«Конечно, Ленин (был более суров, нежели Сталин, — это ответ Молотова на вопрос собеседника. — Ю. В.). Строгий был… Почитайте его записки Дзержинскому (это требования все большей крови. — Ю. В.)… Тамбовское восстание приказал подавить, сжигать все. Я как раз был на обсуждении. Он никакую оппозицию терпеть не стал бы, если б была такая возможность…» (Это говорил Молотов 30 июня 1976 г.)
Из этих мыслей, которые составили целый том в изложении и комментариях писателя Феликса Чуева, воссоздается вся философия и практика ленинизма.
Вячеслав Михайлович Молотов уже при основоположнике играл видную роль в партии (кандидат в члены политбюро с 1921 г.) и был, а не слыл одним из наиболее приближенных к нему деятелей, одновременно занимая пост и секретаря ЦК РКП(б). После смерти основоположника становится вторым лицом у Сталина, а после кровавых чисток — и вторым лицом в государстве.
После разгрома оппозиций на протяжении почти 20 лет он являлся самым крупным деятелем государства после Сталина. И этим сказано все.
«Я сам лично размечал районы выселения кулаков… Выселили 400 тысяч кулаков. Моя комиссия работала…» (Это говорил Молотов 11 мая 1978 г.)
Незадолго до кончины генералиссимуса (не исключено, и убийства — ведь уточнил шепотком Берия Молотову на трибуне мавзолея 1 мая 1953 г. о характере переселения Сталина в мир иной: «Я его убрал») он оказался несколько не у дел, но по-прежнему на вершине партийной иерархии. Не могло партийное чудовище, которым стало государство, обойтись без «каменной жопы», как любовно называл Молотова сам Ильич.
Возможность заглянуть в мир мыслей, чувств (судя по высказываниям и поведению, спектр этих самых чувств не отличался богатством, даже более того, отжимал на крайнюю скудость — и это не выдумка, почитайте сами эти не то воспоминания, не то указания), идей этого выдающегося коммуниста (у него был билет № 5, у Сталина — № 2), предоставленная стараниями Чуева на протяжении 17 лет (он записал 140 бесед с ним), производит впечатление.
Из отношения Молотова к миру вне социализма и самому социализму прежде всего бросается в глаза абсолютная схематизация мира Лениным и ленинцами, то есть коммунистами. В этом пространстве нет человека, да и не может быть, — здесь господствуют линии, оси, пунктиры, фигуры. Это бездушный мир доктринеров.
Поражает их испепеляющая уверенность в праве распоряжаться судьбами людей, мира, человечества — ни на мгновение у них не возникают сомнения в подобном праве.
«Венгры? Мещане они глубокие, мещане…»
«Поляки тогда были еще хуже, чем сейчас…»
«Да, Аляску неплохо бы вернуть… Еще время, по-моему, не пришло таким задачам…» (Это из разных бесед Молотова.)
И сами они: жестокость, вымороженность человеческих чувств.
Из каждой строчки, каждой мысли выпирает классовый критерий подхода ко всему в обществе, деление на «красных» и «некрасных» — отсюда и моральная, правовая оценки: жить или не жить вот этому человеку, людям, государству. Это ограниченное представление о мире неизбежно приводит и к убогости восприятия всего окружающего, потрясающего сужения его до примитивных инстинктов «наш», «не наш» и безграничной уверенности в правоте лить кровь — вообще лить. Им, в их пространстве, не нужна и сама культура. Это настоящее царство нелюдей. Книга Чуева вдруг вываливает перед нами вождей в исподнем: такие, какие они есть. И это вызывает отвращение: кто же правил Россией? Получается, власть над ней захватила группа ограниченных маньяков, верящих только в свою утопию и готовых ради нее на любые злодейства, что они с успехом и творили многие десятилетия, и не без успеха творят и поныне, изрядно перекосив сознание народа.
Что характерно, что так и сквозит из существа Молотова, а следовательно, и советской власти — держится у них все на чекистах и терроре. И это как бы само собой разумеется.
«Нет, я никогда не считал Берию главным ответственным, а считал всегда ответственным главным Сталина[138] и нас, которые одобряли, которые были активными, а я все время был активным, стоял за принятие мер.
Никогда не жалел и никогда не пожалею, что действовали очень круто». (Это говорил Молотов 1 ноября 1977 г.)
Это не просто воспоминания — это лозунги. И устремлены они в будущее. Для тех, кто готов принять карательную миссию смирения народа, приведения его к единомыслию и солдатской подчиненности вождям партии…
Всё дают на утверждение, подбирают кандидатов на все посты (то есть фактически определяют управление в государстве соответствующим подбором кадров), убирают соперников, просто людей — чекисты. Тут без мускулов террора не обходятся ни на мгновение. Как это у Молотова: «У Сталина все мускулы были натянуты» — в этом Россия и мир имели возможность убедиться. До сих пор всё стараются натянуть старые испревшие мышцы насилия, да вот нет подходящего Сталина и народ не тот, нет единомыслия, разложился помаленьку. Однако мускулы все же тренируют — а вдруг!..
Из книги откровений Молотова во весь размах предстает вся людоедская сущность ленинизма.
Мне за мою, более чем полувековую, жизнь не приходилось встречаться с такой убежденностью в праве убивать и вправлять жизнь в заданные формы, кроме как в гитлеровской не то книге, не то инструкции — «Майн кампф».
«…Крупская говорила Ленину:
„Ты ведь не знаешь, как хлеб растет, ты видишь, как он булками на стол поступает, и думаешь, что он таким и родится!“» (Это рассказывал Молотов 16 июля 1978 г.)
Это не 140 бесед с одним из руководителей советского государства, ближайшим сотрудником Ленина — это гимн насилию, гимн насильникам, это отрицание права на жизнь кому-либо и чему-либо, кроме ленинизма и их, ленинцев, это полное и всестороннее вырождение их в партию погромщиков.
Вы только вдумайтесь в слова Ленина (в августе 1920-го он пишет заместителю Троцкого по РВС Республики Эфроиму Склян-скому, советуя заслать в Латвию и Эстонию под видом «зеленых» красные отряды): там «перевешать кулаков, попов и помещиков… Премия — 100 рублей за повешенного».
Вождь мудро предлагает все содеянное свалить после на «зеленых», к которым-де Москва отношения не имеет.
«Премия —100 рублей за повешенного» — это венец людоедской философии, это слова не государственного деятеля, а скорее босса мафии, убежденного насильника. И плата-то: 100 рублей — по тому курсу как раз на бутылку водки. В сознание сразу вместить такое непросто.
Читая многие десятки страниц, поневоле забываешься и начинаешь думать, будто находишься не в XX веке, а в античных империях Дария, Ксеркса или великих монгольских завоевателей. Оторвать область, присоединить область, сослать народ, помиловать человека, пытать человека, отшвырнуть человека… — это сквозит из каждой мысли, это — на каждой странице. Почти как у Геринга: когда я слышу слово «совесть», то хватаюсь за пистолет. Был такой…
Лучше бы этой книге не появляться. Она лишает последних иллюзий, не оставляя за ленинизмом уже ничего, кроме студня из крови и самоуверенной тупости. И это прочили в судьбы человечеству!
Дон-Аминадо набрасывает убийственный портрет Молотова.
Лобик из Ламброзо,
Галстучек-кашне,
Морда водовоза,
А на ней пенсне.
Молотов был единственным в советском правительстве, кто с начала 20-х годов и до самой кончины носил галстук. А Ламброзо? Итальянский ученый-криминалист — автор теории о заложенности преступных наклонностей в зависимости от строения черепа…
Им, верным последователям Ленина, мало тюрем. И в 1950 г. по указанию Маленкова в Москве открывается особая тюрьма, секретность которой делала ее неизвестной аж до самых последних дней. В этой тюрьме следственные дела вели работники аппарата ЦК КПСС со Старой площади, истязая людей и часто без суда убивая.
Это они, ленинцы, обстреливали в 1920 г. химическими снарядами Бухару, а затем бросили на разграбление и насилие красным войскам. Даешь социализм и слава Ленину!
Это они из пушек усмиряли крестьянское восстание Антонова в Тамбове — такого на Руси не было со времен Ивана Грозного, чтоб из пушек да по своим же деревням.
И до последних дней продолжают свои операции, но тайно. Вся страна, как зловредной сыпью, изрыта изуверствами террора и бессмысленной национальной резни — это секретное, черное дело, но кровь ручейком сочится в их логова, под колеса их черных лимузинов.
Они вцепились зубами в кресла, телефоны правительственной связи, выставили заслон в миллион чекистов — и твердят о демократических выборах и любви к народу.
Да не народ вы любите, а свои льготы, пайки («корыто»), дома отдыха, дачи, валюту, кремлевские палаты больниц, которые своим горбом добывает вам народ.
Это в беседе с Молотовым (и уж не так давно) бывший Главный маршал авиации Голованов скажет: «…если не будет второй сталинской руки, никакого коммунизма мы не построим».
Это вы, оказывается, строили коммунизм — нищие деревни, бараки, лагеря, тюрьмы, все это командно-расписанное убожество жизни? Да разве жизни?.. Существования по милости партии.
Ваш идол — сила. Вы дорогу к «коммунизму» иначе как через плеть и лагеря и вообразить неспособны. И как же вам хочется еще разок попробовать!
Идея социалистического устройства жизни никогда не покинет людей, но теперь история будет пробовать другие пути. Насилие и кровь уже поставили огромный народ на предел бытия. Человечество найдет иной путь к справедливому устройству общества. Оно жестоко ошиблось, рухнуло в безверие, чтобы снова обратиться к социализму — обществу, в котором не барыш будет определять стоимость каждого из нас. Люди найдут способ обуздать алчность и жить без господ и слуг.
Положить рядом и сравнить две книги: исповедь члена политбюро и секретаря ЦК РКП(б) Молотова в 140 беседах, изложенных писателем Чуевым, и автобиографию члена политбюро, наркома иностранных дел, наркомвоенмора Троцкого «Моя жизнь» — и не может не броситься в глаза стремление Молотова и Троцкого доказать прежде всего свою близость к Ленину. Обоим страсть как хочется, чтоб зарево от ленинского нимба попадало и на них, вмещались и они в пространство святого зарева. От этого и весь заворот книг, все рассуждения и перечет