Кто-то протяжно закричал. Раздался грохот. Из ложи бельэтажа спрыгнул вниз офицер и схватил молодого человека за руку. Тотчас вокруг них сгрудилась толпа.
— Очистить галерку! — сказал у меня за спиной жандармский офицер…
Нас быстро прогнали в коридор. Двери в зрительный зал закрыли…
— Не разговаривать! Выходить немедленно из театра! — крикнул жандармский офицер…
Площадь была пуста. Цепи конных городовых оттеснили толпы, стоящие около театра, в боковые улицы и продолжали теснить все дальше. Лошади, пятясь, нервно перебирали ногами. По всей площади слышался дробный звон подков.
Пропел рожок. К театру размашистой рысью подкатила карета «Скорой помощи»…
Мы видели, как Столыпина вынесли на носилках. Их задвинули в карету, и она помчалась по Владимирской улице. По сторонам кареты скакали конные жандармы…»
Николай Второй не подошел к поверженному главе правительства. Он лишь наблюдал, как Столыпина под пение зала «Боже, царя храни!» уносили на носилках.
Убийце — Дмитрию Богрову — шел 29-й год. Родился он в состоятельной еврейской семье, отец (преуспевающий адвокат) дал сыну хорошее образование. Богров окончил киевскую гимназию, потом — университет, тоже став адвокатом. Он много ездил за границу. Служить в полиции секретным осведомителем вызвался сам за плату в 100 рублей ежемесячно — это приблизительный оклад младшего армейского офицера. Имея связи с эсерами, выдал немало своих знакомых.
Именно Богров предупредил полковника Кулябко о якобы замышляемом эсерами убийстве Столыпина. Именно из рук Кулябко он получил билет в театр.
Мотивы убийства остались не выяснены.
Полиции убийство главы правительства было ни к чему (да и расследование это доказало). Положим, что имелась бы такая надобность — тогда убийство не было бы выполнено в театре. Для этого были свои профессионалы и тысячи других возможностей.
Как оказалось, партия социалистов-революционеров к убийству председателя Совета Министров тоже не имела отношения.
Петр Аркадьевич умер на четвертые сутки. Государь император даже не заглянул к умирающему, ограничившись краткой беседой с его женой, урожденной Нейдгарт.
Прожил Петр Аркадьевич 49 «годов» — это, конечно, ничтожно мало не только для политика, который в такие лета обычно только начинает, что называется, разворачиваться.
Его величество государь император показал себя в той истории не с лучшей стороны. Гибнет слуга престола, гибнет страстный борец за незыблемость монархических начал в России, а у Николая Александровича Романова все человеческое, монаршье застили обида, зависть, досада…
Поведение Николая Второго по отношению к Столыпину вообще и в истории его гибели в частности — одна из самых неприглядных страниц в летописи жизни последнего русского самодержца.
Мелочность, граничащая с подлостью, бездушием, злая ревность к воле и уму Петра Аркадьевича, безразличие (за которым если не радость, то облегчение от ухода Столыпина в вечность — так Бог велел, наверное, рассуждали августейшие супруги) — это выше разумения. Ведь императору России было сорок три — это возраст мужа, а не себялюбивого юнца.
Престол, а с ним и вся царская Россия погружались в бездну. Похоже, манила их всех эта стихия из мглы и черных вихрей…
9 сентября (в день предания земле праха Петра Аркадьевича) в четыре утра дело Д. Г. Богрова разбирал Киевский окружной военный суд. Убийца от защиты отказался.
Чтение обвинительного акта — 30 минут.
Судебное разбирательство — 3 часа. Оно выяснило: заговорщиков не было. Убийство задумал и осуществил сам Богров — секретный сотрудник киевского охранного отделения.
Совещание суда — 20 минут.
Приговор — смертная казнь через повешение.
Командующий Киевским военным округом генерал Иванов приговор утвердил.
12 сентября рано утром шею Богрова захлестнула петля.
Николай Второй назначил председателем Совета Министров В. Н. Коковцева[10].
Заслуживает внимания напутствие августейшего монарха новому главе правительства.
«Пожалуйста, не следуйте примеру Петра Аркадьевича, который как-то старался все меня заслонять. Все он и он, а меня из-за него и не видно было».
Не заслоняйте самодержца!!
Создатель, кого же ты наделяешь высшей властью?! Неужто не видно Тебе, что из этого проистекает — потоки крови и смертная судорога всей России!
Спустя месяц, 5 октября 1911 г., Коковцев прибыл в Ливадию с докладом к государю императору. И вот тогда императрица Александра Федоровна изволила опять помянуть Петра Аркадьевича, заметив, что он, Владимир Николаевич, придает слишком большое значение личности и деятельности Столыпина; не надо так жалеть тех, кого не стало, тех, роль которых окончилась.
«Жизнь всегда получает новые формы, — с несвойственной ей философичностью взялась рассуждать государыня императрица, — и вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место и что это — для блага России».
«Для блага России».
«Все он и он, а меня из-за него и не видно было…»
Мертвому завидовать, на мертвого наступать — эх, Николай Александрович!..
Перестал заслонять трон Петр Аркадьевич. А попробуй-ка с пулевым смертным ранением — не шибко заслонишь! Хотя заслонял все же, реформы худо-бедно, а работали на монархию и Россию и после гибели. Вот и распрямился государь император без своего верного слуги, далече стал видеть — углядел из всех дорог единственную — прямо вела в Екатеринбург, под залп чекистов.
Был выбор — настоящий, широкий исторический выбор, и не только на путях столыпинских реформ. Ан нет, предпочел последний русский самодержец вот ту дорогу, что углядел без Столыпина и прочих черных слуг.
В чем Твой замысел, Творец и Создатель?..
На троне обыкновенный человек, полковник — это точно. Ревность и пренебрежение к слугам образуют даже не пустоту, а бездну подле трона. И в роковой час для династии и России вокруг одни Ивановы, Хабаловы… Даже Алексеев перекрестился и отступил. Даже Григория Ефимовича не оказалось — уже тлели его косточки…
Одиночество. Ненависть. Пустота.
В германском вагоне по германской земле грохочет колесами вагон. Там большевики с Лениным. Металл рвет на куски тела русских мужиков и рабочих, а эти едут свою Россию сочинять, есть о ней в их ученых книгах: надо только наднатужиться, подпереть штыками — и пойдет, родимая, куда денется.
Гучков, Керенский, Терещенко… Господи, сколько же их! Перегрызают, мочалят императорскую власть.
Уже юлит, кренится трон…
И нестерпимый пал войны, крови, слез, стона от Балтики до Черного моря!
И Его величество государь император, который до последнего мига все боится, чтобы его кто-нибудь не заслонил.
А Россия?! За что ты приговорена?! За что твои кровь и муки?! В чем провинилась, какой грех приняла?! За что тебя казнят, полосуют, морят голодом, травят твоих сынов и дочерей, кладут в гроб целые поколения народа?! За что бесчестят, позорят гордое имя?!
Почему молчишь? Почему только терпишь? Почему лишь истекаешь слезами, кровью и корчишься в судорогах?!
Ведь ты все можешь, Россия!
Государь император однажды спросил Петра Аркадьевича, отчего бы ему не вступить в «Союз Русского Народа». Это организация «истинно русских людей, которые должны объединиться», — сказал Николай Второй, вконец измученный террористическими эксцессами и революционным брожением в обществе.
Петр Аркадьевич, однако, отказался; полагаю, справедливо: государственный деятель должен служить объединению, быть центром стяжения всех здоровых сил общества.
Монарх и его сын носили значки этого патриотического объединения, которое возглавил доктор Дубровин; средства на организацию выделила одна из богатейших женщин Петербурга, Полу-бояринова.
Еврейские погромы (особенно в Белостоке) не были просто битьем посуды и окон. Евреев десятками забивали насмерть, рубили топорами, насиловали женщин, а дома сжигали, разграбив до последней нитки. Обширные еврейские кварталы в черте оседлости оказывались выжженными.
Это был ответ государства и националистических элементов общества на террористические акты Гершуни, Азефа, а главное — на террор революционных партий, возглавляемых в основном евреями.
Однажды государь император не выдержал и сказал в беседе с видным чиновником: «Взять бы всех этих революционеров да утопить в заливе». Обмен мнениями происходил у окон дворца, которые глядели на Финский залив[11].
«По священным заветам Венценосных Предков Наших, непрестанно помышляя о благе вверенной Нам Богом Державы…»
«Союз Русского Народа» был учрежден в начале 1905 г., тотчас же после октябрьской волны беспорядков, стычек и боев, вырвавшей у царя Манифест 17 октября. Его зачинателями явились виднейшие представители самодержавия: великие князья Владимир Александрович и Николай Николаевич, граф Доррер, Марков 2-й, П. Н. Дурново (в ту пору министр внутренних дел), граф Коновни-цын, сенатор Стишинский, просто дворянин Соколов и, наконец, доктор Дубровин…
В уставе Союза одним из самых первых пунктов значилась незыблемость православия, как одной из трех главнейших основ и опор империи. Знаменем Союза являлась церковная хоругвь с изображением Георгия Победоносца, а нагрудный значок имел форму креста с прикрепленной к поперечине императорской короной. К его концу понизу крепилось круглое изображение того же Георгия Победоносца.
Каждый местный отдел Союза имел свою хоругвь и свои иконы, хранившиеся в местных соборах или монастырях.
Георгий Победоносец считался покровителем «Союза Русского Народа», входил в герб Москвы и был составной частью родового герба Романовых.
В деле подавления революции Петр Аркадьевич проявил завидную решительность. Завидную — его ненавидели террористы, и заплатил он за это тяжелым ранением старшей дочери и более легким — сына. И однако, не дрогнул. Лишь сказал после этого покушения на себя и свою семью: «Да здравствует мужественная жизнь, господа! И да посрамятся трусы».