Он огляделся, ничего подозрительного или внушающего ужас. Высокий потолок с замысловатой лепниной. Огромное окно с видом на озеро. Старинная и на вид очень дорогая мебель. Дверь, через которую Люк вошел, и еще одна в дальнем конце комнаты.
– Ты знаешь, Люк, я верю в естественный порядок событий. И я также верю в естественную справедливость. Своим гостям я возвращаю назад их преступления.
– Как это понимать?
– Позволь показать тебе.
И не успел Люк закричать: «Спасибо, не надо мне ничего показывать, и так обойдусь», Крован дернул за шнурок на стене, и в коридоре раздался звонок. Тут же на пороге возник Девин.
– Нет, – запротестовал Люк, его вдруг обожгла догадка. – Нет, Девин, нам не нужен.
– Хозяин? – Девин растерянно переводил взгляд с одного на другого.
Крован встал у Девина за спиной и положил руку ему на плечо, как гордый директор, представляющий своего лучшего ученика:
– Позволь рассказать тебе историю Девина. Девин нам сейчас очень пригодится. Он был незаменимым помощником у пожилого лорда. Угождал ему во всех его прихотях: купал его, одевал. Был для него как сын. И когда этот старый джентльмен подошел к концу своей жизни, у него было одно, последнее, всепоглощающее желание: он хотел снова увидеть двух своих детей, с которыми был разлучен в течение многих лет. И Девин обещал ему их найти.
– Хозяин? – заволновался Девин.
– После нескольких месяцев поисков Девин сообщил, что нашел их, и сказал, что они встретили его с подозрительной настороженностью. Сомневаются, что отец испытывает к ним любовь. Возможно, он мог бы растопить их сердца. Сделать подарок от имени отца, например. Подарок, который Девин выбрал, был очень дорогой. Но разве в таком деле деньги играют какую-то роль? Ведь любовь ребенка бесценна. В течение нескольких месяцев было много подарков. Много писем и обещаний приехать в гости. Старый лорд волновался, потому что знал, что его здоровье слабеет с каждым днем. Но он полагался на Девина, юношу, которого считал своим приемным сыном. – Крован похлопал Девина по плечу. Рука так и осталась там лежать. Вдруг он так сильно сдавил плечо Девина, что тот вскрикнул.
– Вы мне все показали, достаточно, – сказал Люк. – Могу себе представить, чем это закончилось.
– Вот так это закончилось, – усмехнулся Крован.
Крик Девина оглушил Люка.
Он не сразу понял, что произошло. Девин прижал руки к своему смокингу, и вдруг сквозь пальцы начала сочиться кровь. И снова душераздирающий крик. В груди Девина неожиданно появилась глубокая рана, и на белую рубашку хлынула кровь. Девин выл и корчился от боли.
– Хозяин! – молил он. – Пожалуйста… остановите!
– Видишь ли, юного Девина охватила ревность. К тому же он оказался жадным. Он не сделал ничего, чтобы найти детей лорда, а все полученные деньги потратил. На азартные игры и кокаин. Иногда мальчиков снимал. Пришло время, и старый лорд все узнал. И когда он призвал Девина к ответу, тот набросился на него. Большинство Равных могут защититься от нападения, сила Дара отбросит любого. Но бедняга-лорд был таким старым. Таким больным и слабым. Девину понадобилось двадцать три удара ножом, чтобы прикончить его.
Девин снова истошно завопил. В области ключицы растекалось красное пятно.
– Теперь он представляет, что он мой самый верный слуга. Моя правая рука. Он открывает мне двери, выдвигает и задвигает мой стул за ужином. И каждый раз, когда я напоминаю ему о его преступлении, он отказывается в это верить.
Крован поднял рыдающего Девина за подбородок и заставил смотреть ему прямо в глаза:
– Я держу тебя рядом только для того, чтобы сделать твои воспоминания еще слаще.
Крован повернулся к Люку с видом фокусника, представляющего свой последний, самый зрелищный трюк:
– Все кончено.
Девин со стоном рухнул на пол. Он стоял на коленях и трясся, руками шаря по телу, ощупывая себя.
– Как ты, Девин? – Лорд Крован опустился на колени рядом со своим слугой – само воплощение участия и заботы. – Давай присядем. Ты разбил стекло и сильно порезался, ты только посмотри, в каком ужасном ты состоянии. Я только что залечил все твои раны и порезы.
Дрожа всем телом, Девин позволил усадить себя в кресло. Он посмотрел на свою окровавленную рубашку, лицо его побледнело от ужаса. Запинаясь, он неистово благодарил Крована, его руки дрожали, когда он взял протянутый ему бокал виски и припал к нему.
Люк тоже дрожал. Такого ужаса ему еще не доводилось переживать.
– Так вы поступаете… со всеми?
Ему уготована такая же судьба? Вновь и вновь переживать совершенное преступление, забывая о нем лишь на короткое время? Перед глазами промелькнула картина: Зелстон лежит по полу Восточного крыла Кайнестона. Кровь растекается. Ужас. Все произошло очень быстро. Зелстон умер мгновенно.
Крован не будет убивать Люка, он будет его терзать. И это терзание будет длиться не мгновение – вечность.
– В твоем случае, – произнес Крован, глядя на Люка непроницаемым взглядом из-за блестящих стекол очков, – я сделаю исключение. Видишь ли, на твой счет у меня особые указания.
9Боуда
Если и дальше так будет продолжаться, то поговорить с Гаваром о чистке в городах рабов она сможет только во время их медового месяца. Возможно, придется творчески воспользоваться шелковым шарфом и связать его, чтобы лишить возможности сбежать, вытащить папку с документами и принудить его просмотреть их.
Боуда успела собрать команду советников. По собственной инициативе первой она пригласила женщину, до этого служившую супервайзером в Милмуре. Именно эта женщина предложила использовать специальные меры в отношении заключенного Уолкотта и не дрогнула отдать приказ стрелять на поражение во время беспорядков в городе. Затем в команду вошел охранник Кеслер, его вербовка была единственным вкладом Гавара в дело, которое им поручил его отец.
Вначале Боуда сочла Кеслера тупой скотиной. Но быстро обнаружила, что это внимательная скотина – весьма полезное существо в предстоящем деле. Кеслер сразу спросил, следует ли ему теперь, когда он больше не служит в охране, отказаться от своей дубинки и электрошокера. Боуда заверила его, что, напротив, новая должность может потребовать расширения его рабочего арсенала.
Кеслер на это только усмехнулся. Может, он и был рекрутом Гавара, но Боуда чувствовала, у Кеслера отличный нюх, он разбирается, у кого в руках сосредоточена настоящая власть.
– Я знала об этой подпольной железной дороге между Милмуром и Риверхедом, – говорила супервайзер, ведя пальцем линию на настенной карте Великобритании между двумя городами рабов. – Здесь занимаются контрабандой технологий и способствуют незаконному перемещению людей. Но было неясно, из какого города управляют этой дорогой. После того как стало известно о деятельности наследника Треско в Милмуре, появился соблазн и это на него повесить. Но теперь у меня есть основания полагать, что железная дорога управляется из Риверхеда. И вот какой сюрприз – главарем может быть женщина.
Боуда не видела в этом ничего удивительного. Она слишком хорошо знала, что в поле зрения службы безопасности женщина попадает в последнюю очередь – в силу своей меньшей значимости. Но в силе Дара женщины не уступают мужчинам. Любой, кто в этом сомневается – а таких все еще много, – может вспомнить, что сделала Эвтерпа Парва на балу после дебатов.
Так почему бы женщине не возглавить беспорядки в Риверхеде? Боуда даже представляла ее: под сорок, с сильными лидерскими качествами, умеющая завоевывать авторитет. Худая, побитая жизнью, но с харизмой, способная пламенной речью зажечь толпу законопослушных рабов. Получает удовольствие от подпольной работы. Воображает, что дергает Равных за ниточки в их собственной игре. Не слишком долго она будет тешить себя иллюзиями.
В дверь у них за спиной постучали. Секретарь засунул голову и едва успел прошипеть «спикер», как дверь широко распахнулась. Минуя секретаря, в офис Боуды ворвалась спикер Доусон, простолюдинка, возглавляющая наблюдателей парламента.
Вернее, возглавлявшая до того момента, пока лорд Джардин их не упразднил. Система, созданная самим Кадмусом Парва-Джардином и просуществовавшая четыреста лет, была уничтожена одним чрезвычайным указом Уиттема Джардина.
За Ребеккой Доусон проскользнула еще одна фигура – ее сын Джон Файерс.
Боуда помнила, с какой недопустимой дерзостью он говорил с ней после вторых дебатов той ветреной ночью среди утесов Грендельшама. Он утверждал, что восхищается Равными и их правлением. Сначала Боуда подумала, что это банальный – и совершенно неуместный – флирт. И если бы он не спас ее в тот момент от грубых объятий лорда Джардина, она бы от Джона Файерса просто отмахнулась, как от назойливого комара.
Она отмахнется от него сейчас. У его матери, бывшего спикера, нет никакого права находиться в ее офисе, а у него тем более.
Джон Файерс поймал ее взгляд. Боуда нахмурилась и перевела взгляд на его мать.
– …Прошло почти две недели, – говорила Ребекка Доусон. – Лорд Джардин совершенно четко сформулировал: «пока не будет абсолютной лояльности со стороны простолюдинов». Мы готовы, и мы ждем, чтобы нас проверили на лояльность. Среди наблюдателей парламента нет неблагонадежных.
– Мы проведем проверку, – ответила Боуда. – И если, как вы утверждаете, среди вас нет неблагонадежных, то и спешить с расследованием не стоит, не так ли? Как видите, перед нами стоит более срочная задача. Требуется искоренить вопиющую неблагонадежность в двадцати городах рабов. Это значит, провести двадцать расследований.
– Мы могли бы помочь с этим, – поспешно проговорила Доусон. – Наши совместные усилия ускорят процесс расследования.
– Вы полагаете, мы нуждаемся в вашей помощи? – прищурилась Боуда. – Звучит так, будто вы сомневаетесь в нашей компетентности. Что само по себе очень похоже на неблагонадежность.
Супервайзер, стоявшая рядом с Боудой, усмехнулась. Доусон сдвинула брови и поджала губы, усиленно пытаясь отыскать ответ, который не утопит ее еще глубже.