелись погибшие или бежавшие, — тогда другое дело. Но большинство ребят из семей пострадавших в гимназию не записались и не учились. Вот почему на Искру все обращали внимание. Дескать, смотрите, участвовала в восстании и, несмотря на это, учится наряду с другими. Эти мысли мучили девушку. Бывало так: учитель что-то рассказывает, а Искра заглядится в окошко, песню услышит. И сразу же для нее она зазвучит маршем рабочих. Или прогремит выстрел — солдаты учатся. А в воображении девушки возникают бои.
— Ты о чем задумалась, Тодорова? — выводит ее из забвения голос учителя. И она, смущенная, вся сжимается. — Повтори, что я сказал!
Повторить она не может, хотя подруги стараются помочь ей. Учитель молчит и, вероятно, думает: «Это тебе не восстание, а школа». Потом делает пометку в блокноте. Искра тяжело вздыхает и садится на место. До каких пор будут возникать в памяти эти картины прошлого… Если бы могла стереть их, как стирают написанное на доске!
— Скажи, о чем ты думаешь? — интересуется учительница по литературе.
— Об уроке, госпожа Мутафчиева.
— Нет, ты не об уроке думаешь. Не обманывай меня. Ведь если я спрошу, ты повторить не сможешь. Ты думаешь совсем о другом…
Искра понимает, на что намекает учительница, и молчит. На перемене Мутафчиева подзывает ее. Учительница по литературе не такая, как математичка. Глаза у нее не холодные и не злые, а теплые и внушают доверие.
— Хочу поговорить с тобой.
— О чем? — Искра холодеет.
Неужели опять расспросы: что делала, как спаслась, как ее обнажали. Нет, лучше бежать отсюда и не возвращаться в школу. Кто для нее полковник? Какие у них отношения? Все хотят знать это. Вопросы, взгляды учителей и учеников преследуют ее. Девушка это видит и чувствует.
— Не пугайся, я знаю все… Офицеры — они такие…
Вот и она, добрая, заботливая, также готова одарить ее своей «милостью»! Искра краснеет, ей хочется крикнуть: «Хватит, оставьте меня, не хочу ваших милостей!» Но она вынуждена молчать.
— Хочу сказать, чтобы ты не пугалась. Делись со мной, если тебя что-нибудь гнетет. Я помогу.
— Хорошо. Спасибо.
Искра с трудом подавила раздражение, а когда пришла домой, расплакалась. В таком настроении ее и застала Живка.
— Опять в свою дудку задудела! Что случилось? Уж не влепили ли тебе двойку? По какому предмету? Исправишь.
— Эту двойку не исправишь.
Многие учителя постоянно намекали девушке на ее связь с полковником, вели разговоры о том, что за свою милость он получил от нее все, что хотел. Это причиняло Искре боль. Как доказать, что это не так? Пойти к врачу, но ведь никто не осмеливается выступить открыто. Но Искра все это видела в их улыбках, взглядах, чувствовала в шепоте и недомолвках. Уж лучше бы полковник убил ее. Разве это жизнь? Спасла себя и отца. Но какой ценой?
Искра чувствовала облегчение только тогда, когда, постукивая каблучками и мурлыча, в комнату влетала Живка и начинала журчать, как ручеек. Этот ручеек уносил песчинки, царапающие душу. Так прошло первое полугодие учебы.
«Есть люди, которые и сейчас не прекращают борьбу», — все чаще думала Искра, но никому не смела сказать об этом. В школе из уст в уста передавалась молва, она волновала и лихорадила учеников.
— Переоделся каракачанином… — перешептывались ученики. — Идет, закинув мешок за плечо. В бурке. Под ней пистолеты. Идет за стадом, а навстречу попадаются военные и спрашивают, не видел ли четников, разбойников. Он показывает на горы. Солдаты туда. Стоят на перевале, вынюхивают, как свора ищеек, караулят дороги, его — командира повстанцев — ловят. А он идет в бурке с посохом, под буркой пистолеты. И снова собирает по селам борцов.
Ходит он, командир, давший ей белого коня. Ходит, собирает людей. Сердце девушки наполнилось радостью. Искра с новой энергией принялась за учебу. Первое полугодие она закончила хорошо: четверки и пятерки, тройка только по математике. Учительница по литературе стала ее классной руководительницей. Даже на квартиру приходила. Она оказалась не такой, как думала Искра, а доброй, отзывчивой женщиной. Не исключено, что она была знакома с кем-нибудь из повстанцев. Может быть, кто-нибудь из близких перешел границу или убит. В ее глазах светилось сочувствие. Учительница избегала давать советы, была деликатна, не навязчива. Обещала помочь наладить отношения с математичкой. Классная руководительница осмотрела комнату, книги, столик и осталась довольна.
— Порядок в комнате говорит о порядке в душе, — сказала она.
По-видимому, и до учителей дошел слух, что из Югославии в Болгарию возвращаются бывшие повстанцы, они ведут в селах и городах подготовку к новому восстанию. Однажды после уроков директор выстроил всех учеников и произнес речь:
— Болгарская земля напоена кровью. Болгарский народ всегда отличался патриотизмом. Мы не позволили иностранным агентам продавать нашу землю и народ. Никто больше не верит им. Они подняли восстание, а сами скрылись, обманули народ, принесли ему только страдания. Вы, ученики, должны высоко держать болгарское знамя, хранить честь Болгарии.
Ученики прокричали «ура», потом прошли с песнями по городу и разошлись по домам. Вскоре по гимназии зашептались:
— Ты понял, почему он произнес эту речь? Припекать стало. Представь себе, он даже в город приходил. Одет по-крестьянски. Повесил на шею связки красного перца и ходит среди людей по базару. Встречают его полицейские, начинают торговаться. Дает им по связке и уходит, перемолвившись, с кем надо. Потом исчезает.