Гавар не видел точку, откуда прилетела бомба. С какого расстояния человек мог ее бросить? Он определил возможный радиус. Позволил сознанию расшириться и выбрать траекторию полета бомбы.
Точка найдена.
Он увидел бегущего мужчину. Ничего подозрительного в этом не было. Многие бежали, кричали в панике, звали близких. Странно изменившаяся слуховая сенсорная система Гавара воспринимала эти звуки как отраженное в пустоте эхо.
Но этот мужчина отличался от обычных зевак. Гавар видел пот у него на лбу. Он наблюдал, как влага просачивалась сквозь поры, собиралась в каплю, капля срывалась и катилась по виску вниз. На руках у него были легкие хлопчатобумажные перчатки. К одной из них прицепилось несколько тонких зеленых ниточек. Рюкзак из такой же зеленой ткани был брошен под деревом в нескольких сотнях метров.
Гавар перепрыгнул через балюстраду – сущий пустяк для Равного, – приземлившись, он пустился догонять убегавшего мужчину. Смешавшаяся в хаосе толпа ему совершенно не мешала, – казалось, он бежит через галерею статуй.
В центре Грин-парка Гавар догнал его. Погоня длилась считаные минуты.
Гавар, как настоящий регбист, плечом – несколько лет во втором составе мужской команды Оксфорда не пропали даром – на большой скорости налетел на убегавшего и почувствовал, как ноги мужчины сломались в четырех – шести – девяти местах, когда он обхватил руками его колени. Как только мужчина упал, Гавар ударил его один раз – слегка, насколько мог сдержать себя, – человек с расколотым черепом вряд ли что-нибудь расскажет. Он услышал, как мозг мужчины ударился о кости черепа и перевернулся, а потом еще раз перевернулся.
И Гавар потерял сознание.
Когда он пришел в себя и открыл глаза – мир вокруг был серым. Гавар не понимал – он повредил зрительный нерв? Или у него развилась катаракта, пока он пребывал в отключке? Голоса, которые кружились вокруг него, были слишком быстрыми, слишком высокими, напоминали птичий щебет.
Он провел ладонями по лицу и застонал. Он лежал на кровати, под головой ворох подушек.
– Либби… – произнес Гавар, вспомнив, как его Дар мерцающим сиянием поглотил взрыв бомбы, не позволив ей погубить его ребенка и всю семью.
– Она в полном порядке и ждет, когда папа проснется, – сказал твердый, тихий голос. – Она не могла поверить, что ее папа умеет так быстро бегать, но он немножко устал и прилег отдохнуть.
Гавар напряг зрение. Дейзи. Девочка-простолюдинка стояла в углу комнаты. Она широко улыбнулась Гавару, словно он преподнес ей самый лучший в мире подарок.
И Гавар с удивлением понял, что он, сильный и здоровый, и есть лучший подарок для девочки.
– Дорогой, – раздался рядом голос матери, – ты продемонстрировал такую восхитительную смелость. По всем каналам только тебя и показывают. Ты – герой Лондона.
– И твой Дар, – подхватил другой голос. – Я даже не подозревала, что ты способен на такое.
Гавар удивился. Боуда. Ледяная королева сидела у его кровати, бледная и безупречно прекрасная, и Гавар увидел в ее глазах то, чего никогда раньше в них не замечал, – восхищение.
– Я сам не ожидал от себя такого, – сказал он жене. – Думаю, раньше у меня не было серьезного повода по-настоящему проявить Дар.
Острота восприятия мира ослабла. Неужели он действительно видел каждую жилку на листочке, слышал, как ветер треплет пух утят на озере? Вероятно, причиной тому был адреналин.
Конечно, дело не в нем. Это был Дар. Каким-то образом он вышел очень далеко за пределы возможностей своего физического тела. И это произошло спонтанно, непроизвольно.
Сможет ли он это повторить? Сделать уже намеренно?
Боуда что-то говорила. Гавар напрягся, вслушиваясь.
– Мужчину, которого ты задержал, я отправила в Вестминстер на допрос к Астрид Хафдан. Ей не потребовалось много времени, чтобы выяснить. Мужчине заплатил кто-то, действующий от имени Двенадцати из Бора, так они их называют – двенадцать человек, которых я арестовала в Линкольншире несколько дней назад. Я думаю, что убийство твоего кузена Рагнара тоже их рук дело. Совершенно очевидно, что все хорошо спланировано и убийство Рагнара своего рода прелюдия. Обезглавливание – символическое предупреждение первой семье Британии. Ты большой молодец, Гавар, что поймал его.
К удивлению Гавара, Боуда наклонилась и поцеловала его в щеку, а потом прошептала на ухо:
– Твой Дар… Нечто подобное случилось и со мной – в Боре.
Боуда отстранилась, сжимая его запястье, в этом не было выражения нежности и заботы, но это был добровольный физический контакт – первый с ее стороны со дня их свадьбы.
– Поспи немного, – тихо произнесла мать, гладя его руку. – Мой храбрый мальчик.
Гавар закрыл глаза.
Когда Гавар проснулся, судя по полумраку в комнате, был уже вечер. Он тряхнул головой, разгоняя остатки сна, и снова почувствовал себя нормальным. Но вдруг заметил, что в комнате он не один.
Сильюн сидел в кресле, подтянув колени к подбородку, и наблюдал за братом. В такой позе он казался совсем юным, значительно моложе своих восемнадцати. Гавару не верилось, что недавно в Доме Света Сил получил титул лорда и его ввели в наследование Фар-Карра.
Его младший брат был растрепан, как обычно. В его волосах торчали даже какие-то веточки, как будто он добрался до Астон-хауса не в кортеже, а ползком по живой изгороди.
Гавар присмотрелся. Нет, это были не просто запутавшиеся в волосах веточки. Это был сплетенный венок. «Очень похожий на корону», – подумал Гавар.
Он почувствовал внезапное желание вразумить младшего брата за вопиющую глупость. Корона была запрещена – постыдный фетиш непонятного назначения. Символ времени, когда правили простолюдины, а не Равные. При Аристиде Джардине, Истребителе принцев, жаждущие крови жители Лондона свирепствовали на его улицах: они разбивали головы статуй монархов, резали королевские портреты, и даже пабы, которым не повезло быть названными «Корона», «Голова короля» или «Руки королевы», были разрушены и сожжены дотла.
Но когда он потянулся, чтобы снять с головы Сила идиотскую корону, младший брат посмотрел ему прямо в глаза, и Гавар едва не вскрикнул.
В темных, почти черных глазах Сильюна, таких же, как у их матери, зрачки горели, как капли расплавленного золота.
Сильюн моргнул, и золото потускнело.
– Ты был невероятен, – сказал Сил. – Я так горжусь тобой. Как ты ощущал себя в тот момент? Потрясающе, правда?
Гавар ошеломленно уставился на него. Как он мог отрицать очевидное?
– Правда.
– Я знал. Это то, кто мы есть на самом деле. И это только начало. Вот увидишь.
Сильюн улыбнулся, глядя на Гавара. Его лица сияло.
И от этого сияния ледяные мурашки побежали по телу Гавара, несмотря на одеяло, которым он был укрыт.
21Люк
– Люк?
Это ведь его имя? Или так его звали в далеком прошлом? А сейчас? Как его сейчас зовут? Его сильно качнуло, так что он вынужден был схватиться за край двери. В лицо светило солнце, но ветер дул прохладный.
– Люк!
Кто-то схватил его за руку и попытался оттащить от открытой двери. Он неохотно сделал нетвердый шаг назад:
– Отпусти меня.
Он выдернул руку. Это она. Имя всплыло в памяти – Койра. Девушка с кухни.
– Что ты здесь делаешь? Третью ночь подряд я нахожу тебя здесь у открытой Последней двери.
Койра легонько похлопала ладонями по щекам Люка, голова его болталась из стороны в сторону, словно мяч. Затем девушка щелкнула пальцами прямо у его уха, и Люк вздрогнул. Прозвучало как выстрел.
Ружье. Он вспомнил Джексона, он был здесь. И Ангел тоже. И Аби. Хотя девушки оставались снаружи. Но Джексон был здесь. Потом ружье выстрелило, и они с Койрой перетащили тело через дверь наружу.
Через эту дверь. Люк повернулся к двери. Но Койра снова схватила его за руку и потянула к себе:
– Что там такого привлекательного? Просто ночь и озеро. Звезд почти не видно. Облачно.
О чем она говорит? Разве она не видит того, что видит он? Золотой мир. Поля колышущейся травы. Лес. Горы.
И где-то там – Люк напряг зрение, чтобы хоть мельком увидеть их, – орел, олень… и король.
Люка покачивало. Он оглянулся через плечо. Солнце только поднималось над верхушками деревьев. Пролетел ветерок, и листья вспыхнули и засверкали, как золотая россыпь.
– Он там, – сказал Люк. – Я знаю, он там.
– Кто? Где? – Койра уже начала злиться. – Люк, хватит. Ты словно с ума сошел после визита Сильюна. Что они с Крованом с тобой сделали? Я услышала, как ты кричишь, от двери еще отойти не успела и сразу же вернулась, но Девин меня не впустил даже после того, как я его хорошенько пнула.
Пронзительный крик раздался из-за леса. Люк увидел вращающийся клубок крыльев: в драке два ястреба вцепились друг в друга когтями. Солнце поднялось выше, и золотой свет завораживал. Если бы Люк подошел чуть ближе, этот свет согрел бы его.
– Люк, ради всего святого. – Койра сгребла его рубашку на спине в кулак и оттащила от двери. – Мы не можем стоять у этой двери каждую ночь. Я напишу письмо Сильюну Джардину. И как-нибудь ему передам. Спрячу, например, в лодке. Что бы он ни сделал с тобой, он может вернуться и все исправить.
– Я сказал, оставь меня в покое! – Люк снова стряхнул ее, на этот раз довольно грубо.
Койра свирепо посмотрела на него. Почему она так злится?
– Отлично. Я не могу караулить тебя здесь каждую ночь. Это – Последняя дверь. Ты знаешь, что это значит. В день твоего приезда я рассказала тебе, что она делает. И ты все видел собственными глазами. Люк, эта дверь убивает.
Бледное угловатое лицо Койры пылало. Она схватилась за край двери и распахнула ее широко, словно приглашая выйти:
– Ну, давай, вперед.
У нее был крутой нрав. Люку ее свирепость казалась привлекательной.
Но не такой привлекательной, как то, что лежало за порогом этой двери. Его взгляд от лица Койры скользнул к манящему пейзажу, и она поняла, что он сейчас шагнет, поняла в последний момент, за которым уже нельзя остановить.