И сейчас религия снова дзинулась той же дорогой. Она является частью государственной структуры независимо от того, кому собирается служить: правым или левым, — ибо она только по заявлениям вне политики и служит Высшему. Высшему она возглашает молитвы, а служит — земному. И поэтому опять закладывается взрывчатый материал, обозначается вероятность, а скорее даже неизбежность новых потрясений. Ибо религия служит не вере, не душе, не состоянию чад своих, а государству, политике, хотя связи эти на беглый взгляд не просматриваются.
Именно в этом еще одна из причин, почему люди в 17-м году отвернулись от веры, дали большевикам возможность творить свое дело.
Вера назначена растить душу, давая победу над инстинктами, над стихийным, животным, кроваво-подлым и двуличным.
Ибо противны Богу (а лично для меня Бог — это и синоним Добра) убийство, доносительство, служба в карательных органах, зависть, которая бросает нас в омут междоусобной борьбы. Бог (или Добро) — это слияние с миром, это величайшее наслаждение от возможности дышать и видеть солнце, но никогда — нажива, стяжательство, длинные ножи для доказательства правоты.
И пока в людях будут бушевать губительные инстинкты, ставящие его по жестокости, коварству впереди любого животного, никакой мир Добра не возможен. И вот в этой работе по преодолению животного в нас, в помощи слабым духом, в помощи обретения света души — и есть настоящее, первородное призвание церкви, имеющее нетленное будущее. Всякое другое поведение — обман людей и скатывание к одному из обычных учреждений по причинению боли людям…
И никакие молитвы не способны здесь что-либо исправить.
Вся пастырская деятельность церкви назначена иметь другой характер. И в этом смысле новое сращение церкви с государством или, наоборот, попытка ее самой играть государственную роль губительны для народа, это путь в никуда…
Как это ни покажется невозможным, между воспоминаниями Молотова (безусловно, человека ограниченного) и воспоминаниями Троцкого (человека острого ума, мгновенной словесной реакции) существует большая внутренняя связь, родство. Оно и в общей тональности: скучноватое перечисление трупно-кровавых буден. Ни в чем не ощущается общность беды с народом, общее страдание. А ведь это были времена гибели миллионов от голода, пуль, бездомности. Спокойное, невыразительное перечисление эпизодов, событий, определенная похвальба…
И тот и другой находят вполне уместным говорить о своей власти как о чем-то естественном. Отсюда и право карать, повелевать, миловать (они обычно не миловали) — и очень мало человеческого. Классический пример как власть извращает психику.
Ведь разговор о людях только такой: нужен — не нужен, убрать — не убрать. И все! Ничего человеческого, даже ни на капелечку!
Свое право повелевать, ломать судьбы, карать они рассматривают как вполне естественное. Это они, кто эту власть захватил, присвоил и оградил штыками…
Фридриху Энгельсу принадлежит высказывание:
«.. Россию нельзя победить извне, в нее нужно внедрить учение».
Отношение Энгельса к славянам можно сравнить лишь с высказываниями крайних ненавистников.
Что ж, мы приняли в себя яд учения. Теперь мы должны исторгнуть его из себя, должны стать тем народом, которым были и будем, — русскими. Не куклами и шутами в руках проповедников разных учений, а самостоятельной, сознающей себя силой. Прошлое, теперь жестокая борьба воскрешают нас для… жизни. Той жизни, которая у нас была отнята почти целый век…
Переболев, мы станем другими, мы будем все теми же россиянами, однако с нами будут зрелость и мудрость грозного испытания, искуса, посланного судьбой для того, чтобы мы стали другими, выжгли в себе много чувств и стремлений, которые лишали нас зрелости и достойной жизни.
Душный июльский день. После тренировки вообще не напиться. С мыслью о воде и гоню свою «Волгу». Хоть бы глоток!
Я заметил его еще издали. Он поднимал руку, но машины не останавливались. Я затормозил. Открыл дверцу. На мгновение глаза его расширились от удивления. Он был в рваных, запачканных цементным раствором штанах. Такая же куртка на голое тело. Опытным взглядом спортсмена я сразу схватил могучую ширококостную крепость этого человека, только чрезмерно иссушенную: широкие ребра по груди, запавший живот. Лицо по-славянски кругловатое, глаза голубые, губы обветренные. Светлые волосы всклокочены.
Я спросил:
— Куда вам?
— До первой бетонки, где поворот на Радищево.
Стекла были спущены, гудел ветер, шоссе было почти свободно. Чувствовалось, он хочет что-то сказать, но… не решается. У меня от многотонных нагрузок руки запластовали подошвы мозолей, заскорузнувших в десятилетии тренировок. Но руки этого человека не шли в сравнение с моими: кисти были просто огромны, от тяжкого труда сызмальства.
— Здесь? — спросил я, притормаживая.
Он кивнул, неумело тыкаясь в ручки. Открыл дверцу, неловко вылез, потом вдруг наклонился ко мне (большое лицо) и сказал:
— Послушай, начальник (я сидел огромный от тренировок, широкоплечий, в капитанском мундире… холеный…), я полвойны отмахал с автоматом, другую половину отмаялся в плену. Тех, кто работал, там кормили, даже не били. Ведь мы работали! А за это не бьют. Ты понял? Не будем мы больше за вас воевать! Не заставите!..
До сих пор в глазах его лицо. Прямое солнце, от которого было все белым вокруг. Эти обветренные губы, голубые глаза, глубоко провалившиеся под лоб[137].
Жестокая, нетерпимая власть большевизма во главе с Лениным как идеологом и практиком этой власти привела к гибели десятков миллионов людей. Насилие стало нервом и главным приводным ремнем этого общества. Террор ВЧК-КГБ обеспечивал систему принудительного труда, назначенность судеб и всей приказной практики бытия. Социалистическая система ленинского образца показала свою неспособность к изменению, саморегулированию и усовершенствованию. Социалистическая система могла существовать лишь в условиях неослабного сыска и ограничения прав человека.
«Демократия», которая пришла на смену большевизму в 1991 г., ничего общего с подлинной демократией не имела. Россия подверглась разгрому в интересах западного мира и спекулянтов, выжиг, всякой нечисти. Русский народ и народы-братья оказались брошенными в нищету. Нависла реальная угроза распада Российского государства и вымирания народа.
Да, да, но распад России должна подготовить Гражданская война. Нас подталкивают к междоусобной войне, дабы после взять наши земли даром. Это главное в планах наших недругов.
На смену этим двум силам (большевизму и «демократам») стал подниматься русский патриотизм — естественная реакция народа на его уничтожение и превращение в голую рабочую силу. Гордость народа за Отечество, любовь к родной земле, великая культура стали сплачивать людей.
В условиях тягчайшего кризиса, порожденного политикой лже-демократов, все четче и четче прорисовывается неизбежность нового столкновения за власть. Обнищание народа, неодолимая нужда с каждым часом приближают развязку. За спиной патриотов выстраиваются коммунисты. Победа патриотов открывает им путь к власти, тем более среди патриотов очень много людей с ленинской психологией.
Социализм и ленинизм в результате предательской и грабительской политики лжедемократов обретают как бы реабилитацию, хотя именно ленинизм привел страну к государственной катастрофе и острой необходимости смены экономического курса. Ленинская идеология, построенная на приказных, диктатурных принципах, в силу своей сущности, внутренних свойств была лишена способности к пластичным изменениям. Она вообще смотрела на любые изменения как на отступничество, что и завело ее в тупик.
Надежд на то, что большевизм учтет опыт своего 70-летнего властвования над Россией, почти нет. В умах своих приверженцев будущее страны видится ему только через ленинско-чекистские догмы. В том государстве человек по-прежнему будет безгласен перед властью партийных воротил, все его права присвоит государство; по-прежнему экономика будет чадить, обеспечивая существование по казарменному образцу.
Итак, с одной стороны теснятся «демократы», продавшие свой народ, наглые грабители и ненавистники всего российского. С другой — за спиной национального движения собираются коммунисты, которые, конечно же, неизмеримо многочисленней патриотов.
Российскому патриотическому движению нет места в будущей России. Оно неизбежно будет подавлено, подчинено большевизмом. Если это случится, России назначено новое сокрушение. Ибо никогда общество людей не может существовать на принуждении, ограничении воли, искусственных схемах. Пройдет 10, 20, 40 лет, и такое общество снова неизбежно подгниет до самых основ. Нужна принципиально новая организация жизни. Ее может дать лишь национальная идея, главное для которой — бережение народа как основной, первой силы любого национального государства.
Что касается идеи социализма, то она неизмеримо шире ленинской утопии. К сожалению, в сознании людей эта идея всегда преобразуется в ленинский убойно-принудительный социализм, доказавший свою несостоятельность.
Общество, в котором нет эксплуатации человека человеком, в котором не барыш определяет ценность жизни, покорит мир. Но для России этот тип настоящего социализма недостижим, ибо вместо него по привычной, догматизированной схеме будет возрождаться ленинизм.
Это государство имело великое будущее. Для устранения внутренних противоречий ему было назначено переболеть в начале века, не больше. Оно же было грубо сломано. С тех лет и не может найти сил для возрождения. Не может найти этих сил еще и потому, что слишком много внешних сил заинтересовано в слабости России. Россия находится под возрастающим, постоянным ударом враждебных внешних сил. Вся «вина» ее — в ее природных богатствах, почти еще не тронутых, — огромные земли от одного океана до другого…
Разве одни условия жизни делают ее тяжкой, порой непосильной ношей?