Теперь мне нужно было срочно встретиться с Ракитиным. Потому что идею Крюгера мог реализовать только он.
Солнце еще не успело полностью взять власть над городом, и под прикрытием густой листвы можно было спокойно передвигаться пешком, не рискуя истечь потом.
Я благополучно дошел до управления криминальной милиции на Зеленом проспекте. В будке охраны снова сидел смурной Степан Бульба и от безделья скручивал на пальце из гвоздиков колечки.
– Здоровэньки булы, пан сержант! – вежливо сказал я.
– А-а, пан журналыст! – нехорошо обрадовался Бульба, откладывая гвоздики и воздвигаясь над столом. – Вас-то мнэ и трэба!
– В чем дело, Степан? – на всякий случай я отступил назад.
– Пан капитан велэли вас здэсь чэкаты и найшвыдко доложиты, як вы нарисуетэсь.[45]
– А где же капитан Ракитин? Я его тоже хотел бы видеть.
– Та вин сэйчас дужэ знайчовий разговор мает з полковником Бэрэстом.[46]
– Неужели Николай Матвеевич нашим делом заинтересовался? – нарочито небрежно спросил я.
– А вы и пана полковника чуетэ[47]? – удивился Бульба.
– Вообще-то, он мой родственник, – округлив глаза, шепотом сообщил я.
Это известие добило окончательно простодушного Степана. Он виновато заморгал, вытянулся в струнку – точнее, в телеграфный столб – и пробасил:
– Звиняйтэ, пан Котов, ласкаво просымо[48] до найшого управлэния!
Я принял солидный вид и прошествовал через открытый турникет на лестницу.
– Бывает, сержант. Еще увидимся!
Я поднялся к кабинету Олега, но дверь оказалась заперта, и я уселся напротив нее на подоконник.
«Если бы удалось раздобыть какие-нибудь документы, – принялся размышлять я, – например, полицейские протоколы об обстоятельствах смерти Крашенинникова и Крюгера, то там вполне могло бы обнаружиться кое-что интересное. Ведь оба имели длительный контакт с украденными раритетами и вполне могли стать жертвами религиозного преследования. Если не чего-то более страшного…»
Я невольно передернул плечами и поморщился – избитые птицами, они до сих пор напоминали о вчерашнем кошмаре саднящей болью. Мысли тут же вернулись на двенадцать часов назад. «А ведь был там коршун! Ей-богу, был!.. Ялкыны-тилгэн, помечающий очередную жертву Тенгри… Выходит, меня теперь тоже пометили, и надо ожидать появления Небесного Пса?»
От невеселых дум меня отвлек Ракитин, появившийся по обыкновению совершенно неожиданно и не с той стороны, откуда я его ждал.
– Ого, мистер сыщик! Вас-то мне и не хватало! – хищно оскалился он, распахивая дверь кабинета. – Прррошу!..
– Зачем так плотоядно, инспектор? – насторожился я.
Мы уселись каждый на свое излюбленное место, Олег тут же закурил, и я, помедлив, последовал его примеру. Разговор, похоже, обещал быть долгим и не очень приятным.
– Итак, Холмс, для начала я весь внимание, – напористо продолжил Ракитин. – Ваш отчет!
– Извините, инспектор, не успел распечатать! – я решил тоже занять позицию «активной обороны».
– Разрешаю доложить устно. Кстати, что у вас с лицом, Холмс?
– С кровати упал. И так – десять раз!
– А если серьезно, Димыч?
– Вороны побили.
– Я говорю, серьезно!..
– Куда уж серьезнее. У меня и свидетель имеется…
Я кратко пересказал Олегу свои похождения и приключения последних суток, опустив интимные подробности. Ракитин очень внимательно выслушал, тщательно осмотрел мою поклеванную голову, заставил задрать рубашку и исследовал ссадины на спине. Но в конце концов вынужден был признать, что я ничего не сочинил.
– И все равно, этого просто не может быть! – растерянно развел он руками, возвращаясь на свое место за столом.
– «Есть многое на свете, друг Горацио…» – вздохнул я, одеваясь.
– Нет, конечно, птицы изредка нападают на людей, но при чем тут мистика? – уперся Олег. – Всему этому наверняка есть простое научное объяснение.
– А вот профессор Крюгер считает шаманов реальной силой. По крайней мере, им подвластны некоторые так называемые экстрасенсорные способности. Наука пока не может объяснить их механизм, но факт существования более не отрицает.
– К чему ты клонишь?
– Олежек, сделай срочный запрос в Питер, в архивы. Пусть посмотрят полицейские отчеты за февраль 1755 года. Точнее, отчет об обстоятельствах смерти академика и профессора Степана Петровича Крашенинникова.
– И что это нам даст?
– Доказательства мистической подоплеки наших нынешних событий.
– Мистику к протоколу не подошьешь.
– Именно! Сделай запрос, будь ласка!
– Но-но, ты мне тут «хохляндию» не разводи, – погрозил пальцем Ракитин. – Мне одного Бульбы выше крыши хватает. Никак по-русски толком разговаривать не научится.
– Сделаешь запрос?
– Сделаю! Что еще?
– Еще один запрос, – я обезоруживающе улыбнулся. – В томские полицейские архивы.
– Погоди, я сам догадаюсь, – остановил меня Олег. – Обстоятельства смерти Карла Крюгера?
– В яблочко! Да вы просто гений сыска, инспектор!
– Элементарно, Холмс!.. Ладно, и что мы с этого будем иметь?
– Если обстоятельства смерти совпадут или хотя бы окажутся схожими, это послужит доказательством, пусть и косвенным, что похищенные раритеты действительно имеют некую мистическую ценность и влияние на людей.
– Ну а дальше?
– А это, в свою очередь, послужит поводом для получения тобой разрешения на поиск капища в Кузнецком Алатау. Кстати, – внезапно вспомнил я разговор с Геннадием, – Урманов сказал что-то про срок в три дня…
– И что?
– А вот что! – Я вскочил и подошел к висевшему на стене большому календарю с видами тайги. – Видишь, – я ткнул пальцем в столбики значков и цифр, – это отмечены фазы Луны. Через два дня – полнолуние! «Белая луна» – Ак-кай – время камлания Тенгри!.. Точно! Как же я раньше не допер?! В своих «тетрадях» Крашенинников пишет, что прерванный им и его напарником обряд совершался как раз в полнолуние. Вот Урманов и ждет его!.. Блин, Олег, надо все делать быстро, иначе мы можем опоздать!
– Да куда опоздать, псих?! – растерянно рявкнул Ракитин.
– Спасти Антона Урманова от возможной гибели на алтаре Тенгри!
– Не верю!
– А я уверен! Неужели ты рискнешь жизнью человека?
– Димыч, не дави на меня, я уже не знаю, чему верить…
– Мне, Олежек, мне. И собственной совести… Извини, интуиции. Вот послушай, что пишет Крашенинников, – я прикрыл глаза и процитировал по памяти: – «…А позавчера, тоже припозднившись, я, чтобы сократить путь, решил пересечь Дворцовую площадь… И когда я достиг середины большого… открытого пространства, то услышал над головой приближающееся хлопанье огромных крыльев и крик! Я знаю, как кричит коршун, заметивший добычу. В отчаянии я бросился бежать, чувствуя затылком жар от каждого взмаха…»
– И к чему это? – нахмурился Ракитин.
– А к тому, что я тоже видел коршуна! Слуги Тенгри возобновили свою жуткую охоту.
– Бред, Димыч! Недоказуемо…
– Тебя бы туда, под вороньи клювы! – озлился я. – Короче, если ты не поедешь, я сам найду это капище!
– Я же сказал, что сделаю запросы… а там видно будет, – Олег примирительно улыбнулся, но улыбка вышла вымученной и неестественной.
Глава 9
Западная Сибирь. Кузнецкий Алатау.
Кряж Салтышык.
28 июня 20… года
Вертолет шел низко, повторяя повороты русла Томи, и казался большой серой мухой под иссиня-свинцовым «потолком» из грозовых туч, укрывшим всю пойму реки. Мы сидели молча, прильнув к иллюминаторам. Разговаривать было невозможно из-за низкого раскатистого рева турбины прямо над головой. Разглядывать внизу, в общем-то, тоже было нечего – стальная лента воды между изрезанными, каменистыми берегами. Удивительно тусклый мир!
Я же никак не мог отделаться от ощущения, что мы летим по какому-то коридору, в конце которого – бездна. И благоразумно помалкивал, хотя так и подмывало рассказать об этом Олегу, сидевшему с обреченно-насупленным видом. Я понимал, что, если выдам что-либо подобное, рискую окончательно потерять его доверие и расположение и быть занесенным в списки ненавистных Ракитиным экстрасенсов, магов и прочих нарушителей нормальной жизни.
Катавасия началась вчера. Пришли ответы на запросы по поводу обстоятельств смерти Степана Крашенинникова и Карла Крюгера. Оба умерли, по заключению тогдашних медиков, от «внезапного послабления сердечной мышцы», то бишь – от инфаркта миокарда, говоря по-современному. Само по себе это обстоятельство не выглядело странным. Обоим мужчинам, по меркам их века, было уже немало годков, и подобная причина смерти особого изумления ни у кого не вызвала. Но…
– «…итогом осмотра помещения, именуемого по протоколу кабинетом, явилось обнаружение явных и неявных признаков возгорания ученых бумаг, принадлежавших покойному хозяину – господину профессору ботаники и натуральной истории Степану Петровичу Крашенинникову. Оные бумаги, в величайшем количестве разбросанные по столу большому и двум малым, такоже и конторке в красном углу комнаты, большей частию оказались обугленными, а иные сгорели полностью. При том ничто из мебели от огня не пострадало, такоже и рухлядь в платяном шкапу, и парики на болване…» – Олег сморщился, будто разжевал пол-лимона без сахара и чая. – Блин, ничего не меняется!
– Ты о чем?
– О косноязычии наших предков по служебной линии. Это же читать невозможно!
– Давай я почитаю…
– Валяй, а то у меня уже скулы сводит. – Он швырнул распечатку на стол.
Я взял из папки другую распечатку.
– Копия полицейского протокола за номером 217-бис от 19 января 1882 года, – сообщил я. – Ну, все читать – смысла нет. Погоди минутку… – Я пробежал глазами текст. – Ага, вот!.. «…по заключению медицинского эксперта-криминалиста господина Петраковича, причиной скоропостижного разрыва сердечной мышцы могло стать сильное изумление или даже страх покойного перед неведомой смертельной опасностью. Оная опасность и страх могли соотноситься как с вполне реальными, так и вызванными к жизни неизвестным способом видениями. В последнем случае могло иметь место последствие неумело проведенного сеанса столоверчения, коим, как выяснено, баловался покойный при жизни… Однако ж не менее важным является то обстоятельство, что в личном кабинете покойного, временного купца 1-ой гильдии Карла Иоганна фон Крюгера, экспертом Добрянским отмечены на персидском ковре следы большой собаки, соразмерные следам сенбернара или же мастиффа. Такоже обнаружены на ковре и даже столе клочья собачьей шерсти, более похожие на шерсть лайки… достоверно установлено, что покойны