И тогда вопрос: способна ли вера преобразовать общество, не впадали ли христианские государства в худшие из зол — терзали, мучали, травили чад своих?
Тогда какой смысл в нашем обращении? Что несет вера?
Это очевидно: Божья воля — в каждом из нас. Следовательно, нужно лишь уметь прочесть ее. А ее не всегда дают прочесть, чаще всего вовсе не дают, поскольку волю Божью разом толкует множество посредников между Создателем и нами, людьми.
Посредники эти, тужась разгадать волю Всевышнего, вносят в объяснения чрезвычайно много своего. Так что мы и не можем ведать, в чем же, собственно, воля Божья.
И вообще, разве могут быть посредники между Богом и человеком? Да простит мне Создатель богохульство, это все равно что иметь посредников между женой и мужем, когда их соединяет страсть.
В чтении воли Божьей не может быть посредников. Мы звеним чужим звоном, словно пустой чугунок на плетне под ветром…
Но даже если мы читаем, познаем волю Божью, какими мы становимся, почему зло все с таким же успехом шествует по земле?..
Почти две тысячи лет люди исповедуют заповеди Христа, а в нравственном устройстве жизни не продвинулись ни на шаг.
В развитии законов люди сделали определенный шаг. Что же касается нравственного устройства жизни — в людях по-прежнему так мало добра, ласки, заботы, любви!
Что же это: лишь только ослабевает действие закона, становится возможным избежать кары — и люди уподобляются зверям. Людей людьми делает холодное, жесткое, бессердечное — законы. Без законов люди хуже чудовищ. Сними действие законов — и сообщества людей погрузятся в мрак и тьму.
За две тысячи лет человечество не сдвинулось в нравственном, совершили подвиги лишь отдельные личности.
Люди воруют, травят друг друга, подводят друг друга к самоубийствам, подвергают страданиям, боли… Ведь как просто — ничего не было бы — ни болезней, ни мук, ни нужды и гнетущей ноши жизни, — если бы не люди: именно они взваливают это на каждого. Живи люди по заповедям Христа — разом исчезли бы суд, множество болезней, нищета, предательство и надрывная ноша жизни, от которой порой хочется лечь на землю и не шевелиться, заснуть навечно.
Нет развития в нравственном, хотя люди утыкали землю сотнями тысяч храмов, завалили прилавки библиями и бессчетным множеством священных книг, крестов, икон, свечей.
Только люди источники зла. Пока они не преобразуют себя — бессмысленны любые социальные преобразования. В каждом таится зверь, и — едва жизнь даст сбой, придавит нуждой, риском гибели — все звериное выплеснется, и общество превратится в скопище антилюдей.
Жизнь делают неподъемной ношей только люди.
И наверное, есть вещий символ в том страшном деянии, которое на их совести: ведь это они, люди, предали Христа, а другие смолчали, не закрыли его собой, позволили пытать и убить.
В каждом убитом есть частичка Христа, а это никого не останавливает. Любое убийство — это покушение на Христа: каждый свят. Только тогда придем к миру и согласию: ведь каждый свят! В каждом боль и страдание разрывают мозг и сердце.
Да кто же вы, кто убивает и терзает словом, доносом, сплетней, пулей, ножом и громадой своего богатства?..
И в этом весь приговор человечеству. Не будет добрым и чистым это общество. Общество людей вообще. Нравы способны смягчаться при изобилии жизненных благ, но сие будет означать лишь только то, что зверь в человеке дремлет — не ушел, а дремлет. Доказательства такому взгляду на историю людей дают две тысячи лет христианства. Христианство — лишь прекрасная мечта. Ею и останется, как и социализм с его проповедью братства, отказа от эксплуатации человека человеком, отношением к человеку не по принципу «сколько он стоит».
Человек из двух начал: разума и животных инстинктов. Он — порождение ума, разумное существо, и в то же время он — животное со всем набором звериных побуждений (инстинкты самосохранения, размножения, эгоизм… из коих произрастает весь букет зла). В человеке вечное борение между тварью и человеком. Горе в том, что изрядное количество людей всегда стоят ближе к твари. Доказательство тому — государство. Будь иначе, государство потеряло бы смысл — зачем, кого устрашать и подавлять?..
Две тысячи лет христианства дают возможность прочесть будущее человечества с большой точностью приближения.
Человечество может существовать лишь в крепком государстве, укрощенное крепкими законами. В противном случае эти «подобия Божьи» начинают пожирать друг друга.
И чаша Октября — это первобытный шабаш зла во имя… добра, взрыв всего звериного в людях, одичание душ, отрава…
«Борьба, ожесточенная до звериной злобы».
Во имя добра убей, святотатствуй, жги, подчиняйся, верь только Ленину, учи только Ленина, откажись от себя, подави в себе все чувства, кроме преданности вождю, учению…
«Говорить правду — это мелкобуржуазный предрассудок. Ложь напротив, часто оправдывается целью» (Ленин).
То, каким делал большевизм людей, отмечали и враги. Так, 14 ноября 1940 г. Геббельс заносит свои впечатления о составе советской делегации, прибывшей в Берлин на переговоры (руководитель Молотов).
«На их лицах написан страх друг перед другом и комплекс неполноценности. Даже невинная беседа с ними почти полностью исключена. ГПУ (тогда уже НКВД. — Ю. В.) бдит! Это ужасно. В этом мире человеческая жизнь не имеет жизненной ценности».
Кризис последних лет…
Кончина Брежнева, крутой поворот Горбачева — страна аж вся накренилась…
Разве
в этакое время
слово «демократ»
набредет
какой головке дурьей?!
Чернота неизвестного.
Беда всего этого напряженного состояния страны заключается в том, что никто не думает о простых людях. И они чувствуют, что брошены.
Слова, слова, а жизнь надрывнее, и, уже нет сил жить…
Да дорожить такой жизнью?!
И вулкан обиды, боли, негодования все время готов изрыгнуться лавой народного гнева. И эта лава уже испепелит все.
Политики, которые предают народ. И народ, который несет их на своих плечах.
Речи, слова, за которыми пустота, вообще ничто.
Дома в собственность… магазины, заводы, деньги, земля, хапуги в чинах и без чинов… Воронье в большевистских и «демократических» перьях. Оборотни! И хищничество, одно нескончаемое хищничество в России и над Россией.
А народ это видит, еще пуще чувствует. Не все ведает, но чувствует: он никому не нужен, его предают, им торгуют. Оборотни!
Силу взял огромный торг. До России никому нет дела, почти никому… На торжищах — Россия! Бери, покупай, насилуй, присваивай, подкупай, предавай — никто не заступится, никто не остановит. Продают Россию!..
Разного рода спасители Отечества лозунгами всех свобод и благ прикрывают свою алчность, свой порыв к славе, должностям. Оборотни «демократии». Оборотни большевизма. Оборотни, оборотни…
А до России никому нет дела. Слева, справа — ни души, ни любви. Везде один расчет, одно честолюбие, бесстыдная игра, выгода и растоптанный, обманутый народ…
Целая страна со всеми заводами, улицами, озерами, угодьями на торгах. И спешит со всех уголков воронье…
И Россия, народ: чем бедней, проще — тем заброшенней и беззащитней, уже голая добыча и жертва больших и малых кровососов.
Рулетка, капитал, земля, барыш, биржа!..
Один грабеж, одна подлость.
И народ, обобранный, нищий, все еще ждущий добра, все еще верящий, пока верящий…
Не уберегли Россию…
Грубая сила во всех своих ипостасях незыблемо являлась важнейшей и традиционной составляющей внутренней политики России. С закреплением большевизма грубая сила становится уже центральной самодовлеющей величиной, все прочее лишь обслуживает ее, не менее грубо и топорно оправдывая всеобщность ее приложения. Уже все государственные учреждения в своей деятельности подстраиваются под практику этих отношений.
Грубая сила (убийства, принуждения, травля, насилия, ложь и подлоги) как основа государства искажает не только отношения внутри государства на уровне официальных органов, но и отношения между людьми, внося в жизнь ожесточение, черствость, безразличие и опустошающее безверие. Вся политика государства, партии и вождей в конечном итоге исходит из властвования через грубую силу.
Именно поэтому такое значение для государства приобретают карательные организации, в первую очередь ВЧК-КГБ. На данной организации — несмываемая вина в искажении сознания общества, более того — физического и морально-умственного упадка народа.
Поражает, что и поныне (1991) эта служба является в глазах народа и привлекательной и заманчивой. К примеру, при поступлении в Высшее училище КГБ на одно место претендуют пять кандидатов. В обычные высшие учебные заведения страны, особенно технические, конкурс куда меньший.
Бесконечно далеки мы от того требования-признака свободного народа, который был сформулирован Герценом почти полтора века назад: свободен лишь тот народ, который умеет ненавидеть свою политическую полицию.
Добавим: и тех, кто в ней служит.
Для России этот час не пробил. Значит, не пробил и час свободы, ибо наша воля, желания, страсти по-прежнему во власти и под контролем других сил. И мы все так же не принадлежим себе. И в любой миг опять и опять становимся игрушкой в руках других сил.
Мы потрясающе разобщены и по-прежнему терпим насилие, произвол, если они непосредственно не угрожают нам. И если мы сыты — мы глухи к произволу.
В. М. Молотов (он умер на 97-м году жизни 8 ноября 1986 г.) оставил после себя исчерпывающее толкование основных событий, политики, оценку личностей, относящихся к советскому государству от его возникновения (и даже несколько ранее) и до начала крушения сталинизма, за которым в наше время последовало и крушение самой идеи насильственного строительства новой жизни, достижения счастья через кнут, расстрелы и строго определенный свод мыслей и чувств, своего рода умственная кастрация общества во имя коммунистических идей (на данном уровне — утопических).