Стало быть, годы ущербного для морального состояния народа распределяются на целых три поколения! Это очень много, если учесть, что на все время существования России выпадают какие-то сорок поколений — это ровно тысяча лет. Вот так.
Три поколения народа оказались поставленными в тяжелейшие, порой трагически надрывные условия. Что при этом должно происходить с народным характером, представить не столь сложно, да это и видно, что называется, невооруженным глазом.
И все же не все и не всё поддавались перетиранию, подгонке, переплавке в дьявольские шаблоны, назначение которых — приспособить каждого к новой жизни, выживанию в совершенно новых, еще дотоле неведомых условиях. Это явилось истинной трагедией, когда среди великого множества оскаленных лиц, нечеловеческих гримас, крючковатых лап, одинаково приспособленных рвать горло ближнему и хватать, хапать, молниеносно пряча под себя, мученически вели жизнь группы людей (и в среде простого люда, и среде интеллигентской, образованной). Они напоминали деревья, с которых срубали ветки, драли кору, а они все равно жили, правда неизбежно подсыхая, ужимаясь в числе, но все же упрямо выбрасывая побеги и молодую листву жизни: честной, праведной и в самом главном — бескомпромиссной, ибо компромисс означал потерю человеческого в себе. Верно, эти люди порой замыкались в себе, больше молчали (отнюдь не все), но они оставались людьми и никак не являлись материалом для строительства так называемого нового общества. И вот эта, по существу, ничтожная часть народа и составила его духовный каркас, не дала и не давала ему растечься студнем.
Эта борьба Зла с Добром на протяжении трех советских поколений шла слишком в неравных условиях для Добра. Зло, казалось, торжествовало по всей необозримой поверхности земли — всюду, где полоскался красный флаг. Эта борьба с одинаковой яростью со стороны Зла велась на всех уровнях народной и общественно-государственной жизни, в том числе и в научной среде, где противостояние порой принимало характер столкновения якобы научных идей.
Таким эпизодом в жизни трех советских поколений явилась, к примеру, пресловутая «лысенковщина». Итог ее — захват ведущих позиций в биологии шарлатанами, и если даже учеными, то предавшими науку. Жестокость столкновений, а борьба длилась десятилетия, однако, ничем не отличалась от подавления большевизмом (а это ленинизм в самом ярком его выражении) любых других независимых и самостоятельных движений мысли, хотя в биологии данная борьба приняла какой-то карикатурно-зловещий характер. Карикатурный — из-за вопиющей безграмотности вождей «лысенковщи-ны», доходящей до анекдотичности. Но тут было не до улыбок. Борьба сопровождалась казнями, осуждениями на лагерные муки, самоубийствами, отлучением от подлинной науки и любимого дела. Ну, а с другой стороны — как водится, победители. О них не стоит вспоминать.
Все это оказалось небольшим сколом со всего общества — этакое маленькое действо, характерное для жизни общества под идеями марксизма-ленинизма. Остается лишь процитировать деятельного участника этого столкновения доктора биологических наук профессора В. Александрова.
«Учитывая все обстоятельства, необходимо, однако, признать, что в том, как биолог прошел испытания этих трудных лет, решающее значение имела моральная структура его личности. Одни не шли ни на какие уступки новым течениям, другие использовали обстановку для захвата руководящих постов в научных и околонаучных учреждениях, для расправы со своими противниками, для материального обогащения. Между крайними позициями можно было наблюдать все промежуточные градации поведения. Так, лысенков-ская биология поставила грандиозный эксперимент по социальной психологии, подлежащий серьезному изучению. Эксперимент выявил пределы прочности моральных устоев разных людей. Он давал людям материал для самопознания, которого лишены живущие в нормальной обстановке. Ведь только такая обстановка позволяет до конца жизни сохранять благопристойность поведения и оставляет в неведении о хрупкости основ, на которых эта благопристойность зиждется. Лысенковский стресс проявил потенциальные возможности человеческих реакций и отношений, которые в скрытом виде существуют, подспудно действуя, в условиях нормальной жизни.
Движущими силами поведения в создавшихся условиях были для одних страх лишиться того, чем обладают, для других — стремление добыть то, чего у них еще нет. Чаще действовали оба фактора.
Принятие догм мичуринской лженауки облегчалось невежеством, оно могло служить смягчающим обстоятельством…»
Думаю, нет нужды изучать этот «грандиозный эксперимент по социальной психологии». Октябрьский переворот и три советских поколения народа как раз и прошли через этот грандиозный эксперимент. Ни один человек не уберегся от поставленного опыта, не остался в стороне — все до единого участвовали. Каждый из нескольких сотен миллионов людей, вместившихся в три поколения, дал совершенно однозначный ответ. Не надо анкетировать, гонять компьютеры в подсчетах — итог эксперимента перед нами. Все это и привело не столько к крушению коммунистического эксперимента, сколько моральных, нравственных начал народа.
Это и впрямь так: «Великие потрясения не проходят без поражения морального облика народа».
Ленин поставил социальный эксперимент невиданного масштаба, — поставил не над группкой людей, а над целым народом, и на срок в три поколения. Этот классический эксперимент по социальной психологии принес ответ. Это прежде всего вырождение целых пластов народа, настоящая и нравственная, и даже физическая деградация.
«Грабь награбленное!» Народу посулили золотые горы и в обозримые сроки, но при одном условии: отказе от себя и своих богов. И народ ответил согласием. Народ совершал противные разуму и совести дела. Тех, кто не согласился и не соглашался, вымаривали, как вредных насекомых. Это все происходило или на глазах народа, или при непосредственном участии народа, то есть значительнейших масс его. Это не могло не растлевать. К тому же яд нетерпимости, презрения ко всем иным формам государственной жизни, стремление советизировать мир, отрицание правоты всех идей, кроме ленинских, жестокое подавление любой свободной, независимой мысли и воли, поощрение насилий над всем, что хоть как-то отличается от красного цвета, не могли не отравлять народный организм. Дух насилия становится центральной добродетелью общества. И это продолжается в течение жизни трех поколений, это основа его духовного восприятия мира. В одном этом уже заключено поражение в практическом приложении ленинизма, который был и остается утопией, но людоедской, преступной, ибо предполагает для своего воплощения в жизнь постоянное, неослабное насилие. Именно поэтому такое значение приобретают карательные органы, и в первую очередь ВЧК-КГБ. Без их кроваво-неусыпной опеки над народом эксперимент рассыпался бы в считанные дни. Жизнеспособность могла ему сообщить и обеспечить только сила — внутренних, органических связей и возможностей в нем для существования нет. Этот эксперимент вбивался в народную жизнь, как вбивается крест в могильный холм.
И обжигающая, ошеломляющая правда в том, что, если бы ленинизм, КПСС и все сопутствующие им убойно-карательные службы обеспечили хотя бы относительную сытость, народ продолжал бы жить по-прежнему — так, как жили и доживают эти три советских поколения. Отрезвление, обращение к своим поверженным богам явилось главным образом в результате нужды, потери определенной, заданной сытости. В противном случае стоять бы храмам поруганными и господствовать скотской, лживой морали, сплошь замешенной на лицемерии. Общество вплотную приблизилось к такому состоянию, когда дальнейшее сохранение прежней государственной и политической системы грозило для народа необратимыми моральными потерями. Мы свидетели тому.
Эксперимент состоялся, и он дал ответ: одни лишь материальные мотивы жизни, одна только рационалистическая организация жизни, жизни на нетерпимости, единомыслии, отказе от себя, оборачиваются угрозой гибели цивилизации (российской), превращению ее в сообщество людей, лишенных доброты, ласковости, сострадания, культуры, людей без прошлого, без Отечества, без корней. Уже в наше время чрезвычайно сложны устранения этих «поражений морального облика народа» — как-никак три поколения убиения человеческого в людях.
Но в этом ответе на эксперимент присутствует и такое, что должно насторожить весь мир. Общество, основанное на отказе людей от себя, поклонении строго определенному своду идей, таит в себе угрозу для всего человечества.
Вот и вся правда о нашем эксперименте. Теперь остается лишь платить по счетам истории. Все мы являлись участниками этого гигантского действа. И не только на устроителях ответственность. Сами по себе они ничто. Эксперимент обрел плоть и кровь только тогда, когда все мы шагнули в «обещанное светлое завтра» и предали разгрому жизнь, слаженную нашими предками за тысячелетие — десятками поколений. В своей основной массе мы сами захотели быть обманутыми. С того и завязалась кровавая проба будущего, да вот никак и не кончится. Общество год за годом сотрясает кровавая рвота…
Однако эксперимент дал ответ и несколько по другим направлениям, не совсем неожиданным, но другого свойства.
Утопия ведь конечной целью ставила благо людей. Не будем повторять опять, какими средствами.
Эксперимент доказал, что и само человечество недостойно конечной цели утопии — общего счастья и справедливости. Человечество по уровню развития, культуре не соответствует уровню заданной идеи. Стяжательство, хищничество, собственничество, нечестность предопределили крах ленинского эксперимента. И эти качества людей и объясняют в первую очередь, почему эксперимент являлся утопией. Он был рассчитан и задан не на тот уровень сознательности и зрелости людей.
«Грандиозный эксперимент по социальной психологии» завершился. Занавес всемирного спектакля упал. Но сцена и зал будут пустовать недолго. Занавес непременно поднимется — и человечество опять попытается сыграть спектакль об обществе всеобщего благоденствия, братства и справедливости, поскольку сама идея — прекрасна. И расстаться с нею люди никогда не смогут, ибо что достойного может быть в такой организации мира, когда нажива, культ денег, сила богатства определяют отношения в мире, когда неизбежно в погоне за богатством оскудение и вырождение душ.