— Жди здесь, у постоялого двора, — строго сказал офицер ездовому и спросил детей:
— Это ваша школа?
— Да-а, — одновременно ответило несколько голосов. Ученики с любопытством разглядывали блестящую форму офицера. Им хотелось подойти поближе, но они не решались.
— А новая учительница здесь?
— Зде-е-есь, — опять дружно ответили ребятишки.
Офицер повел головой, будто воротник кителя чересчур стягивал ему шею, и решительно направился к школе.
Учителя, кончив занятия, расходились по домам. Появление офицера очень удивило их. В испуге они угодливо раскланивались, уступая ему дорогу, но уходить не торопились. Что их остановило? Почему они начали перешептываться и переглядываться? Ученики толпились у коляски, тут же на скамейках сидели крестьяне, которые пришли в корчму пропустить рюмочку-другую. Ездовому быстро уступили место на скамейке, угостили вином — и завязался разговор.
— Начальство возишь?
— Да. Полковника Кузманова.
— По каким делам?
— Не знаю.
— Зачем он пришел в нашу школу?
— Начальство нам не докладывает.
Полковник без стука вошел в учительскую. Искра и директор разговаривали.
— Добрый день, господа, — поздоровался полковник. Снял плащ и, не спросив разрешения, повесил его на стул. Потом направился к Искре.
— Здравствуй, учительница!
Он покровительственно, по-барски протянул ей руку. Девушка побледнела, сжалась от страха. Машинально подала руку. Искру охватила какая-то апатия, в ней словно что-то надломилось. Полковник же понял ее смущение по-своему и, чтобы не показать, что он тому причиной, крепко потряс сильную руку директора и громко заговорил:
— Завидую вам, учителям. Благородная профессия. Если бы я не стал офицером, был бы учителем…
— А вы и есть учитель солдат, — спокойно ответил директор, зорко следя за каждым движением полковника. Тот подошел к глобусу, легонько крутанул его, потом, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, остановился перед картой Болгарии.
— Вот оно, ваше село. — Он ткнул пальцем в светлую точку. — Мирные вы люди, не взбунтовались, остались верными царю и отечеству. Потому я и не заходил в эти места со своим отрядом.
Слова полковника прозвучали как предупреждение и потому возмутили директора. Пока непрошеный гость стоял спиной к ним, директор жестами дал Искре знак молчать и не волноваться. Полковник, видимо, заметил это и сразу принял деловой вид. Его явно раздражало все то, что он видел, — столы с книжками и тетрадями, указки, учебные пособия. Он круто повернулся, подошел вплотную к Искре и негромко сказал:
— Пришел повидаться, поговорить.
— Нам не о чем говорить, — ответила Искра, облизывая пересохшие губы.
— Мы давно не виделись, и нам, думаю, есть что сказать друг другу.
— Нам незачем видеться и не о чем говорить. Все уже сказано и с моей стороны, и с вашей.
Директор что-то писал в журнале, но движения его были нервными, неуверенными. Склонившись над столом, он внимательно следил за происходящим и чувствовал, что визит полковника грозит неприятностями ему и Искре.
— Ах так?! А я считал, что вы все обдумали и пришли к определенным выводам, — продолжал полковник.
Он зло взглянул на директора, ожидая, что тот все поймет и оставит его наедине с Искрой. Но директор, сознавая, что оставлять Искру одну нельзя, продолжал что-то писать. Искра нервно перелистывала журнал. Неожиданное появление полковника вывело ее из душевного равновесия, лишило способности принять правильное решение. Она ведь уже давно считала, что полковник наконец оставил ее в покое. Сколько вокруг хорошеньких девушек? Зачем ему она, неблагодарная, осмелившаяся поднять на него оружие? Все шло так хорошо. И вот теперь, когда она обрела уверенность, почувствовала себя сильной и счастливой, появился он, злой демон. Он налетел на нее как коршун и хочет похитить. Девушка не могла больше держаться на ногах и села напротив директора. Если бы только можно было скрыться! Они попытались выйти из учительской, но полковник встал в дверях, загородив дорогу. Искра знала, что просить его о чем-нибудь или пытаться силой вырваться бесполезно — это могло только осложнить дело. Надо же было такому случиться здесь, вдали от родного дома, здесь, где она впервые испытала счастье. Искра не могла себе представить, что сейчас произойдет, что ей следует делать. Она понимала одно — в таком беспомощном состоянии она будет не в силах оказать какое-либо сопротивление насилию. Хорошо хоть, директор был рядом. Будь она одна, полковник мог бы схватить ее, увезти и делать с ней все, что захочет, а потом выбросить, как ненужную вещь. Кто помешал бы ему? Она помнила озлобление полковника после того, как она отвергла его покровительство, предложение стать опекуном, удочерить ее. За свою милость он требовал очень дорогую плату — рабство на всю жизнь. И вот последний час борьбы настал: он или получит то, чего добивается, или прибегнет к своим садистским приемам. Искра никак не могла собрать свою волю в кулак, была неспособна ни думать, ни действовать.
Стук шагов полковника, заглушавший скрип пера директора и шелест перелистываемых Искрой листов журнала, вдруг затихли. В комнате воцарилась зловещая тишина. Искра снова увидела себя рядом с отцом, увидела руку, дерзко рвущую на ней блузку, и себя, застывшую в страхе, дрожащую, как утратившая листву молодая липка, неспособную даже прикрыть наготу. Она ждет, когда грянет выстрел. Пускай смотрят все, ведь она умрет достойно. И в этот момент прозвучал не выстрел, а голос полковника:
— Прошу вас, господин директор, оставьте нас одних. — Полковник показал на дверь, но Цветанов даже не шелохнулся.
— Я работаю, — ответил он.
— Но я прошу вас, господин…
— Я тоже прошу вас дать нам возможность заниматься своим делом и уйти отсюда.
— Но, поймите, вас просит полковник.
— Это не имеет значения.
Полковник покраснел, угрожающе посмотрел на директора.
— Тогда, Искра, ты пойдешь со мной, а с этим господином я потом потолкую. Он узнает, что такое полковник. Пойдем, ненадолго. — Он протянул руку и постарался смягчить тон. Но Искра не подняла головы и не шелохнулась. Он мог только силой вытащить ее отсюда, да и то живой она не далась бы.
— Оставь журнал, — приказал полковник.
Это напомнило девушке тот кровавый день, когда он положил перед собой школьный журнал и ставил на нем крестики перед именами казненных повстанцев.
— Пойдем, объяснимся, — протянул он руку девушке. Но в этот момент директор вскочил и оттолкнул его.
— Оставьте ее в покое…
— А вам какое дело? Я ее спас, я добился ее назначения в школу.
— Не вы, а мы. В инспекции есть постановление нашего попечительского совета.
— Если бы я не переговорил с инспектором, ваше постановление оказалось бы в мусорной корзине.
Искра, ободренная вмешательством директора, снова сникла. Значит, опять все произошло по милости этого человека, тянувшего ее в пропасть.
Директор, не найдя что ответить полковнику, умолк. Выходило так, что ни он, ни кто другой в селе ничего для Искры не сделали. Нет, нужно сопротивляться, и директор снова загорелся решимостью помочь Искре.
— И больше не вмешивайтесь в мои личные дела. Вы только навредите себе, — строго сказал полковник.
— Не запугивайте меня, — ответил директор. — Она назначена учительницей, а я директор школы. Вы не имеете никакого права вмешиваться в школьные дела.
— Да ты еще огрызаешься? Я тебе покажу!.. Ты еще не знаешь, кто я.
— Знаю, все знаю. Никто не забыл. Но здесь школа, а не казарма.
— Что?! — взревел полковник. — Вы оскорбляете армию!
— Я спасаю армию от унижения. У армии свое начальство, а мы, учителя, подчиняемся своему. Прошу вас покинуть школу.
— Я уйду, но и ты из нее вылетишь!
— Хорошо. А сейчас оставьте школу.
— Я уйду, но с ней. Искра, идем!
Полковник схватил растерявшуюся девушку за руку. Но решимость, с которой директор защищал ее, вдруг вернула Искре силы.
— Оставьте меня. — Девушка отшатнулась, но разъяренный офицер схватил ее снова.
— Оставьте мою жену. — Директор отстранил руку полковника и освободил Искру. — Или я немедленно донесу в военное министерство о ваших бесчинствах.
— Вашу жену?!
— Да, Искра моя жена, и если только вы прикоснетесь к ней… — Глаза директора горели, он был полон решимости спасти девушку.
В комнату, услышав шум, вошли учителя, и полковник, спрятав выхваченный им было пистолет, прошипел:
— Вы оба дорого заплатите мне за оскорбление.
— Офицер, который угрожает мирным людям оружием, ведет себя, как грабитель, так будет точнее, — выкрикнул Цветанов.
— Поговорим в другом месте…
— Нет, уж давайте говорить здесь! Пусть вас народ услышит!
Перед школой собралась толпа. Люди окружили коляску и не подпускали к ней полковника.
— Пропустите! — орал он, но дорогу ему загородили почтенные старики.
— Что же ты, сынок, на добрых людей набрасываешься!
— Снова надо чистить… — только и мог проговорить полковник.
— Зачем же так? Ведь и мы служили. В трех войнах воевали. Кресты за храбрость носим. Не один ты…
Даже кмет, все время старавшийся успокоить людей и разгонявший детей, и тот не вытерпел:
— Не надо спорить, господин полковник. Все уладится, успокойтесь.
— Успокоиться?! Вы тут потакаете этим мятежникам, а я!.. Видимо, напрасно тогда проявил милосердие…
— Убирайся подобру-поздорову! А там будь что будет. Учителя у нас хорошие, дело свое знают. Учителей ты нам оставь, а за солдатами своими смотри, господин полковник! — кричали крестьяне.
Кучер взмахнул кнутом. Детвора разбежалась. Лошади рванулись вперед, но людская волна преградила им путь. Лошади встали на дыбы.
— Прочь с дороги!
Кучер щелкнул кнутом, но перед коляской собралось много народу — женщины с коромыслами, мужчины с мотыгами, вилами и лопатами. Все только что вернулись с полей.
Полковник пришел в ярость. Топоры, вилы, лопаты… Что это — новое восстание? Он вынул пистолет и выстрелил. Раз, другой, третий, пока люди не разбежались.