Вы… прекратили буржуазные способы доставки предметов первейшей необходимости, и ныне Полтава, центр хлебородной местности, окруженная близкими лесами, стоит перед голодом и перед лицом близкой зимы вполне беззащитная. И так всюду, во всех областях снабжения. Ваши газеты сообщают с торжеством, что в Крыму у Врангеля хлеб продается уже по 150 р. за фунт. Но у нас (т. е. у вас) в Полтаве, среди житницы России, он стоит 450 р. за фунт, т. е. втрое дороже. И так же все остальное.
…Жизнь берет свое: несмотря на ваш запрет, кожевники-кустари то и дело принимаются делать кожи, удовлетворяя таким образом настоятельнейшие потребности в обуви ввиду зимы… Пока… не узнают об этом преступлении наши власти и не прекратят его… Конечно, вы можете сказать, что у вас уже есть кое-где «советские кожевни», но что значат эти бюрократические затеи в сравнении с огромной, как океан, потребностью. И в результате посмотрите, в чем ходят ваши же красноармейцы и служащая у вас интеллигенция… в лаптях… в кое-как сделанных деревянных сандалиях…
Вообще, сердце сжимается при мысли о судьбе того слоя русского общества, который принято называть интеллигенцией. Рассмотрите ставки ваших жалований и сравните их с ценами хотя бы на хлеб. Вы увидите, какое тут смешное, вернее, трагическое несоответствие. И все-таки живут… Да, живут, но чем? — продают остатки прежнего имущества: скатерти, платочки, кофты, пальто, пиджаки, брюки. Если перевести это на образный язык, то окажется, что они проедают все заготовленное при прежнем буржуазном строе, который приготовил некоторые излишки. Теперь не хватает необходимого, и это растет, как лавина. Вы убили буржуазную промышленность, ничего не создали взамен, и ваша коммуна является огромным паразитом, питающимся от этого трупа. Все разрушается: дома, отнятые от прежних владельцев и никем не реставрируемые, разваливаются, заборы разбираются на топливо, одним словом, идет общий развал.
Ясно, что дальше так идти не может и стране грозят неслыханные бедствия. Первой жертвой их явится интеллигенция. Потом городские рабочие. Дольше всех будут держаться хорошо устроившиеся коммунисты и Красная Армия… Лучше всего живется всякого рода грабителям. И это естественно: вы строите все на эгоизме, а сами требуете самоотвержения…
…Не далее двух недель тому назад из Полтавы уходил на фронт красноармейский полк… Во дворе дома, где я живу, есть несколько ореховых деревьев… Трудно описать, что тут происходило… Влезали на деревья, ломали ветви, и, постепенно входя в какое-то торопливое ожесточение, торопясь, как дети, солдаты стали хватать поленья дров, кирпичи, камни и швырять все это на деревья с опасностью попасть в сидящих на деревьях или в окна нашего дома… Но и начальство могло прекратить это только на самое короткое время… Все деревья были оборваны, и только тогда красноармейцы ушли, после торжественной речи командира, в которой говорилось, что Красная Армия идет строить новое общество… А я с печалью думал о близком бедствии, когда нужда не в орехах, а в хлебе, топливе, в одежде, обуви заставит этих людей с опасным простодушием детей, кидающихся теперь на орехи, так же кидаться на предметы первой необходимости. Тогда может оказаться, что вместо социализма мы ввели только грубую солдатчину вроде янычарства.
Мне пришлось уже говорить при личном свидании с вами о том, какая разница была при занятии Полтавы Красной Армией и добровольцами. Последние более трех дней откровенно грабили город… Теперь приезжие из Киева рассказывают, что Красной Армии было предложено перед выступлением в поход «одеться за счет буржуазии…». Опасный симптом уже начинается: вы кончаете тем, чем начинали деникинцы. Приезжие говорят, что на этот раз грабеж продолжался более недели…
Чувствую, что мои письма пора кончать. Они слишком затянулись… Поэтому закончу кратко: вы с легким сердцем приступили к своему схематическому эксперименту в надежде, что это будет только сигналом для всемирной максималистской революции… но уже ясно, что в общем рабочая Европа не пойдет вашим путем, и Россия, привыкшая подчиняться всякому угнетению, не выработавшая формы для выражения своего истинного мнения, вынуждена идти этим пёчальным, мрачным путем в полном одиночестве.
Куда? Что представляет ваш фанатический коммунизм?..
…Вы вместо монастырского интерната ввели свой коммунизм в казарму… По обыкновению самоуверенные, недолго раздумывая над разграничительной чертой, вы нарушили неприкосновенность и свободу частной жизни, ворвались в жилье… стали производить немедленный дележ необходимейших вещей как интимных проявлений вкуса и интеллекта, наложили руку на частные коллекции картин и книг… Не создав почти ничего, вы разрушили очень многое, иначе сказать, вводя немедленный коммунизм, вы надолго отбили охоту даже от простого социализма…
Дело, конечно… в душах. Души должны переродиться. А для этого нужно, чтобы сначала перерождались учреждения… Инстинкт вы заменили приказом и ждете, что по вашему приказу изменится природа человека. За это посягательство на свободу самоопределения народа вас ждет расплата.
Политических революций было много, социальной не было еще ни одной. Вы являете первый опыт введения социализма посредством подавления свободы…
Народ, который не научился еще владеть аппаратом голосования, который не умеет формулировать преобладающее в нем мнение, который приступает к устройству социальной справедливости через индивидуальные грабежи (ваше: «грабь награбленное»), который начинает царство справедливости допущением массовых бессудных расстрелов, длящихся уже годы, — такой народ еще далек от того, чтобы стать во главе лучших стремлений человечества. Ему нужно еще учиться, а не учить других.
Вы победили добровольцев Деникина, победили Юденича, Колчака, поляков, вероятно, победите и Врангеля. Возможно, что вооруженное вмешательство Антанты тоже окончилось бы вашей победой: оно пробудило бы в народе дух патриотизма, который напрасно старались убить во имя интернационализма, забывая, что идея Отечества до сих пор еще является наибольшим достижением на пути человечества к единству, которое, наверно, будет достигнуто только объединением отечеств…
Вы видите из этого, что я не жду ни вмешательства Антанты, ни победы генералов. Россия стоит в раздумье между двумя утопиями: утопией прошлого и утопией будущего, выбирая, в какую утопию ей ринуться…
…Всякий народ заслуживает того правительства, которое имеет. В этом смысле можно сказать, что Россия вас заслужила… Вы являетесь только настоящим выражением ее прошлого, с рабской покорностью перед самодержавием даже в то время, когда, истощив все творческие силы в крестьянской реформе и еще нескольких за ней последовавших, оно перешло к слепой реакции и много лет подавляло органический рост страны. В это время народ был на его стороне, и Россия была обречена на гниль и разложение. Нормально, чтобы в стране были представлены все оттенки мысли, даже самые крайние, даже порой неразумные. Живая борьба препятствует гниению и претворяет даже неразумные стремления в своего рода прививку: то, что неразумно и вредно для данного времени, часто сохраняет силу для будущего.
Но под влиянием упорно ретроградного правительства у нас было не то…
Затем случайности истории случайно разрушили эту перегородку между народом, жившим так долго без политической мысли, и интеллигенцией, жившей без народа, т. е. без связи с действительностью. И вот, когда перегородка внезапно рухнула… вы явились естественными представителями русского народа с его привычкой к произволу, с его наивными ожиданиями «всего сразу», с отсутствием даже зачатков разумной организации и творчества. Немудрено, что взрыв только разрушал не созидая.
И вот истинное благотворное чудо состояло бы в том, что вы наконец… сознались бы и отказались бы от губительного пути насилия. Но это надо делать честно и полно… Вы должны прямо признать свои ошибки, которые вы совершили вместе с вашим народом…
Правительства погибают от лжи… Может быть, есть еще время вернуться к правде, и я уверен, что народ, слепо следовавший за вами по пути насилия, с радостью просыпающегося сознания пойдет по пути возвращения к свободе. Если не для вас и не для вашего правительства, то это будет благодетельно для страны…
Но… возможно ли это для вас?..
22 сентября 1920 г.»
Письма тогда не могли появиться. Они посягали не только на основы революции, точнее, на весь ее авантюризм, но и на мудрость ее апостола, а уже тогда это было невозможно. Главный Октябрьский Вождь и вожди уже приняли сан непогрешимых. И ничего не значили для них ни кровь, ни горе, ни гибель страны. Их собственный эгоизм превышал все.
По Ленину, догматы марксизма оправдывали любые разрушения капитализма. Ведь через разрушения лежал путь к изобилию. Формулы требовали расшифровки. Посвященные разворачивали эти формулы, так сказать, на спине народа. По крови и стонам, то бишь степени немоготы, определялись те или иные знаки искомых величин. А как иначе их определить? Кто научит, даст ответ?..
Диктатор разрушал хозяйственную деятельность громадного и сложного организма, не имея представления о новой экономике. Ясно одно: все должно быть общим. Постепенность развития, последовательность опробования, отказ от всеобщего разрушения не устраивали его. Только так: вздыбить, сломать! И росчерком пера вводились самые крутые меры по углублению революционных преобразований, то есть разрушений.
Развалить капитализм до самых черепков!
Продовольственная диктатура явилась примером тягчайшего авантюризма в управлении страной и ничего общего не имела с издержками военного времени. Это была попытка насилием привить новые формы — те, которые казались наиболее близкими к идеалам нового мира. По деревне был нанесен сокрушительный удар. Вождь действовал беспощадно. Сегодня — кровь, завтра — сияние социализма.
Это факт: Ленин верил, что за ним право истории ломать, разрушать, а следовательно, убивать и приказывать. Всякое неповиновение его планам есть неповиновение ходу истории, есть реакция, белогвардейщина, стремление опять загнать народ в кабалу частной собственности и унижений. Он ни на мгновение не сомневался в законности своей власти. Революционная воля не имеет ограничений, она вещь в себе, она не нуждается ни в оправданиях, ни тем более в подотчетности. Никто не смеет ограничивать революционную волю. И он, Ленин, воплощение данной воли, которая в свою очередь является производной от воли рабочего класса и беднейшего крестьянства. Но вождю несвойственны шатания и незрелость народных масс. Вождь не должен терять из виду главное движение и все необходимые для него действия. Именно поэтому он не смеет отзываться на страдания и тяготы людей. Вождь видит светлое завтра и все пути к нему. Очерстветь, окаменеть, но пробиваться, пробиться!